Олеся всегда верила, что настоящая любовь приходит тихо, без фанфар и громких признаний.
Именно так 15 лет назад в её жизнь вошёл Дмитрий спокойно, уверенно, будто всегда там был.
Они познакомились на свадьбе общих друзей, и Олеся до сих пор помнила, как он протянул ей бокал шампанского, когда она стояла одна у накрытого стола, чувствуя себя неловко среди шумной толпы.
— Ты выглядишь так, будто хочешь сбежать, — сказал он тогда с мягкой улыбкой.
— Не сбежать. Просто. — Раствориться, — честно ответила она.
— Тогда давай растворимся вместе.
И они растворились в разговорах до утра, в прогулках по ночному городу, в письмах и звонках, когда расстояние между их домами казалось непреодолимым.
А потом в совместной жизни, в рождении дочери Полины, в тысячах маленьких ритуалов, которые делали их семьёй.
Сейчас Олесе было 42, Дмитрию 45, а Полине уже исполнилось 14.
Жизнь текла размеренно, как река в равнинной местности, без порогов и водопадов, но и без той искрящейся свежести горных ручьев.
Олеся работала редактором в небольшом издательстве, Дмитрий руководил отделом в строительной компании. Они жили в просторной квартире, каждое лето ездили к морю, по воскресеньям навещали мать Дмитрия Галину Петровну, которая жила одна после смерти мужа.
Со стороны все выглядело идеально.
Но Олеся давно научилась понимать разницу между тем, как выглядит жизнь, и тем, какая она на самом деле.
Первые трещины появились незаметно. Дмитрий стал задерживаться на работе сначала раз в неделю, потом чаще. Командировки, которых раньше было 2−3 в год, теперь случались ежемесячно. Он стал рассеянным, иногда не слышал, когда Олеся к нему обращалась, а потом виновато улыбался, «прости», задумался о проекте.
Олеся убеждала себя, что это нормально.
Возраст, усталость, кризис среднего возраста, она читала об этом в журналах, которые редактировала.
Статьи с заголовками вроде «Как сохранить брак после 15 лет» или «Почему мужчины отдаляются и что с этим делать».
Раньше она относилась к таким текстам с профессиональным цинизмом, теперь ловила себя на том, что перечитывает их по несколько раз.
Полина, как все подростки, жила в своем мире. Наушники, телефон, бесконечные переписки с подругами.
Она любила родителей, но той особенной подростковой любовью, которая выражается в раздраженных вздохах и закатывании глаз.
— Мам, ну что ты опять?
Эта фраза звучала в доме чаще, чем «Доброе утро».
Тот вечер начался как обычно.
Олеся приготовила ужин, котлеты с картофельным пюре, любимое блюдо Дмитрия.
Полина сидела за столом, уткнувшись в телефон, и механически подносила вилку ко рту.
— Отец позвонил, сказал, что задержится, сообщила Олеся, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
«Угу», — отозвалась Полина.
— У него совещание какое-то важное.
«Угу».
— Полина, ты меня вообще слушаешь?
Дочь подняла глаза такие же темные, как у отца.
— Слушаю. Папа задержится.
— Совещание. Мам, можно я к Кате пойду? Нам проект по биологии делать.
— В восемь вечера?
— Ну, мам. Это важно. Мы до десяти, я напишу, когда выходить буду.
Олеся вздохнула. Спорить не хотелось.
— Хорошо. Только телефон не выключай.
Когда за Полиной закрылась дверь, Олеся осталась одна с тарелкой остывающих котлет и тишиной, которая вдруг показалась оглушительной.
Она убрала со стола, вымыла посуду, включила телевизор, но смотреть не могла, мысли блуждали где-то далеко. В последнее время Дмитрий изменился. Не внешне, он по-прежнему был подтянутым, следил за собой, ходил в спортзал. Изменилось другое. Его взгляд. Раньше, когда он смотрел на Олесю, в глазах была теплота, то особое выражение, которое появляется у людей, когда они видят по-настоящему близкого человека.
