Елена смотрела на лужу, растекающуюся по ламинату, и думала: когда именно она превратилась в прислугу?
Вода переливалась через край кошачьей миски уже минуту. Кот Пушок отошёл в сторону и с укоризной глядел на хозяйку. Но Елена не могла пошевелиться — она смотрела на Вадима.
Тот полулежал на кухонном уголке, уткнувшись в телефон, и не замечал ничего вокруг.
— Вадик, у Пушка вода через край льётся, — тихо сказала она.
Вадим, не отрывая глаз от экрана, лениво поджал ноги.
— Ну так вытри, Лен. Ты же видишь, я занят. Отвечаю на важный комментарий. Там один идиот опять неправ в интернете.
Елена молча бросила тряпку на лужу. В груди привычно кольнуло — не от боли, а от какого-то тупого, тяжёлого раздражения. Она вдруг отчётливо увидела себя со стороны: взрослая женщина, начальник отдела логистики, в собственном доме превращается в безмолвную тень, чья единственная задача — вовремя подтирать, подавать и не отсвечивать.
— И кстати, — добавил Вадим, наконец соизволив взглянуть на неё. — У нас сыр закончился. Я утром хотел бутерброд сделать, а там пусто. Ты же знаешь, я без сыра завтракать не могу.
— Я вчера пришла в девять вечера, Вадик. Ты был дома с пяти. Магазин в соседнем доме.
— Ой, началось, — он закатил глаза, словно она сморозила несусветную глупость. — Лен, ну ты же хозяйка. Я в этих ваших полках вечно теряюсь, куплю что-нибудь не то, потом сама же пилить будешь. И вообще, я вчера устал. У меня творческий кризис был.
А ведь два года назад всё выглядело иначе.
Елена тогда только развелась с первым мужем — человеком надёжным, но скучным, как инструкция к холодильнику. Двадцать лет совместной жизни, и ни одного воспоминания, от которого бы ёкнуло сердце. Ей хотелось праздника, лёгкости, полёта. И тут появился Вадим.
Они познакомились в санатории, где Елена лечила нервы после развода, а Вадим, как он выражался, «искал вдохновение». Он был художником-оформителем, но работал редко, предпочитая свободный полёт.
— Ты удивительная, — говорил он ей тогда, гуляя по аллеям парка. — В тебе столько скрытой силы, но ты её тратишь на ерунду. Тебе нужен тот, кто раскроет твою душу.
Он читал ей стихи — не свои, конечно, но с таким выражением, будто только что их сочинил. Он не умел менять лампочки («Ленусь, это проза жизни, я боюсь, током ударит, руки-то у меня для кисти созданы»), но зато так красиво рассуждал о вечном, что Елена таяла. Ей, привыкшей всё тащить на себе, вдруг показалось, что эта его беспомощность — признак тонкой душевной организации.
«Ничего, — думала она. — Зато с ним интересно. Зато он живой».
Переезд случился через три месяца. Вадим приехал к ней с одним чемоданом, в котором половину места занимали скетчбуки и краски, а вторую — коллекция виниловых пластинок.
— Я человек неприхотливый, — заявил он с порога, оглядывая её трёхкомнатную квартиру. — Мне главное, чтобы был угол для творчества и любимая женщина рядом.
Первый звоночек прозвенел через неделю.
Елена вернулась с работы с тяжёлыми сумками. Лифт не работал, она тащила всё на седьмой этаж. Зашла, запыхавшись, надеясь, что Вадим хотя бы чайник поставил.
В квартире было темно, только из комнаты доносились звуки компьютерной игры.
— Вадик, я пришла! — крикнула она.
— А? — отозвался он. — Слушай, Лен, там интернет что-то глючит. Позвони провайдеру, а? Я не могу дозвониться, там робот отвечает, меня это выводит из себя.
— А ужин? Ты ел?
