За окном густо валил пушистый, почти кинематографический снег, укрывая сугробами припаркованные машины и детскую площадку. В окнах дома напротив мигали разноцветные гирлянды, создавая ощущение волшебства и уюта. Но на кухне у Полины никакой магии не чувствовалось. Здесь царила душная атмосфера, пропитанная запахом вареной свеклы, жареного лука и нарастающего раздражения.
Полина смахнула со лба прилипшую прядь волос и взглянула на часы. Без двадцати восемь вечера. До боя курантов оставалось чуть больше четырёх часов, а у неё еще работы невпроворот. Утка в духовку еще не отправлялась, а заливное всё ещё не застыло на балконе, хотя мороз был приличный.
— Поль, ну скоро там? — раздался ленивый голос из гостиной.
Андрей, ее супруг, лежал на диване, щелкая пультом от телевизора. Он «настраивался на праздник». Этот процесс настройки у него традиционно начинался с утра тридцать первого декабря и заключался в просмотре всех частей советских комедий под баночку пенного.
— Скоро, Андрей, скоро, — отозвалась Полина, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды. — Мог бы и помочь картошку почистить, раз уж ты встал.
— Ну, зая, я же работаю весь год, устаю как собака. Дай хоть в законный выходной дух перевести. Ты же у нас хозяйка, у тебя это ловко получается, раз-два и готово. А я только мешаться буду.
Полина промолчала. Она тоже работала весь год. Причем на той же должности, что и Андрей, в том же отделе логистики, и зарплата у них была одинаковая. Только вот ее «вторая смена» у плиты и с тряпкой почему-то работой не считалась. Это называлось «женским счастьем» или «хранением очага».
Входная дверь с грохотом распахнулась. По коридору разнеслось цоканье каблуков и громкий, властный голос:
— Есть кто живой? Принимайте гостей! Мы с подарками, но и с пустыми животами! Надеюсь, стол уже накрыт?
В квартиру, неся перед собой монументальную прическу и облако приторных тяжелых духов, вплыла Тамара Павловна. Следом за ней, сгибаясь под тяжестью пакетов, семенил тихий свекр, Виктор Петрович. А замыкала процессию золовка — младшая сестра Андрея, Светочка, с двумя шумными детьми-близнецами, которые тут же с визгом умчались громить детскую.
Полина вытерла руки о передник и вышла встречать родственников.
— Здравствуйте, Тамара Павловна, здравствуйте, Виктор Петрович. Света, привет. Проходите, раздевайтесь. Стол почти готов, остались горячее и закуски.
Свекровь окинула невестку оценивающим взглядом — с головы до пят. Взгляд задержался на пятнышке муки на домашней футболке и уставших глазах.
— «Почти» не считается, милочка, — поджала губы Тамара Павловна, вручая мужу свое тяжелое пальто. — В наше время к восьми часам уже холодец на столе дрожал, а хозяйка сидела при параде, накрученная и накрашенная. А ты все в золушках бегаешь? Неорганизованность это, Полина, обычная неорганизованность.
— Мам, ну не начинай, — Андрей вышел из комнаты, потягиваясь. — Полинка старается.
— Старается она, — фыркнула Света, стягивая сапоги. — Я вот тоже стараюсь, но у меня двое детей, и я, между прочим, успела и маникюр сделать, и укладку. А ты, Поль, выглядишь так, будто вагоны разгружала. Праздник же! Надо радовать глаз мужа, а не пугать его замученным видом.
Полина почувствовала, как внутри закипает глухое раздражение. Света действительно выглядела отлично. Еще бы, ведь детей она вчера сплавила бабушке (той самой Тамаре Павловне), а сама весь день провела в салоне красоты. Полина же вчера до ночи драила квартиру, потому что свекровь любила проверять чистоту плинтусов, а сегодня с семи утра стояла у плиты.
— Проходите за стол, я сейчас принесу салаты, — сухо сказала Полина и скрылась на кухне.
Следующие четыре часа превратились в марафон. Полина металась между кухней и гостиной. Принеси, подай, убери грязную тарелку, подложи салфетки, налей морс детям. Родственники сидели за накрытым столом, громко обсуждали политику, цены на бензин и новую дачу соседей по участку. Никто, абсолютно никто не предложил ей помощь.
Когда она выносила огромное блюдо с запеченной уткой, руки предательски дрожали от тяжести.
— Осторожнее! — вскрикнула Тамара Павловна, когда капля жира едва не упала на скатерть. — Скатерть-то льняная, подарок моей матери! Испортишь — вовек не отстираешь.
— Вкусно, — сказал Андрей, отрывая утиную ножку. — Но, Поль, в следующий раз яблок побольше клади. Суховато вышло. Мама сочнее делает.
