Утро началось с запаха подгоревшей каши. Аня метнулась к плите, сдернула кастрюлю с огня и тяжело вздохнула — третий раз за неделю. Раньше такого не случалось. Раньше она всё успевала: и завтрак приготовить, и Дашу в садик собрать, и себя в порядок привести перед работой.
Но в последнее время мысли постоянно уносили её прочь от повседневных дел.
— Мам, опять пригорело? — пятилетняя Даша появилась на кухне в пижаме с медвежатами, потирая заспанные глаза.
— Немножко, солнышко. Сейчас яичницу сделаю, — Аня присела перед дочкой, поправила растрёпанные светлые волосы.
Даша была копией отца: те же серые глаза, та же упрямая складка между бровей, тот же решительный подбородок. Андрей всегда говорил, что это несправедливо: она девять месяцев носила ребёнка, мучилась токсикозом, рожала тяжело, а дочка пошла в него.
— А папа уже уехал? — спросила Даша.
— Давно, зайка. У него важное совещание. Командировка. Срочный проект.
За последние полгода эти слова звучали в их доме чаще, чем «люблю» или «скучаю». Аня старалась не думать об этом, гнала от себя тревожные мысли. Андрей много работал, это правда. Его повысили до заместителя директора строительной компании, ответственность выросла втрое. Он приходил поздно, уставший, падал в кровать и мгновенно засыпал.
Иногда Аня лежала рядом, смотрела на его профиль в темноте и пыталась вспомнить, когда они в последний раз разговаривали по-настоящему. Не о счетах за квартиру, не о родительском собрании, не о протекающем кране, а просто разговаривали, как раньше. Раньше. Это слово всё чаще приходило на ум. Раньше Андрей приносил ей полевые цветы, сорванные по дороге с работы. Раньше они могли просидеть полночи на кухне, обсуждая всё на свете — от судьбы вселенной до рецепта борща. Раньше он смотрел на неё так, будто она единственная женщина в мире. Теперь взгляд скользил мимо, не задерживаясь.
После завтрака Аня отвела Дашу в детский сад, а сама поехала на работу. Она трудилась бухгалтером в небольшой фирме: работа не слишком увлекательная, зато стабильная и с удобным графиком.
Можно было забрать дочку вовремя, приготовить ужин, поддерживать домашний порядок. Всё как положено. День тянулся бесконечно. Цифры расплывались перед глазами, голова гудела. Аня никак не могла сосредоточиться.
Утром, пока искала свой шарф в шкафу прихожей, она случайно задела старую спортивную сумку Андрея. Та упала с полки, и оттуда выкатился теннисный мяч. Странно: муж бросил теннис три года назад, жаловался на колено. Зачем хранить сумку? Это засело в голове занозой. Глупость, конечно. Мало ли вещей валяется в шкафах. У неё самой где-то лежат коньки, на которых она не каталась со студенческих времён. Но что-то беспокоило, не давало покоя.
После работы Аня забрала Дашу, приготовила ужин. Андрей позвонил: велел всем задержаться, пусть не ждут. Голос усталый, но отстранённый. На заднем фоне тишина. Ни голосов коллег, ни шума офиса.
— Ты где? — спросила Аня, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно.
— На объекте.
— Проблемы с подрядчиком?
— В такое время? Аня, я же объяснял. Сроки горят.
Она промолчала.
Что тут скажешь? «Не верю тебе»? «Ты лжёшь»? Столько лет брака, неужели дошло до такого?
Уложив Дашу спать, Аня долго сидела в гостиной, уставившись на фотографии на стене. Вот их свадьба: она в простом белом платье, он в костюме, взятом напрокат. Денег тогда не было совсем, праздновали в маленьком кафе, человек тридцать гостей. Но какие они были счастливые! Андрей не отпускал её руку весь вечер, а когда танцевали медленный танец, прошептал на ухо:
— Я буду любить тебя всю жизнь.
Она поверила. Вот Даша в роддоме — крошечный свёрток в её руках. Андрей стоит рядом, на глазах слёзы. Мужчина, который никогда не плакал, а тут не удержался.
— Спасибо тебе, — сказал он тогда. — Спасибо за дочку. Ты сделала меня отцом.
Вот они втроём на море. Даше два года, она сидит на плечах у папы, хохочет. Солнце, брызги, солёный воздух. Где всё это делось?
Андрей пришёл около полуночи. Аня не спала, лежала в темноте, прислушиваясь к его шагам. Он разулся в прихожей, тихо прошёл в ванную.
Зашумела вода. Потом он скользнул в спальню, осторожно, чтобы не разбудить её.
— Я не сплю, — сказала она.
Он вздрогнул.
— Прости, что поздно. Замотался совсем.
— Ничего.
