Билет на поезд лежал в сумке. Плацкарт до Калининграда, отправление завтра в шесть утра.
— Нин, ты куда собралась? — муж стоял в дверях, скрестив руки на груди.
— К подруге. На неделю.
— К какой подруге? Почему я не знаю?
Потому что я не сказала. Впервые за двадцать один год брака — не сказала.
— К Светке. Мы в институте вместе учились.
— И ты вот так, без предупреждения? А обед кто готовить будет? А Машка?
Машке двадцать три. Она живёт отдельно, работает, сама себе готовит. Но для Виктора это неважно. Важно другое: я приняла решение без него.
— Витя, я уже купила билет.
— Сдай.
— Нет.
Он смотрел на меня так, будто я сообщила о конце света. А я стояла и думала: почему раньше не могла вот так — просто сказать «нет»?
***
Всё началось три месяца назад. С ерунды, как обычно.
Я хотела купить новые туфли. Бежевые, на небольшом каблуке, удобные. Видела в витрине, примерила — идеально. Цена нормальная, три с половиной тысячи.
Достала карту. И вдруг подумала: а Виктор что скажет?
Положила карту обратно. Сказала продавщице: «Я подумаю». Вышла из магазина.
Шла домой и злилась на себя. Сорок четыре года. Работаю бухгалтером, получаю сорок пять тысяч. Не миллионы, но свои, заработанные. И не могу купить туфли без разрешения мужа.
Вечером спросила:
— Вить, я туфли видела. Можно купить?
— Сколько?
— Три с половиной.
— Нин, у тебя же есть туфли.
— Те старые. Пять лет уже.
— Ну и что? Нормальные туфли. Зачем новые?
Я не купила.
А через неделю он притащил домой удочку за восемь тысяч. Не спросил. Просто купил.
— Вить, а удочка зачем? Ты же на рыбалку раз в год ездишь.
— Это другое, — отмахнулся он. — Это для души.
Для души. Удочка за восемь тысяч — для души. А туфли за три с половиной — расточительство.
Я промолчала. Как обычно.
***
Виктор всегда был такой. С самого начала.
Когда мы только поженись, мне казалось: это забота. Он спрашивает, куда я иду, с кем встречаюсь, что покупаю — значит, переживает. Любит.
Потом забота превратилась в контроль.
— Нин, зачем тебе к маме на выходные? Она же неделю назад приезжала.
— Нин, почему опоздала? Магазин в восемь закрывается, а ты в девять пришла.
— Нин, это кто тебе звонил? Мужской голос слышал.
Мужской голос — это начальник. Звонил уточнить по отчёту.
Я объясняла, оправдывалась, доказывала. Каждый раз. Двадцать один год.
А он говорил: «Я просто волнуюсь». И я верила.
***
Три месяца назад я встретила Светку.
Случайно, в торговом центре. Не виделись пятнадцать лет — с тех пор как она переехала в Калининград.
— Нинка! — она бросилась обниматься. — Ты как? Как жизнь?
Мы зашли в кафе. Проговорили три часа.
Светка рассказывала про свою жизнь. Развелась десять лет назад, одна вырастила двоих детей, открыла своё дело — небольшую кондитерскую. Ездит по миру, когда есть время. В прошлом году была в Италии.
— А ты? — спросила она.
— Я... нормально. Работаю. Машка выросла.
— А для себя?
— Что — для себя?
— Ну, путешествия, хобби, мечты какие-нибудь?
Я задумалась. Путешествия — последний раз мы с Виктором ездили в Сочи семь лет назад. Он сказал, что дорого. Хобби — какое хобби, когда работа, дом, готовка. Мечты...
— Не знаю, — честно ответила я. — Давно не мечтала.
Светка посмотрела на меня странно.
— Нин, а ты счастлива?
Простой вопрос. Я не смогла ответить.
***
После встречи со Светкой я начала замечать.
Как прошу разрешения на каждую мелочь. Можно я куплю? Можно я схожу? Можно я позвоню?
Как отчитываюсь за каждый шаг. Была там-то, видела того-то, потратила столько-то.
Как боюсь его недовольства. Если задержусь — он будет хмуриться. Если куплю что-то «лишнее» — будет выговаривать. Если встречусь с подругой — будет допрашивать.
Двадцать один год я жила так. И считала это нормой.
А потом Светка написала: «Приезжай ко мне! Покажу Калининград, поболтаем, как в старые времена».
Я хотела спросить Виктора. По привычке, на автомате. Но что-то остановило.
Подумала: а что он скажет?
Скажет: зачем тебе? Скажет: дорого. Скажет: а я как же?