— Да, дочка, — подхватила свекровь, деликатно работая ножом и вилкой. — Утка передержана. Я же тебе говорила: сорок минут на сильном огне, потом убавляешь. А ты, видимо, забыла. Ну ничего, опыт приходит с годами. Если, конечно, есть желание учиться.
Полина села на краешек стула. Она даже не положила себе еды. Аппетит пропал напрочь, в горле стоял ком. Она смотрела на эти жующие рты, на довольные лица, на гору грязной посуды, которая уже скапливалась в раковине, и чувствовала себя пустым местом. Обслугой. Функцией, которая должна обеспечить комфорт, а потом раствориться в воздухе.
В голове мелькали обрывки воспоминаний. Вот она три года назад в слезах оттирает духовку после того, как свекровь провела пальцем по решетке и поморщилась. Вот она отказывается от повышения на работе, потому что Андрей сказал: «Ну зачем тебе эта головная боль? У нас и так денег хватает». Вот она извиняется перед его друзьями за то, что не успела испечь пирог к их приходу, хотя они заявились без предупреждения.
Пять лет. Пять лет она старалась быть удобной.
— Давайте уже подарки дарить! — закричали близнецы, вымазанные шоколадом.
— Точно! — всплеснула руками Света. — А то детям спать скоро, режим.
Началась суета. Из пакетов и сумок извлекались яркие коробки. Полина, несмотря на усталость и нехватку денег (ипотека давила на бюджет), подготовилась основательно. Она знала, что свекровь любит определенную марку уходовой косметики — дорогую, французскую. Для свекра она нашла редкий набор блесен, о которых он мечтал. Свете купила сертификат в спа-салон, а племянникам — конструкторы, которые стоили как крыло самолета. Андрею она приготовила новые смарт-часы.
Она с улыбкой, пусть и вымученной, вручала подарки. Коробки и чеки аккуратно складывала рядом с собой — на всякий случай.
— Ой, крем! — Тамара Павловна повертела баночку в руках. — Ну, спасибо. Хотя я сейчас перешла на корейскую линию, там состав натуральнее. Ну да ладно, на пятки сгодится.
Виктор Петрович буркнул что-то одобрительное в усы. Света чмокнула Полину в щеку: «Спасибки, сгоняю как-нибудь».
Настала очередь ответных даров.
Тамара Павловна торжественно достала большой пакет.
— Андрюша, сынок, это тебе. Новый пуховик, как ты хотел, фирменный, теплый! А то ходишь в той куртке, смотреть страшно.
Андрей просиял.
— Светочка, тебе и деткам — конвертик, сами купите, что нужно, а то у меня вкус старомодный.
Света заглянула в конверт, и глаза ее округлились:
— Мамуль, ты лучшая!
— Витя, тебе я свитер связала, шерстяной.
Полина сидела и ждала. Она не была меркантильной, но элементарное внимание было важно. В прошлом году ей подарили набор кухонных полотенец. В позапрошлом — книгу «Как стать идеальной хозяйкой».
Тамара Павловна порылась в пакете, достала оттуда маленькую плоскую коробочку, явно ювелирную. На секунду Полина почувствовала надежду. Но свекровь взглянула на коробочку, поджала губы и сунула её обратно в сумку.
— Ой, это не то, — пробормотала она. — Это я Светке на рождение дочки откладывала, на будущее.
Света не рожала дочку. У неё были сыновья-близнецы.
Затем Тамара Павловна извлекла полиэтиленовый сверток и протянула его невестке.
— Это тебе, Полина.
Полина развернула пакет. Внутри лежал фартук. Обычный ситцевый фартук с нелепыми ромашками. И набор губок для мытья посуды.
Такие же ромашки были на занавесках в их первой съёмной квартире, когда она ещё верила, что всё будет по-другому.
В комнате повисла тишина. Даже близнецы на секунду замолчали.
— Это... мне? — тихо спросила Полина.
— Тебе, тебе, — кивнула свекровь, накладывая себе еще салата. — Старый твой совсем засалился, смотреть противно. А хозяйка должна быть опрятной. Да и губки эти — какие-то японские, говорят, оттирают все без химии. Тебе пригодится, ты вечно сковородки пригораешь.
Андрей хохотнул:
— Ну, мам, ты даешь! Практичный подарок.
Полина посмотрела на часы Андрея, которые сама ему купила. Потом на крем свекрови, который та определила «на пятки». Потом на фартук с ромашками.
— А я думала... — начала было Полина, но голос ее сорвался. — Я думала, праздник — это когда дарят радость, а не хозяйственный инвентарь.
