12 октября.
Олеся помнила этот день. Дмитрий уезжал в командировку якобы на переговоры с подрядчиками. Вернулся через два дня, уставший, но довольный. Привез ей духи французские, дорогие.
— Откупался?
— Я не могу в это поверить, — прошептала она.
— Тебе и не нужно верить. Тебе нужно действовать. Собирай доказательства, ищи адвоката. Если дойдёт до развода, ты должна быть готова.
— Развод.
Слово прозвучало как приговор. Олеся никогда не думала о разводе серьёзно. Даже в самые тёмные моменты последних недель она верила, что они справятся. Что любовь или хотя бы привычка победит.
А теперь перед ней лежали доказательства. Холодные, бездушные цифры, которые невозможно объяснить.
Мне нужно домой, сказала она, вставая.
— Олесь, не делай глупостей. Не кидайся на него с обвинениями.
Сначала подготовься.
— Мне нужно домой, повторила Олеся.
Дорога обратно прошла, как в тумане. Олеся вела машину на автомате, не замечая светофоров и поворотов. В голове крутилась одна мысль, он лгал. Смотрел в глаза, клялся и лгал.
34 тысячи в ювелирном. Что он купил? Кольцо? Серьги? Подарок для любовницы, пока жена сидела дома и ждала его с ужином.
Она припарковалась у дома и долго сидела в машине, не в силах выйти.
За окнами их квартиры горел свет. Там был Дмитрий. Человек, с которым она прожила 15 лет. Отец её дочери. Предатель.
Телефон завибрировал. Сообщение от Полины мам.
— Ты скоро? Папа пирог испек.
Пирог. Он печёт пирог, пока его ложь рассыпается, как карточный домик. Олеся глубоко вдохнула. Вытерла слезы, которых не заметила.
Проверила лицо в зеркале, глаза красные, но терпимо. Можно списать на усталость. Она вышла из машины и пошла к подъезду.
Вера права, нельзя бросаться с обвинениями. Нужно подготовиться. Собрать доказательства. Понять, что она хочет, сохранить семью или уйти. Но сначала посмотреть ему в глаза. И понять, как она могла так ошибиться в человеке. Квартира пахла корицей и яблоками.
Дмитрий встретил её в фартуке, в том самом, с дурацкими подсолнухами, который Полина подарила ему на день отца три года назад.
— Как раз вовремя. Пирог только достал.
Он улыбался, и эта улыбка показалась Олесе издевательством.
— Отлично, выдавила она.
Полина сидела за столом, уже нарезая пирог на куски.
— Мам, представляешь, папа сам тесто делал. Не из магазина.
— Молодец, папа.
Дмитрий посмотрел на неё внимательнее.
— Всё в порядке. Ты бледная.
— Устала. У Веры много работы было. Она села за стол, взяла кусок пирога, откусила.
— Вкусно.
Дмитрий всегда хорошо готовил, когда хотел. Вот только хотел он редко, обычно по особым случаям. Или когда чувствовал вину.
Ужин прошёл в странном напряжении. Олеся молчала, Дмитрий пытался шутить, Полина переводила настороженный взгляд с одного родителя на другого.
После еды дочь быстро сбежала к себе, сославшись на домашнее задание.
— Что случилось? спросил Дмитрий, когда они остались одни.
— Ничего.
— Олеся, я тебя знаю. Ты вернулась сама не своя.
— Вера что-то сказала.
Олеся посмотрела на него. На это лицо, которое любила столько лет. На морщинки у глаз, на упрямую складку между бровей. Сколько раз она засыпала, глядя на это лицо? Сколько раз просыпалась рядом с ним?
— Скажи мне честно, произнесла она медленно, что ты покупал в ювелирном салоне в октябре.
Дмитрий замер.
Она видела, как менялось его лицо удивления, замешательства, что-то похожее на страх.
— Откуда ты?
— Неважно, откуда.
— Отвечай.
— Олеся, это не то, что ты думаешь.
— Тогда объясни. Объясни мне рестораны, отель, украшения.
— Объясни, куда уходят деньги, пока я считаю каждую копейку на продукты.
Голос сорвался на крик.
Олеся сама испугалась своей ярости, она копилась неделями и теперь выплеснулась наружу.
