На кухне было тихо, только дрова потрескивали в печи. Мы молча пили чай, и каждая из нас думала о своем. На подоконнике разлегся Коловерша и тихонько посапывал. Сегодня был тяжелый день для бесенка. Около печки на правах хозяина развалился Прошка и дремал.
— Ну что, девки, чай попили? — спросила я, вставая со своего места.
— Угу, — кивнула Елена и посмотрела на меня осоловелыми глазами.
— Отлично, а теперь все шагом марш в баню, смывать пот трудового магического дня, — скомандовала я.
— Ой, Агнетка, я домой тогда отправлюсь. Я сама по-своему с себя всё сниму, — бабушка Матрена замахала на меня руками. — Да я уже половину грязи с себя дымом да огнем выкурила.
— Не отлынивай, Матрёна Батьковна, — сказала я строго. — Веник дубовый свежий припасён. Да и пара кружек чая — это не очистка, это только промывка труб. Надо всё основательно, с косточками. Да и твоя трубка не снимет всего, что мы сегодня нацепляли. К тому же у меня уже всё готово, детки постарались. Когда ты ещё в бане попаришься?
Старуха вздохнула преувеличенно тяжко, но встала, костлявыми пальцами поправляя на себе свои модные штанцы.
— Ну, коли дубовый…
Елена смотрела на нас с лёгким испугом и недоумением. Её городское сознание явно с трудом переваривало цепочку «магическая битва — чай с травами — баня». Я ей подмигнула:
— Не бойся, красавица. Не паром, так потом, а выходить отсюда чистой надо. И телом, и душой. Это не просто мытьё, и для тебя особенно важно — порчу снимали, следы остались. Их паром да веником выбивать надо, да особым заговором.
Достала из шкафчика всё необходимое для бани: полотенца, чистое бельё, халаты.
— Мне не надо, — махнула на меня рукой бабка Матрена. — У меня всё своё с собой всегда имеется. Коловерша! — скомандовала она.
Тут же на диване появился махровый халат, большое полотенце, мочалка, гель для душа и даже купальная шапочка. Рядом возник берёзовый веник.
Елена смотрела на это волшебство с изумлением, но так и не решилась ничего сказать.
Мы, трое женщин, вышли из летней кухни. Дождь уже перестал идти, но с крыш и голых веток капало. Воздух был промытым, холодным и пряным от запаха мокрой земли, коры и талого снега.
В печке бани потрескивали дрова — Катя со Славкой, как я и думала, постарались. В предбаннике пахло берёзовым веником, дымком и сушёной мятой. Мы разделись молча. Елена стеснялась, прятала взгляд, но её тело было хрупким, почти девичьим, с нелепыми синяками и царапинами, оставленными сегодняшними событиями. Матрёна же, несмотря на возраст, разделась с древней, простой грацией. Её тело было сухим, жилистым, покрытым картой морщин и старых шрамов — словно дуб, прошедший через множество бурь.
В самой бане было уже жарко. Камни в печи-каменке раскалились докрасна. Я плеснула на камни ковш воды с настоем полыни и пихты. Шипение оглушило на секунду, а потом пар — густой, ароматный, обжигающий — заполнил пространство, скрыв наши лица.
— Садись, не бойся, привыкай, — сказала я Елене, направляя её на нижнюю полку. — Первый заход лёгкий.
Мы молча прогревались. Пот постепенно начинал выступать, смывая напряжение, боль, остатки адреналина. Тишину нарушало только потрескивание поленьев и наше дыхание.
— Ну-ка, поворачивайся и ложись, — приказала Матрёна Елене, когда та немного освоилась. — Спиной ко мне.
Она взяла замоченный дубовый веник и начала похлёстывать девушке по спине, не сильно, но методично — от шеи к пяткам. Не просто парить, а как будто выбивая, выгоняя что-то. Глаза у старухи были прищурены, губы шептали что-то невнятное. Да я особо и не прислушивалась.