Свекровь отложила вилку. Ее лицо, до этого благодушное, стало строгим и холодным.
— Радость, милочка, надо заслужить. Ты весь вечер ходишь с кислым лицом, атмосферу портишь. Утка сухая, в салате лука много. Мы к тебе с душой, а ты сидишь, как сыч.
— Я устала, Тамара Павловна. Я два дня готовила, убирала, старалась вам угодить.
— Устала она! — всплеснула руками Света. — Все устают. Но никто не ноет.
Тамара Павловна жестко посмотрела невестке в глаза и произнесла фразу, которая стала последней каплей в чаше терпения, переполнявшейся годами:
— Ты подарков на Новый год не заслужила, надо было лучше стараться, — сказала свекровь, чеканя каждое слово. — Хорошая жена и невестка встречает гостей улыбкой, а не претензиями. Подарок — это поощрение. А поощрять тебя пока не за что. Характер у тебя скверный, Полина. Неблагодарный.
В комнате стало слышно, как тикают часы. Андрей уткнулся в тарелку, предпочитая не вмешиваться в «бабские разборки». Свекр сделал вид, что очень заинтересован узором на салфетке.
Но Полина впервые не промолчала.
Что-то щелкнуло у нее внутри. Словно лопнула тугая пружина, которая сдерживала ее все эти пять лет брака. Страх обидеть, страх быть плохой, страх конфликта — все это исчезло, сгорев в одну секунду в пламени праведного гнева.
Она медленно встала из-за стола. Аккуратно положила фартук с ромашками прямо в тарелку с недоеденным заливным перед свекровью.
— Значит, не заслужила? — голос Полины звучал на удивление спокойно и звонко. — Надо было лучше стараться? Хорошо. Давайте разберемся, кто и чего тут заслужил.
— Ты как с матерью разговариваешь? — возмутился Андрей, но Полина даже не взглянула на него.
— Я разговариваю не с матерью, Андрей. Я разговариваю с женщиной, которая пять лет приходит в мой дом, ест мою еду, критикует мой быт и ни разу, слышите, ни разу не сказала простого человеческого «спасибо».
Она обвела взглядом притихших родственников.
— Вы считаете, что я — обслуживающий персонал. Бесплатная прислуга. Вы приходите на все готовое. Света, ты хоть раз спросила, нужна ли мне помощь? Нет, ты приезжаешь только покрасоваться. Андрей, ты хоть раз защитил меня, когда твоя мама называла меня безрукой? Нет, ты молчал и жевал.
— Полина, прекрати истерику! — рявкнула Тамара Павловна, краснея пятнами. — Ты позоришься перед детьми!
— Нет, Тамара Павловна. Позоритесь сейчас вы. Вы подарили мне губки для посуды в ответ на люксовую косметику. Это не урок мне, это демонстрация вашего воспитания. Или его отсутствия.
Полина взяла коробку с часами, которые купила Андрею, и забрала её со стола вместе с чеком.
— Эй, ты чего? — опешил муж.
— Это подарок. А подарки, как сказала твоя мама, надо заслужить. Ты не заслужил. Ты не заслужил жену, которая ради тебя наизнанку выворачивается. Ты вообще ничего не сделал, чтобы этот праздник состоялся.
Она собрала коробку с кремом для свекрови и сертификат для Светы — всё ещё не открытое, с чеками.
— Что ты делаешь?! Это ненормально! — визжала Света.
— Это справедливость, — отрезала Полина. — Я заберу свои подарки обратно. Я верну их в магазин или подарю тем, кто меня уважает. А вы...
Она вышла в коридор. Сердце колотилось как бешеное, но голова была ясной как никогда. Она быстро натянула джинсы вместо домашнего платья, надела свитер. Влезла в пуховик.
— Полина, если ты сейчас уйдешь, можешь не возвращаться! — кричал Андрей из гостиной. — Это развод!
— Отлично, — крикнула она в ответ, застегивая сапоги. — Считай это моим подарком тебе на Новый год. Свобода от «плохой хозяйки».
Она схватила сумочку и ключи от машины, и вышла из квартиры.
В подъезде было тихо. Спустившись вниз, она села в ледяную машину. Руки дрожали, но слез не было. Было странное, пьянящее чувство освобождения.
Куда ехать? К маме в другой город — далеко. К подругам — у всех семьи, дети, застолья.
Полина завела мотор и поехала в центр. Город сиял огнями. Люди взрывали хлопушки, смеялись. Она остановилась у круглосуточного супермаркета, купила себе бутылку дорогого шампанского, банку красной икры и большую ложку.
