Пять лет назад.
Апрель. Двенадцатое число.
Пять лет назад она была беременна Дашей, на седьмом месяце. Андрей работал, приходил поздно, говорил: проект горит. Она верила. Она всегда верила.
А он?
Он.
Кто этот ребёнок?
Мысль ударила, как обухом.
Аня сидела за кухонным столом, сжимая бирку в руке, и не могла пошевелиться. В голове крутились цифры, даты, события. Пять лет назад. Апрель. Она лежала дома, отекали ноги, тошнило от любой еды. Андрей говорил: «Потерпи, скоро всё закончится». Приносил ей чай с лимоном, гладил по животу, разговаривал с Дашей, которая ещё не родилась. Казался таким заботливым, таким любящим.
И в то же самое время где-то рождался его сын.
Нет. Это невозможно. Это ошибка. Может, бирка чужая. Может, кто-то из друзей попросил сохранить. Бред, конечно. Зачем хранить чужую больничную бирку в коробке с детскими воспоминаниями?
Аня перевернула бирку. На обратной стороне карандашом, почерком Андрея, три слова: «Мой сын. Простите. Простите».
Кого он просил о прощении? Её? Этого ребёнка? Себя?
Она просидела на кухне до рассвета. Не плакала, слёзы не шли. Внутри была пустота, огромная чёрная дыра, которая засасывала все чувства. Злость, боль, обида — всё куда-то провалилось. Осталось только тупое оцепенение.
Утром она отвела Дашу в садик на автопилоте. Улыбалась воспитательнице, кивала другим родителям, отвечала на вопросы дочери. «Всё как обычно. А внутри — руины».
На работу не поехала. Позвонила, сказала, что заболела. Голос дрожал, но коллеги не заметили: мало ли, простуда. Вернувшись домой, снова достала бирку. Перечитала надпись.
Мальчик. Сын Андрея. Их дочери — сводный брат. Где он сейчас? С матерью? Андрей его видит? Помогает? Вопросы роились в голове, как потревоженные осы. И ответов не было.
Позвонить Андрею? Спросить напрямую? Аня представила этот разговор — и не смогла. Не по телефону. Не так.
Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Понять, чего она хочет. Развода? Объяснений? Правды? А может, неправды? Может, пусть он соврёт убедительно, красиво. Скажет, что это ошибка, недоразумение, дурацкий розыгрыш друзей. И она поверит. Потому что так проще. Потому что разрушать семью из-за пластикового браслета...
«Нет! Хватит прятать голову в песок!»
Аня набрала номер свекрови. Зинаида Павловна ответила после третьего гудка — голос бодрый, приветливый.
— Анечка! Рада слышать. Как вы там? Как моя внученька?
— Зинаида Павловна... — Аня запнулась. — Мне нужно с вами поговорить.
— Конечно, деточка. Что случилось?
Пауза. Как сказать? Как спросить свекровь про внебрачного ребёнка её сына?
— Я нашла... кое-что. В вещах Андрея.
Молчание на том конце. Долгое, тяжёлое.
— Что именно? — голос свекрови изменился. Стал настороженным, напряжённым.
— Больничную бирку. Мальчик. Пять лет назад.
Аня услышала, как Зинаида Павловна резко выдохнула.
— Приезжай, — голос стал другим, твёрдым, решительным. — Приезжай срочно. Объясню.
— Что объясните? Вы знаете, о чём речь?
— Не по телефону. Приезжай.
Связь оборвалась. Аня смотрела на погасший экран телефона и чувствовала, как земля окончательно уходит из-под ног. Свекровь знала. Значит, это не случайность, не ошибка. Значит, всё серьёзно.
Она позвонила в садик, попросила, чтобы Дашу забрала няня, оставила ключи у соседки. Собралась за десять минут: джинсы, свитер, куртка. Бирку положила в карман — не могла выпустить из рук, словно это была улика, доказательство преступления.
До дома свекрови — полтора часа на электричке. Раньше Аня любила эту дорогу: мелькающие за окном пейзажи, мерный стук колёс, запах кофе из вагона-ресторана. Сейчас ничего не замечала. Сидела у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, и думала.
Зинаида Павловна приняла её тепло, когда Андрей впервые привёл Аню знакомиться с родителями. Накрыла стол, достала семейный альбом, рассказывала истории из детства сына. Была рада: наконец-то Андрюша нашёл хорошую девушку, серьёзную, надёжную. Не то что предыдущие.
Предыдущие.
Андрей никогда особо не распространялся о своих бывших. Сказал однажды, что были отношения, но не серьёзные.
«Ты первая, с кем я хочу провести всю жизнь».
Аня растаяла тогда от этих слов. А теперь — бирка в кармане. Сын. Пять лет. Ровесник Даши.
Электричка остановилась на нужной станции. Аня вышла на платформу, вдохнула холодный воздух. Отсюда до дома свекрови — пятнадцать минут пешком, через частный сектор. Тихие улицы, яблони за заборами, лай собак. Обычный посёлок, где все друг друга знают, где новости разлетаются быстрее ветра.
