Екатерина плавно опустилась на заднее сиденье такси, легонько поправила светлый локон, упавший на плечо, и грациозно кивнула водителю, показывая, что можно ехать. Она старательно притворялась спокойной, и это у неё получалось довольно убедительно. По крайней мере, отражение в тёмном, покрытом каплями дождя стекле машины показывало привычное красивое лицо, которое выражало полное равнодушие ко всему, что происходило вокруг. Даже то, что ей пришлось залезть в эту обычную, заметно потрёпанную и не слишком чистую машину с детским креслом и заросшим щетиной водителем, который выглядел помятым со всех сторон, она выдержала с невозмутимым видом. В конечном итоге эта обшарпанная, тряская иностранная машина такси с удушающим сладковатым ароматом освежителя и раздражающей ритмичной музыкой оказалась всего лишь временным, вынужденным неудобством в её жизни.
Впрочем, спокойствие было лишь внешним. Она обязательно припомнит это Алексею, особенно если от этого отвратительного, приторно-синтетического запаха, который люди почему-то используют для улучшения воздуха в салоне, её начнёт тошнить. Как так вышло, что у неё даже нет возможности поехать по своим делам на нормальной машине, а приходится вызывать такси. Ещё повезло, что эта машина вообще подъехала. Кстати, могло случиться и так, что ей пришлось бы добираться на автобусе, но это уже совсем вышло бы за рамки допустимого.
Брезгливо оттолкнув в сторону детское кресло, которое всё время сползало к ней, Екатерина уставилась в стекло, по которому стекали быстрые струйки дождя. Эти юркие водяные дорожки направили её мысли в иное русло. И там тоже ничего приятного или вдохновляющего не нашлось. Всё же они дотянули до конца месяца, и вот теперь зарядили эти нудные, нескончаемые осенние дожди. И теперь ей приходится мокнуть, зябко ёжиться под холодными каплями, которые забираются за воротник плаща, несмотря на все попытки укрыться зонтом и поднять ворот. А капюшонов она отродясь не надевала. Ещё не хватало прятать голову под дурацкими колпаками, как все кругом. С её-то роскошными волосами и идеальными укладками. И вот она мёрзнет и промокает, хотя давно уже могла бы нежиться на далёком берегу, где солнце идеально подходит для её кожи — яркое, но не слишком жгучее.
Где ещё переждать эту противную московскую позднюю осень, если не там, где песок всегда белоснежный, небо лазурное, а вода переливается всеми оттенками от глубокого синего до прозрачного бирюзового. И вообще, творится что-то непонятное. Как бы она ни пыталась сделать вид, что всё это не заслуживает её внимания и нервов, пора наконец разобраться в происходящем. Алексей ведёт себя очень подозрительно. Он стал чаще задерживаться в своём проклятом офисе. По крайней мере, он сам так утверждает, и это повторяется настолько часто, что она даже начала подозревать какую-то интрижку на стороне. Но нет, этого точно нет, потому что она, Екатерина, безошибочно распознаёт такие вещи. Это даже не обсуждается — Екатерина безошибочно распознаёт такие вещи. Нет, у него никого нет. Вероятно, действительно какой-то внезапный приступ трудолюбия. Потом он неожиданно отложил на неопределённый срок давно запланированную поездку на острова и так и не оплатил новую машину, которую она давно присмотрела и хочет забрать из салона. Но самое важное — он почти перестал появляться в их квартире. Ладно, в квартире, которую он арендует для неё, но это совершенно не имеет значения. Значение имеет то, что вчера она потратила почти последние деньги на заказ отличного ужина с доставкой, а он так и не пришёл и даже не удосужился предупредить об этом.
А сегодня она услышала в трубке его слова, которые до сих пор эхом отдаются в голове.
— Знаешь, Катя, ты меня не жди сегодня вечером, — произнёс Алексей, его голос звучал торопливо, словно он куда-то спешил. — Я не приеду, и завтра тоже не получится. Мне нужно срочно уехать по делам. Наверное, на пять дней, а может, и дольше. О квартире не волнуйся. Аренда оплачена до конца года, так что живи там столько, сколько потребуется.
— Подожди-ка, что значит "живи столько, сколько потребуется"? — Екатерина повысила голос, крепче сжимая телефон в руке. — Что происходит, Алексей? Когда ты вернёшься? И вообще, мне нужна машина, слышишь? Я не могу так дальше!
