Аня лежала без сна и думала о Мите. О его серых глазах, о слабой улыбке, о мечте про море и ракушку. О том, как несправедливо устроен мир: одним детям всё, другим — ничего.
Даша здорова, любима, окружена заботой. А Митя...
Утром позвонил Андрей.
— Кате рассказала, — сказал он вместо приветствия. — Что ты приезжала. Что видела Митю?
— Да.
— Зачем?
— Не знаю. Наверное, хотела понять.
— Понять что?
Аня помолчала.
— Понять, смогу ли я с этим жить. С тем, что у тебя есть сын. Что он болен. Что ему нужна помощь.
— И?.. Поняла?
— Нет пока.
Андрей тяжело вздохнул.
— Аня, я не хочу, чтобы ты жертвовала ради моих ошибок. Деньги на квартиру — это наше общее. Это для Даши. Я не имею права просить.
— Ты и не просишь. Катя попросила.
— Я знаю. Я ей уже всё высказал. Она не должна была.
— Она мать, Андрей. Она делает то, что должна делать мать: спасает своего ребёнка любой ценой. Ты бы поступил так же ради Даши.
Молчание.
— Да, — признал он. — Поступил бы.
Аня села на кровати, потерла виски.
— Мне нужно подумать. Дай мне ещё время.
— Сколько угодно. Только... — он запнулся.
— Что?
— Врачи говорят, откладывать больше нельзя. Ещё месяц, максимум два. Потом будет поздно.
Аня закрыла глаза.
— Я поняла.
В следующие дни она металась между отчаянием и решимостью. Ходила на работу, занималась Дашей, готовила, убирала — и всё время думала о Мите, о Даше, об Андрее, о себе.
Однажды вечером Даша спросила:
— Мама, а папа нас бросил?
Аня замерла над кастрюлей с супом.
— С чего ты взяла, зайка?
— Машка в садике сказала, что если папа долго не приходит, значит, бросил. Как её папа.
Аня села рядом с дочкой, взяла её за руки.
— Нет, солнышко. Папа нас не бросил. У папы сложности на работе. Но он скоро вернётся. Обещаю.
— Правда?
— Правда.
Даша обняла её крепко-крепко.
— Я соскучилась по папе. Скажи ему, чтобы вернулся. Пожалуйста.
Аня гладила дочку по волосам и чувствовала, как слёзы текут по щекам. Что она делает? Зачем мучает ребёнка своими взрослыми проблемами?
В ту ночь она позвонила Андрею.
— Приезжай. Завтра. Нужно поговорить.
Он приехал утром — осунувшийся, небритый, с покрасневшими глазами. Даша бросилась к нему с визгом, повисла на шее. Андрей подхватил, прижал к себе, зарылся лицом в светлые волосы.
— Папочка приехал.
— Папочка... Привет, принцесса. Соскучился по тебе.
Аня смотрела на них и думала: вот оно, счастье. Такое простое, такое хрупкое. Отец и дочь. Семья. Но где-то далеко, в больничной палате, другой ребёнок ждёт отца. Тоже хочет обнять, тоже скучает. И тоже имеет право на счастье.
Когда Даша убежала в свою комнату играть, они сели на кухне друг напротив друга.
— Я приняла решение, — сказала Аня.
Андрей напрягся.
— Какое?
— Я отдам деньги.
— На операцию Мити? — он уставился на неё, не веря. — Аня...
— Подожди. Я не закончила, — она подняла руку. — Я отдам деньги, но у меня есть условия.
— Любые.
— Первое: ты вернёшься домой. К нам с Дашей. Насовсем.
— Конечно. Я никогда не хотел уходить.
— Второе: больше никакой лжи. Никогда. Ни по поводу, ни без повода. Если ты врёшь мне — я ухожу. Без разговоров, без второго шанса.
Андрей кивнул.
— Третье... — Аня помедлила. — Третье: я хочу познакомить Дашу с Митей. Когда он поправится. Они брат и сестра. Они должны знать друг друга.
Андрей смотрел на неё долго, молча. Потом встал, обошёл стол, опустился на колени и обнял её.
— Я не заслуживаю тебя, — прошептал он. — Не заслуживаю такого прощения.
— Это не прощение, — ответила Аня. — Пока нет. Это шанс. Для всех нас.
Деньги перевели в тот же день. Аня сама поехала в банк, оформила перевод на счёт клиники. Сумма была огромной: пять лет накоплений, отпуска, на которые не ездили, вещи, которые не покупали. Всё — ради мечты о просторной квартире, о детской комнате для Даши, о кабинете для Андрея.
