Андрей положил передо мной бумаги. Три листа, отпечатанных мелким шрифтом. «Соглашение о разделе имущества». Моя доля — ноль рублей.
Я даже не сразу поняла, что это. Подумала — какой-то договор по его работе, он вечно что-то подписывал. А потом увидела свою фамилию. И его. И слово «расторжение».
Восемнадцать лет брака уместились на трёх страницах.
— Это что? — я подняла глаза.
— Читай, — он даже не присел. Стоял у окна, крутил в пальцах зажигалку, хотя бросил курить пять лет назад. — Там всё понятно написано.
Понятно. Дом — ему. Машина — ему. Дача — ему. Счета — ему. Мне — личные вещи и право забрать свою одежду из шкафа.
— Андрей, ты серьёзно?
— Абсолютно, — он наконец посмотрел на меня. — Нин, ну ты же умная женщина. Сама всё понимаешь. Бизнес мой, дом на мои деньги куплен, машина оформлена на меня. Ты к этому никакого отношения не имеешь.
Мне сорок четыре. Восемнадцать из них я прожила с этим человеком. Родила ему двоих детей. Бросила карьеру, когда младший заболел и нужно было сидеть с ним дома. Готовила, стирала, возила на секции и к репетиторам. А теперь — «никакого отношения».
В горле встал ком. Не от обиды. От злости.
— А Маргарита знает, что ты мне такие бумаги принёс? — спросила я.
Андрей дёрнул щекой. Маргарита — его новая. Бухгалтер из фирмы, двадцать девять лет, длинные ноги и полное отсутствие мозгов. Я узнала о ней три месяца назад, когда случайно увидела переписку в его телефоне. Он даже не прятался.
— Марго тут ни при чём, — сухо ответил он. — Это наши с тобой дела.
— Наши с тобой, — повторила я. — Восемнадцать лет общих дел. И ноль рублей в итоге. Интересная арифметика.
Андрей подошёл ближе. Сел напротив. Положил руки на стол — такой весь из себя деловой и рассудительный.
— Нина, давай без истерик, хорошо? — голос стал мягче, почти ласковый. Эту интонацию я знала. Так он разговаривал с партнёрами, когда хотел их продавить. — Ты же помнишь, я тебе предлагал. Ещё в две тысячи восьмом. Войти в долю, стать соучредителем. Ты отказалась.
Помню ли я. Конечно, помню. Максу тогда было два года, Лизе — пять. Андрей только открывал свою фирму, денег не было совсем, и он предложил мне вложить мамино наследство — восемьсот тысяч — в его бизнес.
Я отказалась. Потому что боялась рисковать. Потому что эти деньги были единственной подушкой безопасности. Потому что у нас двое маленьких детей, а бизнес в России — лотерея.
— Ты сама отказалась, — Андрей откинулся на спинку стула. — Значит, теперь не обижайся. Я тебя не обманывал. Ты сделала выбор.
Я молчала. В голове крутились цифры. Мамины восемьсот тысяч, которые я в итоге потратила на ремонт квартиры — той самой, которую мы потом продали и купили этот дом. Мои декретные, которые уходили на еду, пока Андрей «раскручивался». Моя зарплата логиста — сорок пять тысяч — которую я до копейки вкладывала в семью, пока он записывал всё на себя.
— Подпиши, — Андрей пододвинул ко мне ручку. — Не усложняй. Разойдёмся по-хорошему.
Я взяла ручку. Покрутила в пальцах. Положила обратно.
— Нет.
— Что — нет?
— Не подпишу.
Он усмехнулся. Снисходительно, как на ребёнка, который устроил истерику из-за игрушки.
— Нин, ну хватит. Чего ты добьёшься? Потреплешь мне нервы? Потратишь деньги на адвокатов? У тебя их, кстати, нет. А у меня — есть. И юристы мои уже всё проверили. Бизнес добрачный, значит, не делится. Дом куплен на деньги от продажи моей добрачной квартиры — тоже не делится.
— Ты уверен? — я смотрела ему в глаза.
— Абсолютно.
Внутри что-то щёлкнуло. Холодное и ясное, как зимнее утро.
— Хорошо, — я встала. — Тогда поговорим через юристов. Моих юристов.