— Катя, я не могу сейчас говорить, извини, — отрезал он, не давая ей договорить. — Мне пора на посадку в самолёт. Я вернусь, и мы обо всём поговорим, всё решим, обещаю.
И он отключился, оставив её в плотной, непроницаемой завесе из недомолвок и неопределённости.
Нет, это просто поражает. Почему он отказался прислать за ней машину? Она снова вернулась мыслями к первому источнику раздражения, потому что такси резко затормозило, и Екатерина, сдвинувшись с сиденья, довольно болезненно ударилась коленями о спинку переднего кресла.
Неужели её худшие подозрения оправдываются? И эта женщина, его бывшая, всё-таки запудрила ему мозги? Нет, это просто невероятно.
Екатерина потратила на этого мужчину целый год своей жизни. Ради него она отказалась от, ну, неважно, от кого и от чего именно она отказалась. Важно то, что она всё поставила на эти отношения. И всё шло прекрасно. Алексей уже был готов ко всему. И, самое главное, он уже почти дозрел до того, чтобы наконец освободиться от этого недоразумения — своей по сути бывшей жены — и сделать ей, Екатерине, предложение. Она была в этом абсолютно уверена. Чего стоит тот факт, что Алексей месяц назад купил в ювелирном салоне потрясающее кольцо? Ей об этом сообщили совершенно надёжно, конфиденциально. Источник проверенный — девушка-продавщица из того самого салона, с которой Екатерина хорошо знакома. Она даже показала Екатерине фото этого кольца. Конечно, сама Екатерина выбрала бы что-то другое, но, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят, а дарёному кольцу в камень тем более, особенно если учесть его цену.
В общем, всё было на мази, и, скорее всего, он просто ждал подходящего момента или набирался решимости. Ведь мужчины в таких делах часто становятся робкими и колеблющимися. И вдруг всё рушится. Нет, она этого не допустит.
Сейчас она приедет к ней, к этой бледной мышке, его бывшей. Ладно, пусть формально она ещё его законная жена, но это же чистой воды недоразумение. И она, Екатерина, расставит все точки над i, покажет этой женщине, где её место, и раз и навсегда закроет эту тему. Она слишком многое пережила и слишком многим пожертвовала, чтобы теперь, когда до полной победы остался всего полшага, внезапно всё потерять.
Екатерина Власова появилась на свет в семье офицера, который служил в крупной воинской части на Дальнем Востоке. Собственно, там она не только родилась, но и прошла значительную часть детства. Военный городок, где девочка жила с родителями, состоял из множества казарм и нескольких многоэтажных домов, которые считались почти элитными, потому что в них три, а иногда и четыре дня в неделю из кранов лилась горячая вода. Помимо жилья, в городке имелся медпункт и пара маленьких магазинов с бесконечным запасом консервов и сухарей.
Из развлечений был клуб, где раз в неделю крутили кино. И библиотека, которую, впрочем, никто из местных не воспринимал как место для приятного времяпровождения, и она большую часть времени простаивала запертой.
Пока Екатерина была маленькой, унылость этого городка её не тяготила. Дети остаются детьми, и им везде хорошо, особенно если есть подходящая компания и вкопанные во дворе качели, пусть даже скрипящие и облупленные.
У Екатерины ситуация была немного особенной. Так сложилось, что она оказалась почти единственной девочкой среди детей офицеров, да ещё и такой миловидной, что вызывала умиление и восхищение своими пухлыми щёчками, льняными локонами и серо-голубыми глазами, где бы ни появлялась.
Военные мужчины в основном глубоко ценили своих жён за то, что те делили с ними все тяготы и неудобства полукочевой жизни, и сыновей воспитывали в том же духе. Екатерина с ранних лет была окружена, если не заботой, то по крайней мере неуклюжей мальчишеской защитой, похожей на ту, с которой старшие братья относятся к своим непутёвым, но родным младшим сёстрам.
— Екатерина у нас просто маленькая принцесса, — улыбаясь, говорила Наталья, наблюдая, как один из соседских мальчишек придерживает велосипед, а другой помогает Кате забраться на раму, которая явно была для неё высоковата.
В общем, пока девочка была маленькой, всё шло гладко. Ей хватало внимания и любви мамы, которая работала фельдшером в том самом медпункте, сдержанной, усталой нежности отца, который появлялся дома уже затемно, и даже игрушек, которые ей великодушно уступали юные рыцари.