Потом она поехала в единственный отель в городе, где был спа-комплекс и шикарный вид на реку. Свободных номеров, конечно, могло не быть, но ей повезло. Кто-то отменил бронь в люксе за полчаса до ее приезда.
Это стоило безумных денег, но ей было все равно.
Зайдя в номер, она первым делом отключила телефон, на котором уже высвечивалось пятнадцать пропущенных от Андрея и пять от свекрови.
Полина набрала горячую ванну, высыпала туда пену. Открыла шампанское. Намазала икру прямо на кусок свежего багета, который был в мини-баре.
Она лежала в теплой воде. Впервые за много лет она чувствовала своё тело — не как механизм для работы и уборки, а как своё, живое, достойное заботы. Вода обнимала её усталые мышцы. За окном расцветали фейерверки — не как обязанность восхищаться, а как чистое, простое удовольствие.
И Полина понимала: это лучший Новый год в ее жизни. Впервые за много лет она не мыла гору посуды в час ночи. Не слушала нотации. Не пыталась угодить людям, которым на нее плевать.
Утро первого января началось не с головной боли, а с тишины и солнечного света, бьющего в панорамное окно. Полина потянулась в белоснежной постели.
Она включила телефон. Экран взорвался уведомлениями. Десятки сообщений.
Сначала гневные: «Ты испортила нам праздник!», «Вернись немедленно!», «Маме плохо с сердцем!».
Потом жалобные: «Поль, мы не можем найти таблетки от желудка, где они?», «Как включить посудомойку?», «Дети хотят есть, а в холодильнике только салаты, они такое не едят».
И наконец, последнее, пришедшее час назад от Андрея: «Прости. Мы были не правы. Возвращайся, пожалуйста. Тут ад».
Полина усмехнулась. Конечно, ад. Гора посуды сама себя не помоет. Объедки со стола сами в мусор не прыгнут. А Тамара Павловна, при всем своем гоноре, вряд ли встала к раковине мыть жирные противни за «нелюбимой невесткой».
Полина набрала номер Андрея. Он ответил мгновенно, после первого гудка.
— Полина! Господи, ты где? Мы с ума сходим!
— Я отдыхаю, Андрей. Как и заслужила.
— Поль, ну хватит. Мама плачет, у нее давление. Света с детьми уехала, разругались в пух и прах. Тут такой бардак... Я не знаю, за что хвататься.
— А ты у мамы спроси. Она же опытная хозяйка. Или возьми губки, которые мне подарили. Они же японские, все оттирают.
— Полина, не язви. Я понял. Я дурак. Я вчера... я просто привык, что ты всегда все делаешь. Я не ценил. Прости меня. Реально, прости. Я не должен был позволять ей так с тобой говорить.
В его голосе звучало неподдельное отчаяние. И, кажется, страх. Страх потерять тот комфортный мир, который держался исключительно на плечах Полины.
Полина смотрела в окно. Город внизу был сонным и ленивым. Солнечный свет играл на снегу. Она не знала, сможет ли Андрей измениться. Не знала, вернётся ли она вообще. Может быть, это конец. Может быть, новое начало. А может быть, что-то среднее — долгий, сложный путь к новым правилам.
Но одно она знала точно: она больше не будет жить по чужим.
— Я подумаю, Андрей. Но домой я сегодня не вернусь. У меня оплачен номер до завтра. И вот еще что...
— Что угодно! Говори!
— Если я вернусь — а это если, слышишь? — то правила изменятся. Твоя мама больше никогда не переступит порог нашего дома без моего приглашения. И никаких нотаций. Никогда. И быт мы делим пополам. По-настоящему пополам. Не согласен — документы на развод подам третьего числа.
В трубке повисло тяжелое молчание. Андрей сопел. Он понимал, что это не ультиматум. Это новые условия существования.
— Я согласен, — выдохнул он. — Мама... мама сейчас уедет. Я вызову такси.
— Хорошего дня, любимый, — спокойно сказала Полина и нажала отбой.
Она подошла к окну. Город внизу был сонным и ленивым. Где-то там, в их квартире, Андрей сейчас неумело грузил посуду в машину, а Тамара Павловна, поджав губы, собирала свои вещи, понимая, что перегнула палку и потеряла власть.
Полина улыбнулась своему отражению в стекле. Она не знала, сложится ли у них с Андреем дальше. Не знала, хватит ли у неё сил начать всё заново — одной или с ним. Деньги, квартира, ипотека, страх одиночества — всё это было реальным и пугающим.
Но одно она знала точно: прежней Полины, удобной и безмолвной, больше нет. Она осталась в прошлом году. Вместе с ситцевым фартуком и набором губок.
А новая Полина точно знала, чего она заслуживает. И не только по праздникам.