***
Зинаида Павловна, мой адвокат, пила чай маленькими глотками и листала папку с документами. Ей было под шестьдесят, и выглядела она как добрая бабушка из рекламы творожков. Но репутация у неё была такая, что бывшие мужья моих знакомых вздрагивали при одном упоминании её имени.
— Значит, так, — она отложила чашку. — Ваш муж, Нина Сергеевна, либо дурак, либо его юристы — дураки. Скорее всего, и то, и другое.
Я сидела напротив и чувствовала, как отпускает напряжение последних дней.
— Почему?
— Потому что он рассчитывает на вашу юридическую безграмотность, — Зинаида Павловна достала из папки несколько листов. — Давайте по порядку. Бизнес. Да, ООО зарегистрировано до брака. Но прибыль, полученная во время брака — это совместно нажитое имущество. Понимаете?
— То есть...
— То есть если за шестнадцать лет брака его фирма принесла, скажем, сорок миллионов чистой прибыли, то двадцать из них — ваши. По закону.
Сорок миллионов. Я не знала точных цифр, но примерно представляла. Андрей хвастался оборотами, когда хотел произвести впечатление на гостей.
— Дальше, — Зинаида Павловна перевернула страницу. — Дом. Он утверждает, что купил его на деньги от продажи добрачной квартиры. Замечательно. А ремонт? Вы делали ремонт после покупки?
— Да. Три раза. Последний — два года назад. Полтора миллиона.
— Чеки есть?
— Частично. Но я могу поднять выписки с карты. Все переводы строителям шли через меня.
Зинаида Павловна одобрительно кивнула.
— Уже неплохо. А кухонный гарнитур? Техника?
— Восемьсот тысяч, — я вспомнила, как выбирала эту кухню. Андрей тогда сказал: плати сама, это твои хотелки. И я заплатила. Со своей карты.
— Так, а машина?
— Его машина — лексус — покупалась при мне, три года назад. Четыре с половиной миллиона.
— Оформлена на него?
— Да.
— Неважно. Куплена в браке — делится пополам, — Зинаида Павловна что-то записала в блокнот. — А ваша?
— Хёндай. Подержанный. Шестьсот тысяч. Тоже на меня оформлен, но я же не претендую...
— И не надо. Шестьсот против четырёх с половиной — чувствуете разницу? — она посмотрела на меня поверх очков. — Нина Сергеевна, ваш муж пытается провернуть классическую схему: запугать, надавить, заставить подписать кабальное соглашение. Девять из десяти женщин ведутся. Вы — не повелись. Молодец.
Я вспомнила его лицо, когда я отказалась подписывать. Это недоумение, эту уверенность, что я одумаюсь. Он привык, что всё решает сам. Что я соглашаюсь.
— Что мне делать?
— Для начала — собрать документы. Все выписки со счетов за последние десять лет. Чеки, квитанции, договоры. Всё, что подтверждает ваши вложения в общее имущество. Потом подадим встречный иск.
— На что?
Зинаида Павловна улыбнулась.
— На раздел совместно нажитого имущества. По закону. И, Нина Сергеевна, поверьте моему опыту, — вашему мужу это очень не понравится.
***
Следующие две недели я провела как в тумане. Работала, забирала Макса с тренировки, готовила ужин, а вечерами сидела над документами. Андрей почти не появлялся дома — жил, видимо, у своей Маргариты. Дети молчали. Лиза — уже взрослая, девятнадцать — всё понимала. Макс в свои четырнадцать делал вид, что ему всё равно, но я видела, как он напрягается при каждом звонке.
Выписки из банка оказались настоящим кладом. За шестнадцать лет через мои карты прошло почти восемь миллионов рублей. Часть — зарплата. Часть — переводы от мамы. Часть — возвраты налогов и детские пособия. И всё это ушло в семью. На продукты, одежду, репетиторов, лагеря, врачей, ремонты.
А ещё я нашла кое-что интересное.
В две тысячи пятнадцатом Андрей попросил меня перевести ему триста тысяч. Срочно, на пару недель, для какого-то платежа по фирме. Я перевела. Он не вернул. Я тогда не стала скандалить — деньги же общие, какая разница.
Теперь разница была.
— Это займ, — сказала Зинаида Павловна, глядя на скриншот перевода. — С переписка есть?
Я достала телефон. В архиве ватсапа нашёлся тот разговор. «Нинок, кинь триста, через две недели верну, зуб даю».