— Серёжа, в следующем году Катюшке идти в школу, — Наталья долго собиралась с силами, чтобы завести этот разговор с мужем, и наконец решилась.
— И что? — пожал плечами Сергей, не отрываясь от газеты.
— Пойдёт, как все, в соседний райцентр. Ты же знаешь, у нас туда каждый день ходит школьный автобус.
— Но, Серёжа, это же так далеко. Каждый день туда и обратно, и потом...
— Наташа, — муж мягко, но твёрдо прервал её, откладывая газету в сторону. — Я военный. Обо всех сложностях нашей жизни ты всегда знала. По крайней мере, я ничего от тебя не скрывал. Мы живём как все, и Екатерина будет учиться как все. Моя семья должна быть со мной здесь, иначе это не семья.
Наталья посмотрела на мужа и улыбнулась с облегчением и теплотой. Как хорошо, что он так просто снял этот вопрос. Всё верно. Они будут жить как все, и с Екатериной ничего страшного не случится. Она будет ездить в школу вместе с остальными. Ничего она себе не напридумывала.
Екатерина с восторгом узнала, что мир не ограничивается стенами их кирпичных домов и серым высоким забором с фонарями по углам. Небольшой город, куда детей из военного городка каждый день доставлял старенький, скрипящий на поворотах автобус, показался ей огромным и полным красок, ужасно шумным и полным открытий. К тому же выяснилось, что в этом городе живёт дальняя родственница отца. И Наталья, словно опомнившись, стала регулярно приезжать с дочерью на выходные с ночёвкой. Потрясений от маленького парка с парой каруселей и зооуголка в торговом центре Екатерине хватило на многие месяцы.
Несколько лет Екатерина была самым обычным ребёнком, разве что заметно более привлекательным внешне, чем сверстники. И сама Екатерина всем была довольна до поры, примерно до четырнадцати лет. А потом она начала задавать вопросы и сама же на них отвечать, потому что от мамы ответов не получала.
— Мама, почему мы застряли в этом убогом городишке? — спросила Екатерина однажды, входя в кухню и бросая рюкзак на стул. — Это же даже не посёлок, а просто куча каких-то лачуг, куда напихали людей, которые друг другу уже до тошноты надоели.
— Катя, что ты такое говоришь? — ужаснулась Наталья, радуясь про себя, что отец, и так состоящий из их троих, не слышит этих слов.
— А что я такого особенного и неправильного сказала? — Екатерина пожала плечами, открывая холодильник и доставая йогурт. — Мам, ты же знаешь, что я права. А вот вчера я была в гостях у одноклассницы. Так вот, мама, ты не поверишь, но оказывается, горячая вода в трубах бывает и по воскресеньям. Удивительно, правда?
Екатерина с редкой для её возраста иронией посмотрела на мать. И вообще, после Машкиной квартиры мне в наши трущобы заходить тошно. Я хочу мыть волосы не тогда, когда кому-то милостиво вздумается подать воду, а тогда, когда мне это нужно.
Наталья устало прикрыла глаза. Мытьё головы, вернее, разговоры об этом в последнее время стали настоящим пунктиком для Екатерины. Густые пряди Екатерины редкого пепельно-русого тона по-настоящему завораживали своей красотой, особенно когда она ухаживала за ними с особым вниманием. И чем старше становилась Екатерина, тем с большим вниманием она относилась к своим достоинствам. Волосы она признавала только идеально чистыми и свежими. И мытьё своей шевелюры стало для неё делом первостепенной важности, требующим комфорта и обильного количества горячей воды. К сожалению, условия, в которых жили семьи офицеров, от комфорта были далеки.
Дома стояли старые, системы в них износились, да и снабжение удобствами в военном городке шло по остаточному принципу. Видимо, коммунальные службы полагали, что военные люди закалённые и нетребовательные, привыкли к жёстким будням, и мыться ежедневно им совершенно ни к чему. Поэтому вода из кранов текла, как точно подметила Екатерина, далеко не каждый день, а если и текла, то часто скупой, тонкой струйкой, подходящей разве что для того, чтобы прополоскать носовой платок, но никак не для того, чтобы тщательно промыть Екатеринину шевелюру.
Продолжение :