— Нет, тебя ждал. Я думал, ты что-то вкусненькое принесёшь. Котлеток там или мяса запечёшь. Я весь день на йогурте.
Елена тогда промолчала. Приготовила, накормила, позвонила провайдеру. Вадим благодарно чмокнул её в щёку и ушёл «доигрывать уровень», потому что «надо же как-то стресс снимать».
Дальше — больше. Быт начал затягивать Елену, как болото, а Вадим в этом болоте чувствовал себя прекрасно, словно редкая водоплавающая птица.
Ситуация с мусором стала легендарной.
— Вадик, захвати пакет, ты же идёшь к машине, — просила она утром.
— Лен, ну я же в чистом! — искренне возмущался он. — А вдруг он протечёт? А вдруг я испачкаюсь? И вообще, это как-то... неэстетично. Мужчина с мусорным ведром — это моветон.
Елена сначала смеялась, думала, шутит. Потом поняла — не шутит. Для Вадима существовали «мужские дела» (которых в городской квартире почему-то не находилось) и «всё остальное», что автоматически становилось женским.
Однажды она попросила его оплатить счета за квартиру через приложение. Деньги перевела ему на карту — двенадцать тысяч.
Через месяц обнаружила в почтовом ящике долговую квитанцию.
— Вадим! Ты не оплатил коммуналку?
— Ой, — он хлопнул себя по лбу. — Ленка, прости. Я забыл. Там как раз акция была в магазине, я себе наушники купил новые, профессиональные. Думал, с зарплаты докину и оплачу, а потом вылетело из головы. Ну чего ты кричишь? Подумаешь, месяц просрочки. Не выселят же.
Елену трясло не от суммы долга, а от того, с какой лёгкостью он распорядился её деньгами.
— Это были деньги на квартиру, Вадим. Мои деньги.
— Ну ты же не будешь ругаться из-за бумажек? — он сделал обиженное лицо, как у ребёнка, которому не дали конфету. — Я же для работы купил. Чтобы тебя не отвлекать звуками. Я о тебе заботился!
Через полгода в гости пожаловала мать Вадима, Антонина Сергеевна. Женщина грузная, шумная и бесконечно обожающая своего «мальчика».
Она вошла в квартиру как ревизор. Провела пальцем по полке в прихожей, неодобрительно хмыкнула на обувь Елены.
— Вадичек, ты похудел, — заявила она вместо приветствия, щупая сына за бока. — Тебя что, совсем не кормят?
— Мам, ну скажи ей, — тут же подхватил Вадим, превращаясь из сорокадвухлетнего мужчины в пятилетнего жалобщика. — Лена всё время на работе, готовит редко. Я на полуфабрикатах сижу. Желудок уже болит.
Елена, которая вставала в шесть утра, чтобы приготовить свежее перед работой, чуть не поперхнулась чаем.
— Антонина Сергеевна, у Вадима трёхразовое питание, — стараясь держать лицо, сказала она.
— Ну не знаю, милочка, — мать Вадима поджала губы. — Мужчине нужно мясо. Нормальное, домашнее. А не эти ваши современные... суши. И кстати, почему у Вадика рубашка не глажена?
— У Вадика есть руки, — не выдержала Елена.
В кухне повисла тишина. Антонина Сергеевна медленно повернулась к сыну.
— Ты слышал? Она тебя попрекает. Я тебя растила не для того, чтобы ты у женщины в прислугах ходил. Мужчина должен творить, созидать, а быт — это удел женщины. Если она тебя не ценит, зачем такая жизнь?
Вадим сидел, опустив глаза, и ковырял вилкой в тарелке. Защищать Елену он не стал.
Последней каплей стал день рождения Елены.
Она не планировала ничего грандиозного, просто хотела посидеть вдвоём. За неделю намекнула Вадиму, что хочет в подарок сертификат в спа-салон. Недорогой, тысяч за пять, просто чтобы отдохнуть.