Теперь в его глазах была вежливость. Та самая вежливость, которую проявляют к посторонним корректная, дистанцированная.
Олеся пыталась поговорить с ним несколько раз.
— Дима, у тебя все в порядке? Ты какой-то. Отстраненный.
Он отвечал стандартно много работы, устал, все нормально. И улыбался той улыбкой, которую она не могла прочитать.
Около одиннадцати вернулась Полина Румяная, довольная.
— Проект почти готов. Катька такая молодец, она всё про клетки нашла.
— Это хорошо, Олеся обняла дочь. Иди спать, уже поздно.
— А папа?
— Скоро придёт.
Но Дмитрий не пришел ни в одиннадцать, ни в двенадцать. Олеся отправила ему сообщение
— Ты где?
Ответ прилетел через полчаса
— Совещание затянулось.
— Скоро буду. Ложись.
Она легла, но заснуть не могла. Лежала в темноте, глядя в потолок, и прислушивалась к каждому звуку. Часы на стене тикали отвратительно громко. За окном проехала машина, осветив комнату фарами. Где-то хлопнула дверь, но не их.
В час ночи Олеся услышала, как тихо повернулся ключ в замке.
Она мгновенно закрыла глаза и замерла. Почему сама не могла объяснить? Какой-то древний инстинкт, подсказавший, что так будет правильно. Притвориться спящей. Не показывать, что ждала. Не задавать вопросов, на которые он все равно не ответит честно.
Дмитрий вошел в спальню почти бесшумно.
Олеся слышала его дыхание чуть учащенное, как будто он торопился.
Услышала, как он положил телефон на тумбочку. Как расстегнул ремень. Как скрипнули половицы, когда он шёл в ванную.
И тут телефон завибрировал.
Олеся приоткрыла глаза. В темноте экран светился голубым, высвечивая имя входящего сообщения.
Она прочитала его и сердце остановилось.
«Надя».
Сообщение было коротким, но даже перевернутые буквы Олеся разобрала доехал.
«Жду завтра».
Шум воды в ванной заглушил стук её сердца. Олеся снова закрыла глаза, притворяясь спящей, хотя каждая клетка её тела кричала.
«Надя». Это имя она слышала раньше.
Дмитрий упоминал его мельком, небрежно. Новая сотрудница. Толковая.
Девочка. Помогает с проектом. Теперь слова обрели другой смысл. Дмитрий вышел из ванной и лёг рядом.
Олеся ощутила его тепло, знакомый запах, но теперь к нему примешивалось что-то еще.
Чужие духи? Или ей показалось?
— Спишь? — прошептал он.
Она не ответила. Не пошевелилась. Даже дыхание контролировала.
Дмитрий вздохнул и отвернулся к стене. Олеся пролежала без сна до утра. Смотрела, как темнота за окном постепенно сереет, как появляются первые лучи солнца. Слушала ровное дыхание мужа рядом человека, с которым прожила 15 лет. И понимала, что их жизнь уже никогда не будет прежней. Утро наступило безжалостно яркое, солнечное, словно издевающееся над ее бессонной ночью.
Олеся поднялась первой, как всегда. Механически приготовила завтрак, сварила кофе, поставила на стол масло и хлеб. Обычные действия, которые совершала тысячи раз, теперь казались бессмысленным ритуалом.
Полина выскочила из своей комнаты, на ходу заплетая косу.
— Мам, я опаздываю. Почему ты меня не разбудила?
— Будильник не сработал?
— Я его выключила и снова уснула.
— Кошмар!
Она схватила бутерброд и запихнула в рот.
— Папа уже ушел?
— Нет еще.
Дмитрий появился через минуту выбритый, свежий, в отглаженной рубашке. Как будто не он вернулся в час ночи. Как будто не было тех духов, того сообщения.
— Доброе утро.
Он поцеловал Олесю в щеку. Привычно, быстро, почти формально.
— Доброе. Кофе налить?
— Да. Он присел к столу, взял телефон, начал листать новости.
