Развод.
Слово царапнуло изнутри. Ещё вчера она не могла представить свою жизнь без Андрея. А сегодня...
Телефон завибрировал. Сообщение от мужа:
«Прости меня. Я люблю тебя. Что бы ты ни решила, я пойму».
Аня долго смотрела на экран. Потом выключила телефон и легла рядом с дочерью, обняла её крепко-крепко. В эту ночь она не сомкнула глаз.
Неделя прошла как в тумане. Аня ходила на работу, забирала Дашу из садика, готовила ужины, стирала, убирала. Всё как обычно — и ничего как обычно. Внутри поселилась пустота, которая не заполнялась ничем. Андрей не приходил домой. Позвонил на следующий день после разговора у матери, спросил разрешения забрать вещи.
Аня сказала:
«Забирай».
Он пришёл, когда её не было, собрал чемодан и уехал. Оставил записку:
«Живу у мамы. Жду твоего решения. Люблю».
Даша спрашивала про папу каждый вечер. Аня врала: командировка, работа, скоро вернётся. Девочка верила, но в глазах появилась тревога. Дети чувствуют ложь, даже когда не понимают её.
В пятницу вечером Аня сидела на кухне, листала фотографии в телефоне. Их с Андреем фотографии — сотни снимков за годы. Свадьба, медовый месяц, беременность, роддом, первые шаги Даши, первые слова, дни рождения, праздники, обычные дни. Жизнь, запечатлённая в пикселях. Настоящая ли?
Она остановилась на снимке трёхлетней давности. Андрей держит Дашу на руках, оба смеются. За спиной море, закат. Тот самый отпуск, когда всё казалось идеальным. Три года назад Мите было два. Он уже перенёс первую операцию на сердце. Андрей, наверное, ездил к нему тогда под предлогом командировок, как всегда.
Сидел у больничной койки, держал за руку. А потом возвращался к ней и Даше, улыбался, целовал, говорил «люблю». Как ему удавалось? Как можно жить двойной жизнью и не сойти с ума?
Телефон зазвонил. Незнакомый номер. Аня хотела сбросить, но что-то заставило ответить.
— Алло?
— Это Аня? — женский голос. Молодой, напряжённый.
Аня растерянно сглотнула.
— Да. Кто это?
Пауза.
— Меня зовут Катя.
Сердце пропустило удар. Аня крепче сжала телефон.
— Откуда у вас мой номер?
— Андрей дал. Он сказал... — короткая заминка. — Сказал, что вы знаете. О нас. О Мите.
Аня молчала. Не могла найти слов.
— Я понимаю, вы меня ненавидите, — продолжала Катя. Голос дрожал. — Имеете право. Но мне нужно с вами поговорить. Лично. Пожалуйста.
— Зачем?
— Потому что... — всхлип. — Потому что Митя умирает. И вы единственная, кто может помочь.
Аня почувствовала, как пол снова уходит из-под ног. Который раз за эту неделю.
— Я не понимаю. Причём тут я?
— Приезжайте. Я всё объясню. Записывайте адрес.
Аня записала машинально, не думая. Положила трубку и долго сидела, глядя на цифры и буквы на бумажке. Адрес в пригороде, далеко от центра. Там живёт женщина, которая родила сына её мужу. Там живёт мальчик, сводный брат её дочери.
«Не надо ехать», — говорил внутренний голос. — «Это безумие. Что ты там забыла?»
Но другой голос, тихий и настойчивый, возражал: «Ребёнок умирает. Ребёнок, который ни в чём не виноват».
На следующий день Аня отвезла Дашу к своей матери, та жила на другом конце города, в маленькой квартирке, одна с тех пор, как умер отец.
— Что случилось? — спросила мать, Вера Семёновна, оглядывая дочь. — На тебе лица нет.
— Потом расскажу, мама. Присмотри за Дашкой, ладно? Мне нужно уехать на день.
— Куда?
— По делам.
Вера Семёновна хотела расспросить подробнее, но что-то в лице дочери остановило её. Она только кивнула и увела внучку в комнату играть в куклы.
Дорога заняла почти два часа: автобус, потом пешком через частный сектор. Дома здесь стояли небогатые, покосившиеся, с облупленной краской и ржавыми заборами. Край города, куда не доходят ни деньги, ни внимание властей.
Нужный дом Аня нашла по номеру на калитке. Маленький, одноэтажный, с крошечным участком. На верёвке во дворе сохло детское бельё: футболки, штанишки, носочки. Всё маленькое — на пятилетнего ребёнка.
Аня толкнула калитку и прошла к двери. Постучала.
Открыла женщина примерно её возраста, может, чуть моложе. Тёмные волосы собраны в небрежный хвост, под глазами — тени от недосыпа, губы обветренные.
Красивая, несмотря на усталость. Даже сейчас видно, что красивая.
— Вы пришли, — сказала Катя. Не вопрос, констатация.
— Пришла.
Они смотрели друг на друга — две женщины, связанные одним мужчиной. Соперницы? Жертвы? Аня не знала, как себя определить.
— Проходите.
Катя отступила в сторону. Внутри было чисто, но бедно. Старая мебель, выцветшие обои, занавески в мелкий цветочек. На стене — фотографии: Катя с младенцем на руках, Катя с подросшим мальчиком, мальчик один — худенький, бледный, с огромными глазами. Митя.
Аня остановилась перед снимком, вгляделась в детское лицо. Да, это сын Андрея: те же черты, тот же взгляд. Копия отца, как и Даша.
— Он в больнице, — сказала Катя за спиной. — Месяц уже. Становится хуже.
Аня обернулась.
— Вы сказали, я могу помочь. Как?
