Найти в Дзене
Сердца и судьбы

Любовница пришла ставить ультиматум жене. Но беременная Юлия лишь улыбнулась, зная, чем всё закончится (часть 2)

Предыдущая часть: — Надоели мне эти вечные тазики и ковшики, — продолжила Екатерина, размешивая йогурт ложкой. — Мы же живём как в каменном веке, мам. — Катя, прекрати, — наконец нашлась Наталья, ставя на стол чашку с чаем. — Как тебе не стыдно? Твой отец всю жизнь служит. — Да, да, знаю, — усмехнулась Екатерина, откусывая от йогурта. — Служит родине. Почему же тогда родина не может отблагодарить моего отца нормальным, не текущим сортиром? Знаешь, мама, я так жить не хочу. Я хочу жить по-человечески. — Что значит по-человечески? — уточнила Наталья, стараясь не замечать резких слов дочери, которые, честно говоря, при всей их грубости были в чём-то горькой правдой. — Ну, например, делать уроки, когда мне удобно, и не поглядывать на часы, зная, что в десять отключат свет, — выпалила Екатерина, ставя пустую упаковку от йогурта на стол. — В общем, так. Я уже всё решила. Я поживу у тёти Татьяны, хоть узнаю, что такое нормальная жизнь. — Наташа, да пусть живёт, — кивнула Татьяна, родственница

Предыдущая часть:

— Надоели мне эти вечные тазики и ковшики, — продолжила Екатерина, размешивая йогурт ложкой. — Мы же живём как в каменном веке, мам.

— Катя, прекрати, — наконец нашлась Наталья, ставя на стол чашку с чаем. — Как тебе не стыдно? Твой отец всю жизнь служит.

— Да, да, знаю, — усмехнулась Екатерина, откусывая от йогурта. — Служит родине. Почему же тогда родина не может отблагодарить моего отца нормальным, не текущим сортиром? Знаешь, мама, я так жить не хочу. Я хочу жить по-человечески.

— Что значит по-человечески? — уточнила Наталья, стараясь не замечать резких слов дочери, которые, честно говоря, при всей их грубости были в чём-то горькой правдой.

— Ну, например, делать уроки, когда мне удобно, и не поглядывать на часы, зная, что в десять отключат свет, — выпалила Екатерина, ставя пустую упаковку от йогурта на стол. — В общем, так. Я уже всё решила. Я поживу у тёти Татьяны, хоть узнаю, что такое нормальная жизнь.

— Наташа, да пусть живёт, — кивнула Татьяна, родственница Сергея, когда Наталья пришла к ней посоветоваться. — Места у меня полно, ты же знаешь. После того, как мои ребята разъехались, сижу тут в трёх комнатах одна, как барыня, а Екатерина твоя мне не помешает. Пусть живёт, хоть отмоется наконец.

Татьяна, зная о постоянных жалобах девушки на быт, откровенно подшучивала.

Какое-то время Екатерина чувствовала себя вполне довольной, ощущая себя горожанкой. А потом она съездила в настоящий большой город. Вернулась оттуда притихшей и задумчивой. Но, как и подозревала Наталья, это было затишье перед бурей.

— Всё, окончу школу, стану совершеннолетней и уеду, — заявила она родителям, изо всех сил делая вид, что её не волнуют сдвинутые брови отца. — Ни дня не задержусь здесь лишнего. Пешком уйду, если придётся.

Отец долго вздыхал и перелистывал страницы книги.

— Упустили мы Екатерину, — горько сказал Сергей, откладывая книгу. — Чего-то не поняли, не смогли.

В первый раз в жизни Наталья увидела на лице мужа, всегда таком уверенном и решительном, растерянность.

— Слушай, Наташка, нужно что-то делать, — он обнял жену и заглянул ей в лицо. — Нужно вывозить отсюда Екатерину. И лучше, если она будет с нами, а не одна. Просто я боюсь, что с её характером и внешностью она натворит дел.

— Но это же невозможно, Серёжа, — Наталья недоверчиво посмотрела на мужа.

— Ну почему? Нет ничего невозможного для русского офицера, — улыбнулся Сергей. — Знаешь, я много об этом думал. Наташа, я ведь должен тебе очень много. Ты все эти годы была со мной, делила все мои проблемы и радости, хотя радостей у нас было не так уж много. Подожди, Наташа, дай мне договорить.

Он жестом остановил жену, которая порывалась что-то сказать.

— У меня двадцать лет выслуги и высшее образование. Мне предлагают работу в военном училище в Центральном округе.

— Где? — обрадованно воскликнула Наталья.