— Тише, Дмитрий оглянулся на дверь Полининой комнаты.
— Пожалуйста, давай спокойно.
— Спокойно? Ты изменяешь мне, а я должна быть спокойной?
— Я не изменяю.
— Тогда что это?
Олеся достала телефон, открыла фотографии выписки, которые переслала ей Вера.
— Вот, смотри. Ресторан, ювелирный, отель. Ты водишь её по дорогим местам, покупаешь подарки, снимаешь номера и говоришь, что не изменяешь.
Дмитрий взял телефон. Долго смотрел на экран. Потом поднял глаза, и в них было что-то странное. Не вина, не страх. Растерянность.
И, обида.
— Ты следила за мной, проверяла мои счета? Отвечай на вопрос.
— Нет, сначала ты ответь.
— Ты наняла специалиста? Или сама копалась?
— Какая разница?
— Большая.
Теперь уже он повысил голос.
— Потому что ты мне не доверяешь. Ни на грамм. Я клялся тебе, что между мной и Надей ничего нет, а ты всё равно копаешь, ищешь доказательства.
— Потому что доказательства существуют.
— Эти доказательства?
Он потряс телефоном.
— Ты хочешь знать правду? Хорошо. Я скажу, хотя это должен был быть сюрприз.
— Сюрприз?
Дмитрий тяжело опустился на стул.
— В декабре наша. Годовщина. 15 лет. Я хотел. Хотел сделать что-то особенное. Потому что последние годы мы ничего не отмечали, даже торт не покупали.
— Я заказал столик в том ресторане, где мы были на первом свидании, помнишь. Ходил туда несколько раз, обсуждал меню, договаривался о музыке. Хотел, чтобы всё было как тогда.
Олеся молчала, не в силах вымолвить ни слова.
— Украшение — это серьги. Жемчуг. Ты однажды сказала, что мечтаешь о жемчужных серьгах, как у твоей бабушки. Думала, я не помню. Я три месяца откладывал, чтобы купить.
— А отель… Прошептала она.
— Я забронировал номер на выходные после годовщины. Тот самый загородный отель, куда мы ездили в медовый месяц.
— Они до сих пор работают, представляешь? Я хотел увезти тебя туда.
Напомнить, как всё начиналось. Забронировал и оплатил. Тишина обрушилась на кухню, как снежная лавина.
Олеся смотрела на мужа и чувствовала, как внутри всё рушится, но совсем не так, как она ожидала.
— Ты! Это правда?
— Конечно, правда.
Дмитрий достал телефон, открыл галерею. Вот, смотри. Бронирование. Вот переписка с рестораном.
Вот чек из ювелирного, я хранил, чтобы обменять, если размер не подойдет.
Олеся смотрела на фотографии, и с каждым кадром её сердце сжималось всё сильнее. Не от боли, а от стыда. Чудовищного, всепоглощающего стыда.
— Дима. Я.
— Ты решила, что я изменяю? После всего, что я говорил? После того, как я открылся тебе, рассказал о своих страхах? Ты всё равно не поверила.
— Мне показали выписку, я подумала.
— Ты подумала худшее. Сразу, не разбираясь.
Он встал, отошел к окну.
— Знаешь, что самое обидное? Я старался. Впервые за много лет по-настоящему старался. Хотел вернуть то, что мы потеряли. А ты в это время копалась в моих счетах как?
Как следователь.
Вера сказала.
— Причем тут Вера? Он резко обернулся.
— Это наш брак, Оля. Наш. Ни её, ни чей-то ещё. Ты должна была прийти и спросить меня, а не устраивать слежку.
Олеся закрыла лицо руками. Слёзы текли сквозь пальцы, капали на стол.
— Прости, — всхлипывала она.
— Прости меня. Я так боялась тебя потерять, что сама все разрушила.
Дмитрий молчал, стоял у окна, сгорбившись, и смотрел в темноту.
— Я не знаю, что теперь делать, — сказал он наконец. Сюрприз испорчен. Доверие. Было ли оно вообще?
— Было. Есть. Дима, пожалуйста.
— Мне нужно подумать.
Он вышел из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь.