Утром в день рождения она проснулась от тишины. Вадима рядом не было. На кухне на столе стояла грязная чашка и записка: «Убежал по делам, буду поздно. С днём рождения, любимая! Подарок вечером».
Весь день на работе Елена принимала поздравления, улыбалась, а внутри росло напряжение. Вечером она примчалась домой, приготовила ужин, накрыла стол.
Вадим пришёл в десять.
— Уф, устал как собака, — он плюхнулся на стул, даже не разувшись.
— Привет, — тихо сказала Елена.
— О, едой пахнет! Давай мечи на стол.
— Вадик, а ты ничего не забыл?
— А что? — он искренне удивился, жуя кусок хлеба.
— Сегодня двадцать пятое.
Он замер. В глазах мелькнула паника, которую он тут же попытался прикрыть нападением.
— Лен, ну ты чего, обиделась? Я помню! Просто... понимаешь, я готовил тебе сюрприз, но он... не получился. Я хотел нарисовать твой портрет, но вдохновение ушло. А покупать какую-то банальщину — это не про нас. Мы же выше этого.
Елена смотрела на него и видела пустоту. Не было никакого портрета. Не было никаких дел. Он просто забыл. Ему было всё равно.
— А где ты был весь день?
— У Витьки. Мы обсуждали стартап. Он предлагает тему с дизайном футболок.
— У безработного Витьки? Который живёт с мамой в сорок пять лет?
— Не начинай, — поморщился Вадим. — Ты вечно всё приземляешь. Кстати, займи пять тысяч до вторника? Мы там скидываемся на материалы.
В эту ночь Елена не спала.
Она лежала и слушала, как храпит Вадим, раскинувшись звездой на три четверти кровати. И вдруг поняла простую вещь: она для него не женщина, не любимая и даже не друг. Она — функция. Удобный диван, на котором можно лежать. Банкомат, который выдаёт деньги. Мультиварка, которая варит еду. И робот-пылесос, который убирает за ним.
Он не инфантильный. Он просто очень удобно устроился. Он — паразит.
А она? Кто она? Хозяйка, которая завела себе капризного питомца и боится признаться, что он гадит в тапки не потому, что глупый, а потому что ему так нравится.
Утром она встала раньше обычного. Вадим спал, занимая почти всю кровать.
Елена достала из кладовки его чемодан. Тот самый, с которым он приехал два года назад.
Сложила вещи. Скетчбуки (чистые, за два года ни одного рисунка), краски (засохшие), одежду (постиранную и выглаженную ею). Пластинки.
Выставила чемодан в коридор.
Сварила кофе. Себе.
Села на кухне и стала ждать.
Вадим вышел через час, зевая и почёсываясь.
— О, кофеёк? Налей и мне.
— Кофе в банке, — спокойно ответила Елена.
— В смысле? — он застыл. — Тебе сложно кнопку нажать?
— Вадим, посмотри в коридор.
Он прошлёпал в прихожую. Вернулся с вытаращенными глазами.
— Лен, ты чего? Уезжаешь? В командировку? А почему мои вещи там?
— Не я уезжаю. Ты уезжаешь.
— Куда? — растерянно спросил он.
— Домой. К маме. К Витьке. Куда хочешь.
— Ты что, шутишь? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Из-за вчерашнего? Ну прости, я куплю тебе этот дурацкий сертификат! Истеричка.
— Дело не в сертификате, Вадим. Дело в том, что я устала тебя усыновлять. Я хотела мужа, а получила великовозрастного ребёнка. Я больше не хочу быть твоей мамочкой.
— Да ты без меня загнёшься со скуки! — закричал он, поняв, что это не шутка. — Кому ты нужна в свои сорок восемь? У тебя же кроме работы и кухни ничего нет! Я вносил в твою жизнь краски! Я творческая личность!
— Твои краски засохли, Вадим. Как и мои чувства. Уходи. Ключи оставь на тумбочке.