Олеся смотрела на его руки большие, с длинными пальцами. Эти руки держали её в первую брачную ночь. Эти руки первыми взяли новорожденную Полину. Теперь эти руки, возможно, касались другой женщины.
— У тебя все в порядке? — спросил Дмитрий, не отрывая глаз от экрана.
— Ты бледная.
— Плохо спала.
— Надо принимать мелатонин. Я же говорил.
Полина чмокнула обоих родителей и умчалась. Олеся осталась с мужем наедине впервые за много дней. Тишина повисла между ними, тяжелая и неловкая.
— Дима!
— Да?
— Вчера.
— Совещание действительно было таким длинным. Он наконец поднял глаза. В них мелькнула что-то осторожность? Тревога? Но тут же исчезла.
— Да, представляешь. Заказчики капризничают, сроки горят. Обычная история.
— В час ночи? Ну, мы еще посидели потом. Обсудили стратегию. Коллеги, знаешь.
— Надя тоже была. Олеся сама не знала, откуда взялась эта смелость. Имя вырвалось само, прежде чем она успела себя остановить.
И она увидела, как Дмитрий на мгновение замер совсем чуть-чуть, на долю секунды.
— Надя?
— А, да, она тоже. Она же ведёт этот проект со мной.
— А почему ты спрашиваешь? Голос ровный. Взгляд открытый. Если бы Олеся не знала, на что обращать внимание, она бы поверила.
— Просто так. Ты её часто упоминаешь в последнее время.
— Правда? Не замечал.
Он допил кофе и встал.
— Мне пора. Сегодня постараюсь не задерживаться.
Поцелуй в макушку. Хлопок двери. Звук уходящих шагов.
Олеся осталась сидеть за столом, глядя на пустую чашку мужа. На дне осталась кофейная гуща когда-то давно, еще в юности, она умела гадать.
Бабушка научила.
Смотри на узоры, внученька. Они все расскажут. Но никакие узоры не могли рассказать ей, что делать теперь.
Рабочий день прошел в тумане. Олеся сидела за компьютером, вычитывала рукопись очередного романа, иронично, что это была история о супружеской измене и не могла сосредоточиться. Строчки плыли перед глазами, буквы складывались в бессмысленные сочетания.
— Олеся Николаевна, вы сегодня не в духе.
Зоя, молоденькая помощница, смотрела на неё с участием. Двадцать пять лет, незамужняя, влюбленная в жизнь и в своего бойфренда, который присылал ей цветы каждую пятницу.
— Всё хорошо, Зоя. Просто устала.
— Может, чаю? У меня есть отличный зеленый, с жасмином.
— Спасибо. Позже.
Олеся открыла браузер и, оглянувшись по сторонам, набрала в поисковой строке «Надя, строительная компания».
Глупо, конечно. Надь в мире миллионы. Но она не могла остановиться. Социальные сети мужа она проверять боялась. Это было бы уже слишком, рыться в его переписках, искать улики. Она ведь не такая.
Она доверяла ему. Доверяла 15 лет. Но доверие — хрупкая вещь.
Одно сообщение в час ночи, и оно рассыпается, как старый фарфор.
К обеду Олеся не выдержала. Позвонила своей сестре Вере единственному человеку, которому могла рассказать всё без прикрас.
— Лесь, ты чего звонишь в рабочее время? Случилось что?
Вера была старше на три года, разведенная с двумя детьми-подростками, она прошла через такое, что Олесе и не снилось.
Её бывший муж ушёл к секретарше классика жанра. Вера выкарабкалась, но шрамы остались.
— Вер, мне нужно поговорить. Можем вечером встретиться?
— Ты меня пугаешь. Давай сейчас. У меня перерыв.
— По телефону не хочу. Дима…
Вера сразу поняла.
— Господи! Что он натворил?
— Я не знаю точно. Может, ничего. Может, я сама себя накручиваю.
— Рассказывай.
И Олеся рассказала сбивчиво, шепотом, закрывшись в туалетной кабинке.