Дом Зинаиды Павловны стоял в глубине участка — старый, но крепкий, с резными наличниками и скрипучей калиткой. Аня толкнула её, прошла по дорожке к крыльцу. И замерла. Из-за двери доносились голоса. Женский — свекрови. И мужской — Андрея. Он здесь.
Как? Почему? Она же не говорила ему, что едет.
Аня подкралась ближе, прислушалась. Сердце колотилось так громко, что казалось, его слышно на весь посёлок.
— Надо было давно рассказать, — говорил Андрей. Голос измученный, надломленный. — Я не могу больше так жить.
— А она? Ты о ней подумал? — голос Зинаиды Павловны дрожал. — Анечка любит тебя. Доверяет.
— Именно поэтому. Мама, пойми, я должен.
— Должен? Ты пять лет молчал. Пять лет. И что теперь изменилось?
Пауза.
— Она нашла бирку.
Аня зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
— Откуда ты знаешь? — голос свекрови стал глухим.
— Она звонила тебе. Я видел входящий на твоём телефоне. И сразу понял.
— Боже мой...
Аня стояла на крыльце, не в силах пошевелиться. Войти? Убежать? Что делать? Годы лжи, годы молчания — и вот так, случайно, всё раскрывается.
— А где он сейчас? — тихо спросила Зинаида Павловна.
— Там же. С Катей.
Катя. Значит, мать ребёнка зовут Катя. У этой истории есть имя. На бирке были лишь инициалы, которые теперь обрели вес.
— Ты же обещал прекратить.
— Я пытался, — в голосе Андрея прорвалось отчаяние. — Но он мой сын, мама. Мой сын. Я не могу просто взять и вычеркнуть его из жизни.
Дверь резко распахнулась, Аня не успела отскочить. На пороге стоял Андрей — бледный, с красными от бессонницы глазами. За его спиной — Зинаида Павловна, прижавшая руки к груди. Несколько секунд все трое молчали.
— Аня! — выдохнул Андрей.
— Объясни, — сказала она. Голос звучал чужим, ледяным. — Объясни мне всё. С самого начала.
Они сидели в гостиной: Аня — на диване, Андрей — напротив, в кресле.
Зинаида Павловна ушла на кухню ставить чайник, хотя все понимали: чай здесь ни при чём. Просто она не могла находиться в комнате, где вот-вот рухнет мир её сына.
Андрей молчал. Смотрел в пол, сцепив руки. На виске билась жилка, скулы заострились — постарел лет на десять за последние минуты.
— Я жду, — сказала Аня.
Он поднял голову. В глазах такая боль, что она почти пожалела его. Почти.
— Катя... — начал он и запнулся. — Мы познакомились давно. Ещё до тебя. Встречались два года, собирались пожениться.
Аня слушала молча. Внутри всё сжималось в тугой комок.
— Потом расстались. Она уехала, я остался. Думал, всё закончилось. А через полгода встретил тебя.
Он замолчал, потер лицо ладонями.
— Дальше, — потребовала Аня.
— Когда мы с тобой уже были вместе... Она вернулась. Позвонила, попросила о встрече. Сказала, нужно поговорить. Я согласился. Думал, просто поставим точку, по-человечески попрощаемся. И... Она сказала, что беременна. От меня. Что узнала уже после отъезда, не хотела говорить, пыталась справиться сама. Но не смогла.
Аня почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Когда это было?
— Как раз за год до нашей свадьбы.
— Подожди. — Она подняла руку. — На бирке дата: пять лет назад. Апрель.
— Да. Он родился через девять месяцев после того разговора. Мальчик. Митя.
Митя. У ребёнка есть имя. Митя — сын её мужа.
— Почему ты не сказал мне тогда? — голос дрогнул, хотя Аня изо всех сил старалась держаться. — Мы ещё не были женаты. Я бы... Я бы поняла.
— Правда? — он посмотрел ей в глаза. — Ты бы осталась со мной, зная, что у меня будет ребёнок от другой женщины?
Аня хотела сказать «да». Хотела, но не смогла. Потому что не знала. Тогда, несколько лет назад, она была другой. Моложе, категоричнее. Может, и правда ушла бы.
— Это не оправдание, — сказала она наконец.
— Знаю. Ничто не оправдание.
Зинаида Павловна появилась в дверях с подносом. Чашки дребезжали, руки дрожали. Она поставила поднос на стол и села рядом с Аней, взяла её за руку.
— Анечка, послушай...
— Вы знали, — перебила Аня. — Всё это время знали и молчали.
Свекровь опустила глаза.
— Да, знала. Андрей рассказал мне, когда Катя родила. Просил совета. Я... — она запнулась. — Я сказала ему молчать.
Сказала: у тебя теперь семья, настоящая семья. Не разрушай её из-за прошлого.
— Из-за прошлого? — Аня вырвала руку. — У него сын. Живой ребёнок. Это не прошлое, это настоящее.
— Я помогаю им, — сказал Андрей тихо. — Деньги отправляю каждый месяц. Катя не работает, сидит с Митей. У него... — он осёкся.
