— Ну что ты делаешь, Ритка? — голос свекрови прозвучал так, будто я подмешивала в суп битое стекло. — Разве так готовят суп? Надо зажарку делать, морковку с лучком на маслице до золотистого цвета доводить, чтобы жиринка плавала! А ты что? Кинула всё сырым… Ну что за недотёпа попалась моему сыночку?!
Я вздохнула, стараясь, чтобы это не выглядело слишком демонстративно. За полгода замужества я уже привыкла получать подобные поучения. Это началось буквально во второй день, как мы с Игорем перевезли мои вещи в его квартиру. Сначала я списывала это на её беспокойство, потом — на привычку командовать, но со временем поняла: это просто её способ существования.
Но я не сдаюсь. У меня характер мирный, «акварельный», как говорит моя мама. Не люблю ни с кем ссориться, напротив, всегда пытаюсь найти общий язык даже с самыми тяжёлыми людьми. Я искренне верила, что если улыбаться подольше и предлагать чай почаще, то ледяная стена между нами растает. Но Анна Петровна была «крепким орешком».
Она прошла к столу, отодвинула мой аккуратно нарезанный сельдерей и брезгливо поморщилась.
— Вода водой, — резюмировала она. — Игорь у меня с детства привык к наваристым щам. Чтобы ложка стояла! А от твоих диет у него скоро ноги подкашиваться начнут.
Я промолчала, помешивая варево. Но свекровь не собиралась останавливаться. Её внимание переключилось на открытую дверь ванной, где на сушилке висели свежевыстиранные рубашки Игоря.
— Опять ты вещи постирала с этой химией? — не унималась Анна Петровна, направляясь в коридор. Она схватила манжету рукава и демонстративно принюхалась. — Ты что, ребёнка моего затравить решила? Пахнет как в парфюмерной лавке у вокзала!
Я вытерла руки о фартук и вышла вслед за ней.
— Да нет же, мама, — попыталась я защищаться. — Вы посмотрите: на этом геле для стирки написано — «эко». Это значит, он из натуральных продуктов, гипоаллергенный. Там даже отдушки почти нет, это запах чистого хлопка.
Свекровь обернулась ко мне, прищурив свои и без того узкие глаза. В её взгляде читалось искреннее сострадание к моей «глупости».
— Ишь ты, спорит ещё со мной! «Эко» у неё… Ты больше верь тому, что написано. На заборе тоже много чего написано, — она махнула рукой в сторону окна. — В наше время хозяйственное мыло на тёрке тёрли и кипятили. Вот это была чистота! А вы всё за красивыми фантиками гонитесь, а потом удивляетесь, откуда аллергия да болячки.
Я больше не спорила. Смысла не было. Но жить в таких тисках, когда каждый твой шаг оценивается по шкале «правильно» и «как у нормальных людей», становилось всё труднее. Каждая новая претензия свекрови была хуже и безумнее предыдущих. Казалось, она соревнуется сама с собой в искусстве укола.
Особенно тяжело было по четвергам. У нас с Игорем сложилась своя маленькая традиция. Мы решили, что один день в неделю будем давать организму отдых. Никакого мяса, никакой тяжелой рыбы — только лёгкие овощные блюда, смузи или, в крайнем случае, грибы. Игорь сам предложил это, и ему действительно стало легче: пропала вечная вечерняя тяжесть, он стал лучше спать.
Но угораздило же Анну Петровну припереться именно в четверг.
— Рит, ну когда ты уже поймёшь, что нельзя мужика этой травой кормить! — выдала она, заглядывая в мой салатник. — Мужик ведь, он же не козёл! Ему мясо надо. Кусок говядины, или хотя бы свининки хорошей, с прослойкой. А ты ему сено подсовываешь.
— Мама, Игорь сам этого хотел, — мягко вставила я, накрывая стол. — Это полезно.
— Полезно? — она всплеснула руками. — Полезно — это когда силы есть работать и дом содержать! А от твоих листьев у него скоро только глаза светиться будут, как у привидения. Игорь! Игорёша!
Муж вышел из комнаты, виновато поглядывая на меня.
— Мам, ну чего ты шумишь? — Игорь попытался обнять её за плечи, но она ловко вывернулась.
— Да как тут не шуметь! Смотрю я на твой рацион и сердце кровью обливается. То ли дело Лизка была! — эти слова упали в тишину кухни, как тяжёлые камни.
Я замерла с вилкой в руке. Лизка — бывшая жена Игоря. За то время, что мы были вместе, я ни разу не донимала его расспросами о прошлом. «Разошлись и разошлись», — думала я. Мало ли что бывает в отношениях, зачем копаться в старых ранах? Но Анна Петровна затронула эту тему впервые так открыто.
— Ох, Лизка… — свекровь присела на табурет, и её лицо на мгновение смягчилось, взгляд стал туманным, ностальгическим. — Как она жаркое готовила! Весь подъезд с ума сходил от аромата. Горшочки из духовки достанет — а там мясо нежное, в соусе, само во рту тает. А котлеты какие у неё сочные получались! Я её сама учила, и она всё впитывала, как губка. Никогда не спорила, всегда слушала, что старшие говорят. Золотая девочка была в плане хозяйства.
Я слушала молча, держа себя в руках. Внутри меня боролись два чувства. Первое — ревность, ведь всегда неприятно, когда тебя сравнивают с «бывшей», да ещё и не в твою пользу. А второе — неожиданно возникшее чувство глубокого уважения к этой мифической Лизке.
Если эта женщина смогла завоевать признание Анны Петровны, если она удостоилась таких тёплых слов от этой «стальной леди», значит, она была либо святой, либо гениальным стратегом. Добиться от моей свекрови фразы «золотая девочка» — это всё равно что получить Нобелевскую премию мира.
Я представила себе эту Лизку: как она стоит у той же плиты, выбивает фарш под строгим надзором, бесконечно кипятит хозяйственное мыло и ни разу не возражает против «зажарки». Сколько же терпения и душевных сил должно было быть у этого человека?
— Да, — тихо сказала я, глядя на свекровь. — Судя по вашим рассказам, Елизавета была удивительной женщиной. Мне бы очень хотелось пожать ей руку.
(вторая часть , но в нашем телеграм канале главы публикуются раньше)