Она чувствовала, как матрас прогнулся под его весом. Он лёг на свою половину кровати — между ними сантиметров тридцать, целая пропасть.
— Как прошёл день? — спросил он, и в голосе прозвучала неуверенность, словно он не знал, о чём ещё говорить с собственной женой.
— Нормально. Даша сегодня нарисовала семью — нас троих. Воспитательница отнесла, та повесила на стенд.
— Молодец.
Тишина. Ночные звуки: за окном проехала машина, где-то залаяла собака.
— Андрей...
— Да? У нас всё хорошо?
Пауза. Слишком долгая пауза.
— Конечно. С чего ты взяла?
— Не знаю. Просто... Мы как будто чужие стали. Ты всё время на работе, а когда дома, как будто мыслями где-то далеко.
Он повернулся к ней, в темноте блеснули глаза.
— Аня, я просто устаю. Этот проект высасывает все силы. Вот сдам его, и всё наладится. Поедем в отпуск. Отдохнём. Обещаю.
Он придвинулся ближе, обнял её. От него пахло мылом и чем-то ещё — свежим, цветочным. Духи? Её духи так не пахли.
Аня замерла, но промолчала.
Может, показалось. Может, это освежитель воздуха в офисе. Может, она просто сходит с ума от подозрений.
Ночью ей приснился странный сон. Она стоит в длинном коридоре, а в конце — закрытая дверь. За дверью детский плач. Она бежит, но коридор становится всё длиннее, а плач — всё громче. И голос Андрея: «Не открывай. Тебе не нужно знать».
Утром она проснулась разбитой, с тяжёлой головой. Андрея уже не было — уехал рано, оставив записку на кухонном столе: «Буду поздно. Целую». Аня повертела её в руках. Три слова. Даже «люблю» не написал. Хотя раньше...
Опять это «раньше».
Выходные прошли тихо. Андрей появился в субботу утром, отоспался, поиграл с Дашей. Они даже сходили в парк, катались на карусели, ели мороженое. Почти как раньше. Аня смотрела на мужа и пыталась увидеть в нём того человека, в которого влюбилась когда-то. Он был где-то там, глубоко: в улыбке, которую он дарил дочери; в том, как подавал руку, помогая перепрыгнуть через лужу; в мимолётном взгляде, который ловила на себе.
«Может, я всё выдумываю», — думала Аня. Может, просто устала от рутины и ищу проблемы там, где их нет.
В воскресенье вечером Андрей уехал — срочно вызвали на работу.
Даша расстроилась: она хотела, чтобы папа почитал ей перед сном. Аня утешала дочку, читала сказку сама, но девочка капризничала — ей нужен был папин голос, папины руки, папин запах. Наконец Даша уснула, а Аня снова оказалась в прихожей. Стояла перед шкафом, смотрела на сумку Андрея. Что-то тянуло её, какая-то сила.
«Это плохо, — говорила она себе. — Лезть в чужие вещи — это неправильно. Это недоверие. Это предательство». Но разве молчание и ложь — не предательство тоже?
Она протянула руку и открыла дверцу шкафа. Сумка оказалась почти пустой: теннисная ракетка, пара мячей, старая футболка. Ничего особенного. Аня уже хотела закрыть шкаф, как взгляд зацепился за картонную коробку в глубине полки. Старую, потёртую, заклеенную скотчем. Она точно видела её раньше: Андрей привёз эту коробку из родительского дома вскоре после свадьбы. Сказал тогда: «Детские воспоминания, фотографии, всякая ерунда». Аня не стала заглядывать внутрь, уважала его личное пространство.
Но сейчас.
Руки сами потянулись к коробке. Она сняла её с полки — тяжёлая, — отнесла на кухню, поставила на стол. Сердце колотилось, ладони вспотели.
«Что ты делаешь? Остановись».
Не остановилась.
Скотч отошёл легко, видимо, коробку открывали недавно. Внутри лежали фотографии, как и говорил Андрей. Школьные, институтские. Молодой Андрей с друзьями, с родителями, на каком-то походе в горах. Аня улыбнулась: на этих снимках он выглядел таким юным, беззаботным. Совсем мальчишка.
Под фотографиями — грамоты, дипломы за спортивные соревнования. Письма от бабушки: ровный старушечий почерк, пожелтевшая бумага. Аня бережно отложила их в сторону.
А на самом дне...
Сначала она не поняла, что это такое. Маленький пластиковый браслет, свернутый кольцом. Голубой. Аня взяла его в руки, поднесла к свету.
Больничная бирка. С ручки младенца.
На бирке — выцветшая, но всё ещё читаемая надпись: дата рождения, имя матери, пол ребёнка — мальчик. Аня присмотрелась к дате и почувствовала, как пол уходит из-под ног.
продолжение