— Что? Что с ним?
Андрей долго молчал. Потом произнёс:
— Он болен. Митя родился с пороком сердца. Три операции за пять лет. Врачи говорят, нужна ещё одна, большая. Дорогая.
Мир снова качнулся. Аня схватилась за подлокотник дивана.
— Поэтому ты задерживаешься на работе? Ездишь к ним?
— Иногда да. Митя... он знает меня. Называет папой. Я не мог просто исчезнуть из его жизни, понимаешь? Особенно когда он болеет, когда ему плохо. А я... — голос сорвался.
— А Даша? — перебила Аня. — Мы что для тебя? Вторая семья? Запасной вариант?
— Нет, — Андрей вскочил с кресла, бросился к ней. — Нет, Аня, никогда. Вы — моя жизнь. Ты, Даша, всё, что у меня есть. Я люблю вас больше жизни.
— Но Митю тоже любишь.
Он замер. Потом медленно кивнул.
— Да, люблю. Он мой сын. Я не выбирал его появление, но он есть. И я не могу перестать быть его отцом.
Аня закрыла лицо руками. Слёзы всё-таки прорвались — горячие, злые.
— Пять лет, — прошептала она. — Пять лет ты врал мне каждый день. Смотрел в глаза и врал.
— Я хотел защитить тебя.
— От чего? От правды?
— От боли, — он опустился на колени перед ней. — Аня, я видел, как ты счастлива. Как мы счастливы вместе. Как растёт Даша. И я не мог. Не мог разрушить это. Думал, справлюсь сам.
— Разрулишь? — она отняла руки от лица, посмотрела на него. — Это не сломанный кран, Андрей. Это человеческая жизнь. Несколько жизней.
Зинаида Павловна тихо плакала, прижимая платок к губам.
— Что ты хочешь? — спросил Андрей. Голос охрип. — Скажи, я сделаю всё. Хочешь, чтобы я прекратил общение с Митей? Хочешь развод? Хочешь, чтобы я ушёл? Только скажи.
Аня смотрела на него, на этого человека, которого, казалось, знала лучше всех на свете.
Приличный стаж лет брака. Общий ребёнок. Общий дом, общие мечты, общее будущее. И всё это — на фундаменте лжи.
— Я не знаю, — прошептала она. — Я ничего не знаю.
Она встала, отошла к окну. За стеклом темнел зимний вечер, подкрадывался незаметно. На подоконнике стояла фотография в рамке: молодой Андрей с родителями, лет двадцать назад. Улыбается, обнимает мать и отца. Невинный, честный. Каким он стал?
— Это Катя, — сказала Аня, не оборачиваясь. — Она знает обо мне?
— Да.
— С самого начала?
Пауза.
— Нет. Я сказал ей после свадьбы.
— Когда ты узнал, что я беременна Дашей? И что она?
— Была в ярости. Кричала, что я обманул её. Что она надеялась... — он не договорил.
— Надеялась на что? Что ты бросишь меня и вернёшься к ней?
— Наверное. Не знаю. Она... она любит меня. До сих пор.
Аня развернулась. Посмотрела на мужа: он всё ещё стоял на коленях посреди комнаты, жалкий, раздавленный.
— А ты? Ты её любишь?
— Нет, — ответ прозвучал сразу, без колебаний. — Я люблю только тебя. Катя — прошлое. Но Митя... Митя — её сын. И мой тоже.
Замкнутый круг. Нет выхода, нет правильного решения. Что бы она ни выбрала, кто-то пострадает. Если заставит Андрея отказаться от Мити, будет мучиться виной. Если примет ситуацию — как жить, зная, что у мужа есть другой ребёнок, другая... почти семья?
— Мне нужно время, — сказала Аня. — Я не могу сейчас ничего решать.
Андрей кивнул.
— Конечно. Сколько угодно. Я подожду.
Она взяла сумку, направилась к двери.
— Аня, — окликнул он. — Ты вернёшься домой?
Она остановилась на пороге. Обернулась.
— Не знаю.
И вышла в холодный вечер.
Обратная дорога слилась в одно тёмное пятно: электричка, улицы, подъезд. Аня двигалась механически, не думая. Мысли отключились — защитная реакция, наверное. Организм спасал себя от перегрузки.
Дома её встретила няня — пожилая соседка, присматривавшая за Дашей.
— Всё хорошо? — спросила она, вглядываясь в Аню. — Бледная ты больно.
— Устала просто. Спасибо вам.
Даша уже спала, свернувшись калачиком под одеялом, обняв плюшевого зайца. Аня села на край кровати, смотрела на дочь. Светлые волосы разметались по подушке, губы чуть приоткрыты, ресницы подрагивают — снится что-то.
У неё есть брат. Сводный брат, о существовании которого она не подозревает. Мальчик по имени Митя — больной, несчастный. Тоже чей-то ребёнок. Тоже чья-то любовь.
«Как я скажу ей?» — подумала Аня.
Когда-нибудь придётся. Или не придётся. Может, они разведутся, и Даша никогда не узнает.
продолжение