Мечта растаяла за одну подпись. Но когда Аня вышла из банка, на душе было странно легко. Словно сбросила груз, который тащила всю неделю. Деньги — это просто деньги. Их можно заработать снова. А жизнь ребёнка бесценна.
Операцию назначили через десять дней. Митю готовили: анализы, обследования, консультации. Катя почти не выходила из больницы, спала на раскладушке в коридоре. Андрей приезжал каждый вечер после работы, сидел с сыном, читал ему книжки. Аня знала об этом и не возражала. Так было правильно.
Дома всё медленно налаживалось. Андрей вернулся, распаковал чемодан, занял своё место в спальне. Первые ночи они лежали рядом, не касаясь друг друга: между ними всё ещё была стена. Но постепенно стена истончалась. Случайное прикосновение, взгляд через комнату, улыбка за завтраком.
Осколки доверия, которые Аня собирала по крупицам. Даша была счастлива: папа дома, мама улыбается, мир снова в порядке. Она не знала о Мите. Пока не знала. Аня решила подождать, пока мальчик поправится. Нельзя знакомить детей, когда один из них в реанимации.
За три дня до операции позвонила Катя.
— Можете приехать? — голос странный, напряжённый. — Мне нужно вам кое-что сказать. Это важно.
Аня приехала в больницу после работы. Катя ждала её в холле, бледная, с трясущимися руками.
— Что случилось? Митя в порядке?
— Относительно, — Катя огляделась по сторонам.
Катя взяла её за руку.
— Пойдёмте в кафе напротив. Здесь не хочу говорить.
Они сели за угловой столик, заказали чай. Катя молчала, мешала сахар в чашке — раз, другой, третий.
— Вы хотели что-то сказать, — напомнила Аня.
Катя подняла глаза. В них стояли слёзы.
— Я должна была рассказать раньше. Но боялась. Боялась, что вы заберёте деньги, что Митя умрёт, что всё рухнет.
— Рассказать что?
Катя глубоко вздохнула.
— Андрей не отец Мити.
Мир остановился. Аня смотрела на женщину напротив и не понимала слов.
— Что вы сказали?
— Андрей не биологический отец, — Катя отвела взгляд. — Я солгала ему. Несколько лет назад, когда сказала, что беременна от него.
— Но... как? Почему?
Катя сжала чашку обеими руками.
— Когда мы расстались с Андреем, я уехала. Хотела начать новую жизнь. Встретила другого человека, Игоря. Мы были вместе несколько месяцев. Потом он узнал, что я беременна — и исчез. Просто исчез. Без объяснений, без прощания. Я осталась одна: без денег, без работы. И тогда... тогда вспомнила про Андрея.
Аня слушала молча. Внутри нарастала буря.
— Я позвонила ему, сказала, что ребёнок его. Сроки примерно совпадали, он поверил. Он вообще доверчивый, вы же знаете. Хотел поступить правильно, взять ответственность. А я... — она болезненно усмехнулась. — Да. Я воспользовалась этим.
— Пять лет, — произнесла Аня медленно. — Пять лет вы обманывали его. Обманывали всех.
— Да, — Катя кивнула. — Каждый день. Каждую минуту. Сначала говорила себе: это ради Мити. Ему нужен отец, нужна поддержка. Потом... потом уже не могла остановиться. Ложь обросла другой ложью, как снежный ком.
— А тест ДНК? Андрей не делал?
— Нет. Он верил мне на слово. А я... я следила, чтобы такой возможности не возникло. Когда Мите было плохо, когда нужна была кровь для переливания, я всегда находила доноров среди родственников. Моих родственников.
Аня встала. Ноги не держали, но она встала.
— Зачем вы мне это рассказываете? Почему сейчас?
Катя тоже поднялась.
— Потому что вы отдали деньги. Огромные деньги — ради чужого ребёнка. Ради моего сына, который вам никто. Вы могли бы отказать, и никто бы вас не осудил. Но вы не отказали.
Аня только кивнула.
— И я поняла, — тихо сказала Катя. — Поняла, что не могу больше жить во лжи. Не имею права.
— А Андрей? Он знает?
— Нет, — Катя покачала головой. — Я хотела сначала вам сказать. Вы решили дать шанс вашей семье, а я… я разрушаю её своей ложью. Снова.
Аня стояла посреди кафе, и всё кружилось вокруг. Андрей не отец. Митя — не его сын. Пять лет страданий, вины, разорванной семьи — из-за лжи одной женщины.
— Я должна ему сказать, — произнесла она.