И я не спросила.
Зашла на сайт РЖД, выбрала билет, оплатила. Своей картой. Со своей зарплаты.
Руки тряслись, будто я преступление совершала.
***
Виктор узнал вечером. Увидел уведомление от банка — у нас общий доступ к счетам. Его идея, конечно. «Чтобы прозрачность была».
— Нин, что за списание? Билет на поезд?
— Да. Еду к подруге.
— К какой подруге? Почему не сказала?
И вот тут я поняла: если отступлю сейчас — не вырвусь никогда. Ещё двадцать лет буду спрашивать разрешения на туфли.
— Вить. Я еду. Билет куплен.
— Сдай, — повторил он.
— Нет.
— Нина!
— Я сказала: нет.
Он побагровел. Открыл рот, закрыл. Не привык, что я отказываю.
— Ты понимаешь, что это ненормально? — выдавил он наконец.
— Что именно ненормально?
— Вот так, без спросу! Мы же семья!
— Семья — это не тюрьма. Мне не нужно твоё разрешение, чтобы поехать к подруге.
— А если я не отпущу?
Я посмотрела ему в глаза. Спокойно, без вызова. Просто посмотрела.
— Ты мне не хозяин, Виктор. Я взрослая женщина. Я сама решаю, куда мне ехать.
Он молчал. Потом развернулся и ушёл в комнату. Хлопнул дверью.
Я осталась стоять в коридоре. Руки всё ещё тряслись. Но внутри было... легко. Как будто камень с груди сняли.
***
Ночью он не разговаривал со мной. Утром — тоже.
Я собрала сумку, вызвала такси.
— Вить, я уехала. Вернусь через неделю.
— Делай что хочешь, — бросил он, не поворачиваясь.
— Буду делать.
В такси я смотрела в окно и думала: что теперь? Вернусь — а он вещи выкинет? Разведётся? Устроит скандал?
А потом подумала другое: ну и что?
Мне сорок четыре. Работа есть, зарплата есть. Машка взрослая. Если Виктор решит, что жена без разрешения — это конец брака, — значит, так тому и быть.
Впервые за двадцать один год я не боялась.
***
Калининград встретил дождём и Светкой с зонтом.
— Нинка! Доехала! — она снова обняла меня. — Как муж отпустил?
— Не отпустил. Я просто уехала.
Светка присвистнула.
— Ого. Революция?
— Типа того.
Она повезла меня к себе. Квартира небольшая, но уютная. На кухне пахло ванилью и корицей — она и дома пекла.
— Располагайся. Чай будешь?
— Буду.
Мы сидели на кухне, пили чай с её фирменными булочками. Я рассказывала — про туфли, про удочку, про двадцать один год разрешений.
Светка слушала молча. Потом сказала:
— Нин, это же классика. Контролирующий партнёр.
— Он не бьёт меня. Не оскорбляет.
— Необязательно бить, чтобы контролировать. Достаточно сделать так, чтобы ты без него шагу ступить не могла.
Я молчала. Она была права.
— И что мне делать?
— А чего ты хочешь?
Хороший вопрос. Чего я хочу?
— Хочу... жить нормально. Покупать туфли, когда хочу. Ездить, куда хочу. Не отчитываться за каждую минуту.
— Тогда делай.
— Просто так?
— Просто так. Ты же уже начала — уехала без спроса. Мир не рухнул, правда?
Мир не рухнул. Поезд приехал, Светка встретила, чай горячий, булочки вкусные. Всё на месте.
— Правда, — сказала я.
***
Неделя в Калининграде перевернула мою жизнь.
Нет, ничего особенного не произошло. Мы гуляли по городу, ходили на море, пили вино вечерами. Светка рассказывала про свой развод, про то, как сложно было первый год одной, про то, как потом стало лучше.
— Знаешь, что самое страшное? — сказала она однажды. — Не одиночество. Самое страшное — это потерять себя. Когда ты столько лет живёшь чужой жизнью, что забываешь, кто ты.
Я слушала и понимала: она говорит про меня.
Кто я? Жена Виктора. Мать Маши. Бухгалтер в строительной фирме.
А кто я — сама по себе? Что люблю? Чего хочу? О чём мечтаю?
Не знаю. Двадцать один год — и не знаю.
***
Виктор звонил каждый день. Первые три дня — холодно, односложно. Потом смягчился.
— Нин, ты когда вернёшься?
— В воскресенье, как планировала.
— Скучаю.
— Ага.
— Ты злишься?
— Нет. Просто думаю.
— О чём?
— О нас. О жизни. О том, как дальше.