— Но это же прекрасно. Наконец-то мы поживём с нормальными удобствами. Походим по театрам, посидим в ресторане, и там отличный университет. Екатерина сможет учиться. Серёжа...

Она радостно рассмеялась, но тут же, словно спохватившись, переспросила:

— Подожди, это, конечно, всё здорово, и для Екатерины было бы идеально, но Серёжа, ты уверен? Это ведь твоя часть. Здесь твои друзья. Ты же даже ваш пост своими руками когда-то строил. Ну как же ты уедешь?

— Да ладно, Наташа, переживу как-нибудь, — отмахнулся Сергей. — Главное, что мы все будем вместе и за Екатериной присмотрим. Ну хоть ещё какое-то время. Да и пора уже. Наташа, хватит тебе здесь мучиться. Как-то мол, как Екатерина всё время твердит, и голову нормально не помыть.

Он хмыкнул, вспоминая самую частую причину их домашних споров.

— Я ведь люблю тебя, Наташка. Ну должен же я хоть что-то сделать для тебя. Иначе зачем ты столько лет рядом со мной провела?

— А вот затем, чтобы услышать всё, что ты только что сказал, мой мрачный солдафон, — счастливо рассмеялась Наталья.

Через год Власовы переехали в старинный русский город, где Сергей и Наталья получили жильё, которое после продуваемой дальневосточными ветрами квартиры показалось им роскошными апартаментами.

— Квартир нормальных не видели, — буркнула Екатерина, но на всякий случай изобразила радость на лице.

На лице, нужно сказать, к этому времени уже ставшем очень заметным, таким, что увидев его, человек удивлённо поднимает брови, останавливается и невольно оглядывается вслед.

К семнадцати годам Екатерина стала по-настоящему привлекательной. Лицо сияло идеальной матовой кожей, подсвеченной лёгким, словно фарфоровым румянцем. Тонкий маленький нос, чётко очерченные небольшие, но полные губы, аккуратный подбородок, словно рамка для картины, и, главное, огромные глаза голубого цвета с жемчужно-стальными нотками, от чего взгляд переставал быть наивно открытым, как у многих светлоглазых людей. Но главная ценность Екатерины — волосы, густые, пышные, пепельно-русые с лёгким платиновым оттенком. Они были даже слишком идеальными, чтобы не возникало сомнений в их натуральности.

Лет с тринадцати Екатерина осознала, что без хорошей фигуры вся её внешность может пойти насмарку. Фанатом спорта она никогда не была, в секции не ходила, кроме школы моделей, про которую отец иронично отзывался.

— Ну а что, не самое плохое занятие, — говорил Сергей, наблюдая, как дочь репетирует походку. — Я так понимаю, это что-то вроде моего военного плаца, только для девчонок. Также маршируете, спину держите, команды выполняете. Только у нас проход участников называется парадом, а у вас, Катя, ну, как это слово-то? О, дефиле.

Екатерина, не обращая внимания на шутки отца, училась ходить и следила за своей формой, упорно приседая и отжимаясь у открытого окна в своей комнате. Результат был очевиден. Сногсшибательной фигуры у Екатерины не было, но она была стройной девушкой с прямыми, пусть не бесконечно длинными ногами, узкой талией и всем тем, что отличает привлекательную девушку от остальных.

— Полный отпад, — так лаконично и ёмко охарактеризовал её внешность преданный поклонник, сосед и одноклассник Денис, который к внешнему раздражению и внутреннему удовольствию девушки во всеуслышание заявил, что навсегда отдаёт сердце Екатерине Власовой и будет её вечным рыцарем.

Екатерина в итоге превратилась в настоящую красавицу, а вместе с её уверенной и слегка дерзкой манерой держаться она стала выглядеть ещё привлекательнее. Ведь заметность человека часто зависит не столько от внешних черт, сколько от того, как он их преподносит окружающим. У Екатерины этот подход отличался смелостью и напором.

Откуда всё это взялось у единственной дочери двух таких скромных, сдержанных людей, привыкших к простому образу жизни? Кто знает. Сергей, сам родившийся и выросший в семье военного, другой жизни для себя и представить не мог. Казалось, он служил в армии с самого рождения, ещё лёжа в коляске под звуки повседневной суеты большой воинской части.

Потом была школа, военное училище, знакомство с обаятельной девушкой Натальей, которая, к его большому удивлению, согласилась выйти за него замуж. Хотя он, видит бог, честно пытался её отговорить и даже пугал трудностями жизни в неизвестных местах и в спартанских условиях. Но Наталья, несмотря на свою хрупкую и нежную внешность, оказалась не из пугливых и просто весело посмотрела на него своими голубыми глазами.