— Вот так, так… Вся грязь, вся чужая воля, вся наведённая немочь — выходи. Землёй уйди, водой смойся, огнём сгори, паром унесись… Ни тебе хвори, ни тоски, ни лихой привязки…
Елена сначала вздрагивала от каждого прикосновения, но потом расслабилась, её тело обмякло. Казалось, вместе с потом из неё выходила тёмная, липкая усталость, страх, который въелся в кости. После веника Матрёна растёрла ей спину и плечи горсткой крупной соли, смешанной с мёдом, а затем смыла всё чистой водой.
Потом настал мой черёд. Старуха поработала и надо мной с тем же старанием, будто выколачивая старый ковёр. Под ударами веника напряжение с мышц, наконец, отпустило. Мыслей в голове не оставалось, только жар, пар и ритмичный стук собственного сердца.
Когда мы, пропаренные, розовые и безвольные, вышли в предбанник и завернулись в простыни, пили тёплый чай, Елена вдруг тихо сказала:
— Я как будто заново родилась. Или кожу с себя старую сняла.
— Так и есть, милая, — кивнула Матрёна, вытирая мокрое лицо. — Вот для этого всё и затевалось. Теперь ты своя. Чистая. Их метка с тебя снята, связь порвана. Им теперь тебя не найти, не потянуть, как куклу за нитку. Если, конечно, сама не полезешь к ним на рожон.
— Не полезу, — твёрдо пообещала Елена.
Вернулись в летнюю кухню тихие, умиротворённые. Ещё выпили по кружке чая с пряниками.
— Ну, все, милые, помчалась я домой, — поднялась со своего места Матрена. — Поздно уже, разморило меня. Давно я в бане не парилась так хорошо.
Я проводила Матрену до калитки. За её спиной, забравшись в капюшон её куртки, уютно сопел Коловерша. Вечер был глухим и звёздным.
— Смотри там, — сказала старуха, уже за порогом, обернувшись. — Глаз да глаз за этой девицей. И по сторонам поглядывай. Лариса эта та ещё штучка.
— Знаю, — кивнула я. — Спасибо, Матрена. Без тебя бы не справились.
— Да ладно тебе, — буркнула она, махнув рукой. — Сама бы управилась. Ну, давай, здорова будь. Покедова, погнала я до дому.
Она завела свой мотоцикл, немного для порядка погазовала и умчалась в вечерние сумерки. Я щёлкнула щеколдой и вернулась в дом.
Перепечатка и копирование глав, растаскивание по сети запрещено автором и законом об авторском праве.
В летней кухне было тихо и уютно. Елена, укутавшись в плед, дремала в углу дивана. Прошка, свернувшись у печки, одним приоткрытым глазом наблюдал за происходящим.
— Давай, милая, ложись спать нормально, — сказала я, чуть тронув за плечо Елену. — Сейчас я тебе всё постелю тут.
Она пересела на стул и, подперев щеку рукой, прикрыла глаза. Я быстро застелила диван и отвела её спать. Прошка ловко запрыгнул на спинку дивана и улёгся калачиком — на свой лад присматривать за новой жиличкой.
— Спи. Тебя никто не потревожит. Стены здесь крепкие, а за окном — моя земля.
Я погасила свет и направилась в большой дом. Там меня уже ждала моя любимая семья. Катя со Славкой болтали на кухне.
— Ребятки, я спать, сил нет, — заглянула я к ним. — Благодарю за всё.
— Мама Агнета, а у нас в летней кухне опять кто-то ночует? — спросил Слава.
— Опять, — вздохнула я устало.
— Иди, мамулька, отдыхай, — сказала мне Катя. — Мы сами тут разберёмся. Дядя Саша тоже уже спать лёг.
— Замечательно, — кивнула я.
Прошла по тёмному коридору в свою спальню. На прикроватной тумбочке светился ночник — Саша уже лёг, но оставил мне тусклый свет. Я скользнула под одеяло.
— Всё уладилось там? — спросил он сонным голосом, не открывая глаз.
— Пока да, — ответила я, уткнувшись носом в его спину. — Но это только начало. Завтра надо к Матрёне и Николаю.
— М-м-м, — пробормотал он и обнял меня за талию. — Разберёмся. Спи.
Я закрыла глаза, стараясь отогнать тревожные мысли. В какой-то момент я просто провалилась в сон, так и не проанализировав сегодняшний день и не позвонив Николаю.
Автор Потапова Евгения