Он помолчал. Потом спросил тихо:
— Ты хочешь развестись?
Я задумалась. Хочу ли?
— Не знаю. Но я хочу, чтобы по-другому было.
— Как — по-другому?
— Без разрешений. Без отчётов. Как равные люди, а не как начальник и подчинённый.
Он молчал долго. Потом сказал:
— Поговорим, когда вернёшься.
***
Вернулась в воскресенье вечером.
Муж ждал на вокзале. Стоял с цветами — три красные розы. Впервые за сто лет.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
— Поехали домой?
— Поехали.
В машине молчали. Он вёл, я смотрела в окно. Город не изменился за неделю — а я изменилась.
Дома он заварил чай. Сел напротив.
— Нин. Я много думал.
— И?
— Ты права. Я... перегибал. Не специально. Просто так привык.
— Привык контролировать?
— Привык волноваться. Мне спокойнее, когда я знаю, где ты, что делаешь.
— Вить, это не волнение. Это контроль. Я не могу купить туфли без твоего разрешения. Это ненормально.
Он потёр лицо руками.
— Я понимаю. Теперь понимаю. Когда ты уехала... я испугался. Думал, всё, ушла. И понял, как это — когда не знаешь, что будет.
— Вот именно. Ты испугался за неделю. А я так живу двадцать один год.
Он посмотрел на меня. В глазах — что-то новое. Не злость, не обида. Растерянность.
— Что мне делать? — спросил он.
— Перестать спрашивать, куда я иду и когда вернусь. Перестать проверять мои траты. Перестать решать за меня.
— А если я волнуюсь?
— Позвони и скажи: «Скучаю». Не «Где ты?», а «Скучаю». Чувствуешь разницу?
Он кивнул. Медленно, но кивнул.
— Попробую.
***
Прошло полгода.
Виктор старается. Не идеально, нет. Иногда срывается, начинает допрашивать — потом спохватывается, извиняется.
— Прости. Привычка.
— Ничего. Отвыкай.
Я купила те туфли. Бежевые, на небольшом каблуке. Просто пошла и купила, не спрашивая. Муж увидел, поднял бровь — и промолчал.
Маленькая победа.
Потом записалась на курсы английского. Давно хотела, всё откладывала. Теперь хожу два раза в неделю. Виктор сначала хмурился, потом привык.
В апреле полечу в Питер. Одна. Просто посмотреть город, погулять по музеям. Билеты уже купила.
— Нин, а может, вместе? — спросил он.
— В следующий раз. Этот — мой.
Он кивнул. Не обиделся.
***
Недавно звонила Машка.
— Мам, вы с папой нормально?
— Нормально. А что?
— Он какой-то другой стал. Мягче, что ли.
— Мы поговорили. Серьёзно поговорили.
— О чём?
— О том, что я — не его собственность. И что мне не нужно разрешение, чтобы жить.
Машка помолчала. Потом сказала:
— Мам, я так рада. Я же видела, как ты всегда у него спрашивала. Даже по мелочам. Думала — это нормально. А потом встречаться начала с Димой, и он тоже стал спрашивать: куда идёшь, с кем, зачем...
— И что ты сделала?
— Сказала: это мои границы. Если не устраивает — расходимся.
— И?
— Устроило, — она засмеялась. — Теперь не спрашивает.
Я улыбнулась. Дочка умнее меня. Ей двадцать три, а она уже понимает то, до чего я шла двадцать один год.
— Молодец, — сказала я.
— Это ты молодец, мам. Ты первая показала, что можно по-другому.
***
Иногда я думаю: а если бы не встретила Светку? Если бы не тот разговор в кафе, не её вопрос «А ты счастлива?»
Наверное, так бы и жила. Спрашивала разрешения, отчитывалась, боялась. До конца жизни.
Страшно представить.
Но я встретила. И спросила себя. И ответила честно: нет, не счастлива.
А потом сделала шаг. Маленький, глупый — купила билет без спроса. И мир не рухнул.
Оказывается, это так просто. Просто сказать: я решила. Без «можно?», без «ты не против?», без «а как ты думаешь?».
Я решила. Точка.
Виктор учится жить с этим. Медленно, со скрипом, но учится. Может, получится. Может, нет.
Но даже если нет — я больше не боюсь. Я знаю, что справлюсь. Одна, если придётся.
Потому что я — это я. Не чья-то жена, не чья-то мать, не чья-то подчинённая.
Просто я.
И мне не нужно разрешение, чтобы быть собой.
А вы смогли бы перестать спрашивать разрешения у близких на то, что касается только вас?