Найти в Дзене

Свекровь называла моего сына «плебеем» и потребовала тест ДНК, чтобы выгнать нас. Я согласилась, но потребовала проверить и её мужа

— Игорь, ну ты посмотри! — серебряная ложечка со звоном ударилась о край фарфорового блюдца. — Ты видишь, как он держит вилку? Как пролетарий, всей пятернёй! Элеонора Павловна сидела во главе стола в шёлковой блузке с кружевным жабо, словно не на кухне в панельной девятиэтажке, а на приёме у английской королевы. На её лице, покрытом толстым слоем пудры (чтобы скрыть благородную бледность, а заодно и возрастные пятна), читалось брезгливое страдание. Мой пятилетний сын Ваня замер с котлетой на вилке. Котлета была вкусная, бабушкина (точнее, дедушкина, Элеонора Павловна к плите не подходила, «берегла руки для музыки»), и ему очень хотелось её съесть. Но под взглядом «бабушки-графини» кусок в горло не лез. — Мам, ну он же ребенок, — вяло промямлил Игорь, мой муж. Он сидел, уткнувшись в телефон, и старался стать невидимым. В свои сорок лет он так и не научился перечить маме, хотя борода у него уже была с проседью. — Ребёнок — это чистый лист! — отрезала свекровь. — Что напишешь, то и будет,
Оглавление

— Игорь, ну ты посмотри! — серебряная ложечка со звоном ударилась о край фарфорового блюдца. — Ты видишь, как он держит вилку? Как пролетарий, всей пятернёй!

Элеонора Павловна сидела во главе стола в шёлковой блузке с кружевным жабо, словно не на кухне в панельной девятиэтажке, а на приёме у английской королевы. На её лице, покрытом толстым слоем пудры (чтобы скрыть благородную бледность, а заодно и возрастные пятна), читалось брезгливое страдание.

Мой пятилетний сын Ваня замер с котлетой на вилке. Котлета была вкусная, бабушкина (точнее, дедушкина, Элеонора Павловна к плите не подходила, «берегла руки для музыки»), и ему очень хотелось её съесть. Но под взглядом «бабушки-графини» кусок в горло не лез.

— Мам, ну он же ребенок, — вяло промямлил Игорь, мой муж. Он сидел, уткнувшись в телефон, и старался стать невидимым. В свои сорок лет он так и не научился перечить маме, хотя борода у него уже была с проседью.

— Ребёнок — это чистый лист! — отрезала свекровь. — Что напишешь, то и будет, а у вас что написано? «Колхоз»? Наташа, она повернула голову ко мне, и я почувствовала себя мухой под микроскопом. — Я давно хотела сказать, меня беспокоит его внешность.

Я аккуратно отрезала кусочек огурца.

— Что именно, Элеонора Павловна?

— Всё! — она театрально взмахнула рукой. — Посмотри на этот нос картошкой! У нас в роду, у Завадских, профиль всегда был греческий – тонкая кость, горбинка. А уши? Лопухи! У моего прадеда, уши были прижаты к голове. А это... — она брезгливо кивнула на Ваню, который в этот момент, как назло, громко отхлебнул компот. — Это же размывание генофонда! Я не узнаю нашу породу!

Тест ДНК или квартира?

Свекор, Виктор Петрович, сидевший на своем привычном месте у окна (поближе к вытяжке, чтобы курить в форточку), крякнул, но промолчал. Он вообще говорил редко. Его функция в этой семье сводилась к «принеси, подай, заработай, не мешай». Всю жизнь на заводе, теперь в такси, он молча оплачивал «дворянские» замашки жены, включая этот самый антикварный фарфор и уроки французского, которые Элеонора Павловна брала по скайпу.

— Вы на что намекаете? — мой голос прозвучал спокойно, хотя внутри всё сжалось. Я знала, к чему идет, это было не первое выступление.

— Я не намекаю милочка, а констатирую факт, — свекровь выпрямила спину. — К школе я собиралась оформить дарственную на эту квартиру на внука… Чтобы у мальчика был старт, но теперь я сомневаюсь.

В кухне повисла тишина.