— Знаю, — Катя опустила голову. — Только… только подождите до операции. Прошу вас. Если он узнает сейчас, он может... он перестанет приходить к Мите. А мальчик к нему привязан. Для него Андрей — папа. Единственный папа. Если Митя почувствует, что его бросили перед операцией...
— Вы просите меня лгать мужу? После всего, что произошло?
— Нет. Я прошу подождать. Три дня. Только три дня. После операции расскажите всё. Я сама расскажу, если хотите. Но сейчас... сейчас Мите нужно верить, что всё будет хорошо. Что папа рядом. Что его любят.
Аня молчала. Три дня лжи — после того, как поставила Андрею условие: никакой лжи. Никогда. Ирония судьбы.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Три дня. Но после операции вы сами всё расскажете. При мне.
— Обещаю.
Аня вышла из кафе и долго стояла на улице, глядя в серое небо. Всё переворачивалось с ног на голову. Она уже почти смирилась с существованием Мити, почти приняла его как часть их семьи. А теперь, оказывается, он никакая не часть. Чужой ребёнок чужого мужчины. Но разве это что-то меняет? Митя по-прежнему болен.
По-прежнему нуждается в операции. По-прежнему ждёт человека, которого считает отцом. Андрей любит его, это Аня видела. Пять лет любит, заботится, переживает. Биология ничего не значит, когда речь идёт о любви. Даша — его дочь по крови, Митя — сын по сердцу. Можно ли отнять это у человека? Нужно ли?
Домой она вернулась поздно. Андрей ждал на кухне, разогрел ужин, накрыл на стол.
— Где была? — спросил он.
— В больнице. Проведала Митю.
Он посмотрел на неё с удивлением и благодарностью.
— Правда? Ты ездила к нему?
— Да.
Аня села за стол, но есть не могла.
— Он спрашивал про тебя, — сказала она.
Андрей улыбнулся впервые за долгое время, по-настоящему.
— Ждёт, — повторил он. — Спасибо тебе. За всё. Я знаю, как тебе тяжело. Но ты... ты удивительная. Самая удивительная женщина на свете.
Аня смотрела на мужа и думала: через три дня его мир рухнет. Снова. Он узнает, что пять лет любил чужого ребёнка. Что его обманули, использовали, предали. Но сейчас он улыбается. И она не могла отнять у него эти три дня.
— Иди спать, — сказала она. — Завтра тяжёлый день.
Он поцеловал её в лоб — нежно, бережно — и ушёл в спальню. Аня осталась сидеть на кухне, глядя в темноту за окном. Три дня. Три дня до правды. Три дня до того, как всё изменится снова.
День операции выдался пасмурным. Низкие тучи висели над городом, моросил мелкий дождь. Аня проснулась рано: почти не спала всю ночь, ворочалась, смотрела в потолок. Рядом тихо дышал Андрей, и она думала о том, что ждёт их всех через несколько часов.
Андрей уехал в больницу на рассвете. Хотел быть рядом с Митей, когда того повезут в операционную. Аня осталась дома с Дашей: отвела её в садик, вернулась, села у телефона. Ждать. Самое тяжёлое — ждать.
Катя прислала сообщение в девять: «Увезли. Молитесь, если умеете».
Аня не умела молиться. Не верила ни во что — ни в Бога, ни в судьбу, ни в высшую справедливость. Но сейчас, сидя одна в пустой квартире, она шептала что-то бессвязное, обращаясь неизвестно к кому: пусть он выживет. Пожалуйста, пусть выживет.
Операция длилась шесть часов. Шесть бесконечных часов, в течение которых Аня металась по квартире, как тигрица в клетке. Пыталась работать — не могла сосредоточиться. Пыталась читать — буквы расплывались перед глазами. Пыталась убираться — роняла вещи из рук.
В три часа дня позвонил Андрей.
— Он жив, — сказал и замолчал.
— Андрей?.. — прошептала Аня. — Прости... Я…
— Он жив, — повторил он чуть твёрже. — Операция прошла успешно. Врачи говорят, прогноз хороший.
Аня опустилась на пол прямо посреди коридора. Ноги подкосились.
— Слава Богу. Слава Богу...
— Он ещё под наркозом. Переводят в реанимацию. Катя рядом. Я... — снова пауза. — Я хотел, чтобы ты знала первой. Это благодаря тебе, Аня. Благодаря твоим деньгам. Ты спасла моего сына.
«Не твоего, — подумала Аня. — Чужого. Совсем чужого мальчика». Но вслух сказала:
— Я рада. Правда рада.
продолжение