Олеся осталась одна с остывшим чаем, недоеденным пирогом и осколками того, что ещё час назад казалось катастрофой, а оказалось чем-то гораздо худшим.
Она обвинила невиновного. Разрушила сюрприз, который он готовил с любовью. Доказала, что не доверяет ему после 15 лет вместе.
Дверь Полининой комнаты тихо открылась.
— Мам?
Дочь стояла на пороге, бледная, с заплаканными глазами.
Я всё слышала.
— Папа ушел?
— Он. Ему нужно побыть одному.
— Он вернется? Олеся хотела сказать «да», но слово застряло в горле. Потому что она не знала. Впервые за 15 лет она действительно не знала, вернется ли ее муж домой.
— Вернется, — сказала она наконец. — Обязательно вернется.
Но собственный голос показался ей голосом чужого человека.
Дмитрий не вернулся той ночью.
Олеся не спала, сидела на кухне, глядя на телефон, который упорно молчал.
Она написала ему десять сообщений «Прости, где ты?» «Пожалуйста, ответь».
Ни одного ответа. К утру она обзвонила всех, кого могла. Его телефон был выключен. Галина Петровна не видела сына.
Друзья те немногие, что остались после женитьбы, тоже ничего не знали.
— Мам, ты совсем не спала?
Полина вышла из своей комнаты, увидела мать в той же одежде, что вчера.
— Папа не пришёл.
— Я знаю. Я тоже не спала.
Они смотрели друг на друга две женщины, брошенные посреди шторма.
Полина подошла, обняла мать. От неё пахло детским шампунем, тем самым с клубникой, которую она любила с пяти лет.
— Он вернётся, мам. Папа нас любит.
— Я так виновата перед ним.
— Ты испугалась. Люди делают глупости, когда боятся.
Когда 14-летний ребенок утешает тебя взрослыми словами, это значит, ты где-то свернула не туда. Олеся держала дочь и думала, как она могла довести семью до такого. Как позволила страху и подозрениям разрушить то, что строилось годами.
Около полудня позвонила Вера.
— Олесь, ну что там? Ты поговорила с ним?
Поговорила, голос Олеси звучал мёртво.
— И?
— И оказалось, что украшения и рестораны — это подготовка к нашей годовщине. Он хотел сделать сюрприз. А я обвинила его в измене.
Пауза.
— Ты серьёзно?
Абсолютно.
— Спасибо тебе, Вера. Большое спасибо за помощь.
— Олесь, подожди, я же не знала.
— Ты накрутила меня. Ты сказала копать, искать доказательства. Я послушала, как дура.
— Я хотела тебя защитить. После того, что случилось со мной.
— Но у меня не как у тебя. Мой муж не твой. Олеся почти кричала. А теперь он ушёл, и я не знаю, вернётся ли.
Она бросила трубку.
Руки тряслись так, что телефон едва не выскользнул из пальцев.
Вера перезвонила, Олеся сбросила. Еще раз снова сбросила. На третий раз пришло сообщение «прости».
Я правда хотела помочь. Позвони, когда будешь готова.
Олеся не ответила.
К вечеру она решилась на то, чего избегала все это время, поехала к свекрови.
Галина Петровна открыла дверь, увидела заплаканное лицо невестки и молча отступила в сторону, пропуская в дом.
— Я все испортила, — сказала Олеся, едва переступив порог. Я обвинила Диму в измене, а он готовил мне сюрприз к годовщине. И теперь он ушёл.
Галина Петровна не ахнула, не запричитала, она вообще не любила лишних эмоций. Просто усадила Олесю за стол, налила чаю с мятой и села напротив.
— Рассказывай. — Сначала.
И Олеся рассказала всё, без утайки.
Про ночное сообщение, про Надю, про страхи и подозрения. Про Верину помощь, про выписку, про вчерашний разговор. Говорила долго, сбивчиво, то и дело вытирая слёзы.
Галина Петровна слушала молча.
Когда Олеся закончила, долго смотрела в окно, на свой сад.
— Дима звонил мне сегодня утром, сказала она наконец.
— Звонил? Где он?
— У друга институтского. Игоря помнишь? Они вместе учились.
— Игоря. Да, помню. Как он?
— Расстроен. Обижен. Но не зол.