— Зуб даёт, — усмехнулась адвокат. — Чудесно. Это письменное подтверждение долга. С процентами за восемь лет — считайте сами.
Я считала. Получалось интересно.
Андрей позвонил через три дня после того, как получил повестку в суд.
— Ты с ума сошла? — голос был злой, почти истеричный. — Какой ещё встречный иск? Какие восемь миллионов?
— Читай, — ответила я его же словами. — Там всё понятно написано.
— Нина, не дури! Мы можем договориться!
— Могли. Три недели назад. Когда ты положил передо мной бумаги с нулём.
— Я погорячился! Давай встретимся, обсудим нормально!
Я молчала. Слушала его дыхание в трубке. Тяжёлое, сбивчивое. Он нервничал. Он боялся.
— Нина!
— Всё общение — через адвокатов, — сказала я. — Ты сам хотел по-деловому. Вот тебе по-деловому.
И положила трубку.
***
Суд состоялся в ноябре. Три заседания. Адвокат Андрея пытался доказать, что дом — его личное имущество, что бизнес я никак не поддерживала, что деньги мои — копейки по сравнению с его вложениями.
Зинаида Павловна методично разбивала каждый аргумент.
Выписки со счетов. Чеки на ремонт. Договор на кухню. Квитанции за репетиторов. Справка о том, что три года я не работала, потому что сидела с больным ребёнком. Переписка про триста тысяч займа. Показания Лизы о том, как папа «забывал» давать деньги на её учёбу, и платила всегда мама.
Андрей сидел красный, злой. Его адвокат — молодой парень в дорогом костюме — всё чаще смотрел в стол.
На третьем заседании судья вынесла решение.
Дом — продать, деньги разделить пополам. Машина Андрея — мне, в счёт компенсации. Доля в бизнесе — выплатить живыми деньгами: одиннадцать миллионов рублей. Триста тысяч займа — вернуть с процентами: пятьсот двадцать тысяч. Алименты на Макса — сорок тысяч в месяц до совершеннолетия.
Андрей вскочил. Начал что-то говорить, но его адвокат дёрнул за рукав. Они вышли из зала, не попрощавшись.
Я осталась сидеть. Ноги не держали.
— Нина Сергеевна, — Зинаида Павловна положила руку мне на плечо. — Поздравляю. Вы справились.
В коридоре суда я достала телефон. Хотела позвонить Лизе, но пальцы дрожали. Вместо этого открыла ватсап. Последнее сообщение от Андрея, недельной давности: «Одумайся, пока не поздно».
Я написала ответ: «Ты сам отказался договариваться. Значит, теперь не обижайся».
И заблокировала его номер.
***
Прошло полгода. Дом продан, деньги получены. Мы с Максом переехали в двушку на окраине — небольшую, но свою. Лиза живёт в общаге, приезжает на выходные. Андрей выплатил одиннадцать миллионов тремя траншами, скрипя зубами. Его Маргарита, говорят, ушла от него через месяц после суда — узнала, что денег осталось меньше, чем ей обещали.
Я иногда думаю: а если бы я тогда подписала? Вышла бы из этого брака с одним чемоданом и чувством, что меня обобрали. Думала бы, что это справедливо, потому что «сама отказалась».
Но я не отказывалась от своей жизни. Не отказывалась от права на уважение. Не отказывалась от того, что заработала — не деньгами, так временем, здоровьем, нервами.
И когда мне говорят: «Ты сама выбрала», — я отвечаю: да. Сама. Выбрала не соглашаться на то, что несправедливо. И это был лучший выбор в моей жизни.
Макс вчера спросил:
— Мам, а ты не жалеешь? Что с папой так вышло?
Я подумала.
— Жалею, что восемнадцать лет ушло на человека, который не умеет считать чужой труд. Но не жалею, что ушла. И что забрала своё.
Он кивнул. Кажется, понял.
Вечером я сидела на балконе с чашкой чая. Смотрела на огни города. Тихо, спокойно. Никто не придёт и не скажет, что я должна, обязана, виновата.
Свобода — она такая. Не громкая. Не торжественная. Просто тишина. И понимание, что ты больше никому ничего не должна.
Кроме себя.
А вы бы подписали соглашение, в котором вам не полагается ничего за восемнадцать лет совместной жизни?