Он кричал ещё минут десять. Обвинял её в меркантильности, в приземлённости, в том, что она «убила в нём художника». Грозился, что она приползёт к нему на коленях.
Елена молча пила кофе и смотрела в окно. Ей было всё равно.
Когда дверь за ним захлопнулась, в квартире стало оглушительно тихо.
Елена подошла к двери. Заперла на верхний замок. Потом на нижний. Подумала — и накинула цепочку.
Вернулась на кухню. Кот Пушок сидел у своей миски и вопросительно мяукал.
— Сейчас, мой хороший, — сказала Елена. — Сейчас дам свежей водички. И вкусненького.
Она налила коту воды, положила корма. Потом открыла окно. В кухню ворвался свежий морозный воздух.
На душе было пусто, но это была не та пустота, что остаётся после грабежа, а та, что бывает в чисто убранной комнате перед тем, как расставить новую мебель.
Вечером позвонила Антонина Сергеевна.
— Лена, что происходит? Вадик приехал с вещами, говорит, ты его выгнала! Как ты могла? У него тонкая душевная организация!
— Антонина Сергеевна, — перебила её Елена. — Вадиму сорок два года. Пусть его организацию теперь обслуживает кто-нибудь другой. Всего доброго.
И заблокировала номер.
Прошло полгода.
Елена шла с работы пешком, наслаждаясь весенним вечером. Она купила себе абонемент в бассейн, начала учить итальянский — просто так, для себя — и наконец сделала ремонт в ванной, который Вадим два года обещал начать.
У подъезда она увидела знакомую фигуру.
Вадим стоял с букетом пожухлых тюльпанов. Выглядел он помятым, рубашка — явно стиранная мамой, но давно не глаженная — выбивалась из брюк.
— Ленусь, привет! — он бросился к ней, пытаясь изобразить прежнюю лёгкость. — А я тут мимо проходил, дай, думаю, зайду. Как ты? Скучаешь?
Елена остановилась. Посмотрела на него. И удивилась сама себе: ни злости, ни обиды, ни жалости. Ничего. Как будто увидела старого знакомого, с которым когда-то давно ехала в одном купе поезда.
— Привет, Вадим. Не скучаю.
— Да ладно тебе, — он попытался взять её за руку. — Я всё осознал. Мать запилила совсем, Витька долг требует... В смысле, я понял, что был неправ. Ты была моим якорем, моей музой. Давай попробуем сначала? Я даже на работу устроился, охранником в супермаркет. Сутки через трое, времени для творчества много!
Он говорил и говорил, а Елена смотрела на его ботинки. Грязные. Как и два года назад.
— Вадим, — перебила она его поток красноречия. — Нет.
— Что нет?
— Всё нет. Не попробуем. Не хочу.
— Но почему? — он искренне не понимал. — Я же изменился! Я работаю!
— Потому что мне хорошо одной, Вадим. Лучше, чем с тобой. Извини, мне пора. У меня кот не кормлен.
Она обошла его и открыла дверь подъезда.
— Ленка, ты пожалеешь! — крикнул он ей в спину. — Ты будешь старой одинокой тёткой с котами!
Елена улыбнулась.
— Лучше с котами, Вадим. Они хотя бы гадят только в лоток, а не в душу.
Дверь закрылась, отрезая её от прошлого. Она вызвала лифт, глянула на себя в зеркало. В глазах светился покой.
Дома она насыпала Пушку корма, налила себе чаю и включила итальянскую комедию.
Она была дома. Она была свободна. И это было лучшее чувство на свете.
Вадим ещё пару раз пытался писать ей в социальных сетях с фейковых аккаунтов, рассказывая, как он страдает и какой шедевр пишет в её честь. Елена не читала — сразу отправляла в блокировку. А потом узнала от общих знакомых, что он нашёл себе новую «музу» — женщину на десять лет старше, у которой свой дом в пригороде. Говорят, она очень любит искусство и терпеть не может выносить мусор.
Каждому своё.