Несколько лет они переезжали по стране, а потом обосновались на Дальнем Востоке, родили дочь и были по-настоящему счастливы. Хотя в это иногда трудно было поверить не только окружающим, но и им самим. Наверное, потому что настоящее счастье — это не про горячие батареи, полный холодильник и дорогую машину. Это когда при расставании, даже на несколько часов, ты словно оставляешь часть себя с близким человеком и весь день мучаешься от желания вернуться и снова почувствовать себя целым. И тогда совершенно неважно, тепло ли в доме, — можно просто обняться и согреться друг о друга. Именно так и было у Сергея и Натальи.

Он, по природе и профессии человек несентиментальный и суховатый, никогда не умел открыто показывать свои чувства Наталье, но ей этого и не требовалось. Она и так всё понимала про себя и своего Серёжу и чувствовала себя счастливой. Сергей был высоким, крепким, сухощавым мужчиной с правильными чертами лица, волевым подбородком и внимательным взглядом, который теплел и смягчался только при виде жены или дочери.

Наталья обладала мягкой, спокойной женской привлекательностью, настоящей, но ничем не выделяющейся, о которой обычно говорят "очаровательная женщина" — совершенно искренне, но при этом через пять минут даже не вспомнишь деталей этого лица.

Екатерина получилась совсем другой. Она была яркой, запоминающейся, словно все черты родителей в ней усилились, обострились, набрали яркости, резкости и чёткости. И мягкие голубые глаза Натальи вдруг засверкали на лице дочери дерзкими серо-голубыми искрами. Отцовская преданность себе и долгу превратилась у Екатерины в непреклонное упрямство и настойчивость. И, конечно, всем этим качествам, по мнению их обладательницы, было совершенно не место в этом пусть аккуратном и старинном, но всё равно провинциальном городе.

Какое ей дело до всех этих средневековых стен, башенок с флюгерами и лирично склонённых над рекой берёз, если её тянуло к совсем иному. Она мечтала о зданиях, которые резко уходят вверх сталью и стеклом, о широких проспектах, по которым с рёвом несутся низкие яркие автомобили, так быстро, что огни рекламных вывесок сливаются в световые полосы на их кузовах.

И всё там совсем другое. Еда острая и лёгкая, её едят маленькими порциями и запивают французской минеральной водой из компактных стеклянных бутылочек. Глаза людей всегда скрыты тёмными очками, и эти барьеры надёжно защищают от любопытных взглядов и лишних эмоций, вроде жалости или доброты.

Мужчины в этом мире немногословны, решительны в поступках, небрежно поправляют на запястьях часы, стоящие как отцовская квартира, и чуть морщат загорелую круглый год кожу. А женщины — о, когда Екатерина представляла себя среди них, у неё захватывало дух от высоты каблуков на изящных замшевых туфлях, от длины аккуратного маникюра, незаметного, но недоступного простым людям, от узких юбок — именно юбок с высокими разрезами, а не брюк. А главное — лица этих женщин, равнодушно спокойные, с которыми и нужно принимать все блага этого мира как должное.

И ритм жизни там совсем иной: быстрый, порывистый, решительный, пусть иногда безжалостный к людям, но так и должно быть. Слабакам и неудачникам нет места в столице, зато там нет времени на слезливые разговоры о ценностях жизни, на ненужную сентиментальность, на все эти обсуждения семьи и старых альбомов с фото бабушек и дедушек, на обильные столы с домашними салатами и пирогами.

Конечно, Екатерина в своих размышлениях о жизни не переходила грань и говорила маме далеко не всё, что думала, но всё равно категоричность её суждений поражала.

— Катенька, милая, но ведь чтобы жить в столице так, как ты хочешь, нужно иметь деньги и образование, — осторожно замечала мама, когда дочь расписывала перед ней ослепительные картины красивой жизни. — Ну или хотя бы что-то одно из этого. Тебе не кажется, что стоит сначала получить профессию, определиться с будущим? Ведь то, где ты живёшь, это всё-таки не самое главное в жизни.

— Ой, мама, ты ещё скажи, не место красит человека, а человек место, — отмахивалась Екатерина, садясь за стол и наливая себе чай. — Ну вот и украшаете здесь всё собой, а мне нужно другое место, которое будет более достойно меня.

— Вот именно, которое будет более достойно твоей красоты, — иронично подсказывала Наталья, помешивая сахар в чашке.

— Да, а почему нет? Кстати, о красоте, — Екатерина подобралась, словно собиралась сказать что-то важное, и выпрямилась на стуле.

Продолжение :