— Сядьте, — Катя указала на диван. — Это долгий разговор.
Они сели друг напротив друга. Катя нервно теребила край кофты, не поднимая глаз.
— Мите нужна операция. Большая, сложная. На сердце. Без неё он... — голос сорвался. — Врачи дают полгода. Может, меньше.
— Мне очень жаль, — сказала Аня. И, как ни странно, говорила искренне. — Но я не понимаю, чем могу помочь. Я не врач.
— Деньги, — Катя наконец посмотрела ей в глаза. — Операция стоит огромных денег. Андрей помогает, но этого мало. Он сказал, что у вас есть сбережения. На квартиру копили.
Аня застыла.
— Он хочет, чтобы я отдала наши сбережения?
— Нет, — Катя замотала головой. — Он не знает, что я вам звоню. Он бы убил меня, если бы узнал. Я сама решила. Потому что... потому что у меня больше нет вариантов.
Она заплакала тихо, беззвучно, слёзы катились по щекам.
— Я продала всё, что можно. Эту развалюху и ту не продать: она на моих родителях, а они против. Работать не могу — кто с Митей будет? Кредиты на мне висят, отдавать нечем. А он... он лежит там, задыхается, и я ничего не могу сделать.
Аня слушала и чувствовала, как злость на Катю, копившаяся всю неделю, медленно отступает. Эта женщина — не монстр, не разлучница. Просто мать, отчаянно пытающаяся спасти своего ребёнка.
— Почему вы обратились ко мне? — спросила она. — Вы же понимаете, что я имею право вас ненавидеть.
Катя вытерла слёзы тыльной стороной ладони.
— Понимаю. Но Андрей говорил... говорил, что вы добрая. Что вы хороший человек. Я подумала, может, вы сможете увидеть в Мите просто ребёнка.
Не соперника вашей дочери. Не угрозу вашей семье. Просто маленького мальчика, который хочет жить.
Аня молчала. В голове метались мысли — противоречивые, болезненные.
— Я хочу его увидеть, — сказала она наконец. — Митю. Можете отвезти меня в больницу?
Катя вскинула голову. В глазах — недоверие, надежда, страх.
— Вы серьёзно?
— Серьёзно.
Через час они стояли у дверей детской палаты. За стеклом — маленькая фигурка под одеялом, трубки, капельницы, мигающие мониторы.
— Он спит, — прошептала Катя. — Почти всё время теперь спит.
Аня смотрела на мальчика. На сына своего мужа, на сводного брата своей дочери. И чувствовала, как сердце разрывается на части.
Митя открыл глаза, когда Аня вошла в палату. Огромные серые глаза — точь-в-точь как у Андрея, как у Даши — уставились на незнакомую женщину с настороженным любопытством.
— Ты кто? — спросил он тихо, почти шёпотом.
Аня растерялась. Она не знала, что отвечать. «Жена твоего папы. Мачеха?» Абсурд.
— Я... знакомая твоей мамы, — сказала она наконец.
— А папа придёт сегодня?
— Не знаю, солнышко, — она присела на стул рядом с кроватью.
Мальчик был худеньким, бледным, с синеватыми тенями под глазами. На тонком запястье — больничный браслет, в руке — капельница. Но он улыбался, слабо, через силу.
— Папа говорит, что я скоро поправлюсь. Что врачи меня вылечат, и мы поедем на море. Я никогда не был на море.
Аня почувствовала, как горло сжимается.
— Обязательно поедешь.
— А ты была на море?
— Была. Там красиво. Вода тёплая, песок мягкий. Можно ракушки собирать.
Глаза Мити загорелись.
— Я хочу ракушку. Большую. Чтобы слышать, как волны шумят.
— Я привезу тебе, — сказала она раньше, чем успела подумать.
Митя просиял.
— Правда?
— Правда.
Катя стояла в дверях, наблюдала за ними. На лице — смесь надежды и страха. Она явно боялась, что Аня скажет что-то резкое, обидит ребёнка. Но Аня не собиралась.
Мальчик ни в чём не виноват. Он не выбирал своих родителей, не выбирал свою болезнь, не выбирал эту запутанную ситуацию.
Через полчаса Митя уснул, измотанный даже коротким разговором. Аня вышла в коридор, прислонилась к стене. Ноги не держали.
— Спасибо, — сказала Катя. — Что пришли. Что были добры к нему. Он хороший мальчик.
— Да. Самый лучший. Самый храбрый, — голос дрогнул. — Он никогда не жалуется. Даже когда больно — терпит. Говорит: «Мама, не плачь, я сильный».
Аня повернулась к ней.
— Сколько стоит операция?
Катя назвала сумму. Аня вздрогнула: это были почти все их сбережения. Деньги, которые они с Андреем копили пять лет на новую квартиру. На будущее Даши.
— Андрей сколько собрал?
— Треть. Может, чуть больше. Он работает на износ, берёт все подработки. Но... — она развела руками.
— А благотворительные фонды?
— Обращалась. Везде очереди, документы, проверки. Пока они решат... Митя... — она не договорила.
Аня молчала. Думала. Взвешивала.
— Я не могу обещать, — сказала она наконец. — Это не только мои деньги. Это общие — мои и Андрея. И есть Даша. Я должна думать о ней тоже.
— Я понимаю, — Катя кивнула. — Я не прошу обещаний. Просто... подумайте. Пожалуйста.
Аня вернулась домой поздно вечером. Забрала Дашу от матери, уложила спать. Вера Семёновна расспрашивала, что случилось, куда ездила, почему такой вид. Аня отмалчивалась. Не могла рассказать — не сейчас, не так.
продолжение