Квартира, в которой мы жили (моя, Игоря и Вани), юридически принадлежала свекрови. Мы платили коммуналку, делали ремонт, но документы были на ней. «Так надежнее, мало ли что», — говорил Игорь пять лет назад.

Теперь это «мало ли что» сидело напротив меня и мазало масло на тост.

— Я не собираюсь оставлять родовое гнездо кукушонку, — чеканила слова Элеонора Павловна. — Я должна быть уверена, что в жилах этого ребенка течет моя кровь. Кровь Завадских. А не... — она многозначительно посмотрела на меня, — случайная примесь.

Игорь наконец оторвался от телефона.

— Мам, ну ты чего? Ваня на меня похож, глаза вон...

— Глаза у него карие! А у тебя серые! В кого карие? У Наташи зеленые!

— У моего папы были карие, — тихо сказала я.

— Вот! — торжествующе подняла палец свекровь. — Гены пролетариата! Наташа, я ничего не имею против твоего происхождения, но квартира — это серьезно, я требую тест ДНК.

Игорь молчал и смотрел в свою тарелку с таким интересом, будто там показывали финал Лиги Чемпионов.

Он не сказал: «Мама, прекрати, это мой сын, и точка». Он молчал, потому что боялся потерять мамино расположение.

— Игорёк? — позвала я мужа.

Он поднял на меня виноватые глаза.

— Наташ... ну, может, сделаем? Мама успокоится, ей важно, у неё давление скачет. А нам... же нечего скрывать, правда?

Я посмотрела на его благородный греческий профиль и мягкие, не знавшие тяжелой работы руки.

И поняла: я одна.

Мой муж – это не стена, а гипсокартон. Красивый, ровный, но пальцем ткни и дырка.

Группа крови, голый король и одетая королева

Ночью я не спала.

Лежала и смотрела в потолок, слушая, как Игорь мирно посапывает рядом. Ему было нормально. Он свой выбор сделал: спокойствие мамы важнее чести жены.

Обида жгла, хотелось собрать вещи, разбудить Ваню и уйти куда угодно, хоть съёмную однушку, хоть общежитие, но уходить было некуда. Ипотеку мы не тянули (Игорь же «искал себя», его доходы были нестабильными, а моя зарплата уходила на жизнь и тот самый ремонт в «родовом гнезде»).

Я встала и пошла на кухню, налила воды.

Взгляд упал на фотографию на стене. Свадьба Элеоноры Павловны и Виктора Петровича. 1983 год.

Она в пышном платье, с высокой прической, королева. Он в мешковатом костюме, простой, улыбчивый парень с широким лицом.

«Ты прост, как валенок, Витя», — любимая фраза свекрови.

Я смотрела на фото, в голове начала складываться картинка. Пазл, который я раньше не замечала.

Группа крови.

Я как-то заполняла медицинскую карту Игоря для санатория, у него четвертая группа – редкая.

А у Элеоноры Павловны первая, она как-то хвасталась: «У меня универсальная кровь, я могу быть донором для всех, жертвую собой ради мира!».

У Виктора Петровича – вторая. Я помню, он говорил, когда сдавал плазму.

Открыла ноутбук, ввела в поисковик: «Наследование групп крови таблица».
Первая (0) + Вторая (А) = Первая (0) или Вторая (А).
Четвертая (АВ) — невозможна.

Биологически невозможна.

Я сидела, глядя на экран, сердце стучало в горле.

Вот оно.

«Родовое гнездо». «Чистота крови». «Порода».

А король-то... точнее, королева... голая.

Утром за завтраком я была спокойна, как сфинкс.

Игорь нервно мешал сахар в чашке. Свекровь величественно пила кофе.
— Элеонора Павловна, — сказала я громко. — Я согласна.

Свекровь победно улыбнулась.

— Ну вот и славно! Я знала, что ты умная женщина, Наташа. Скрывать нечего – бояться нечего.

— Но у меня условие, — продолжила я.

— Какое ещё условие? Ты не в том положении, чтобы торговаться.

— Мы делаем не просто тест на отцовство Игоря. Мы делаем полный генетический паспорт семьи. Чтобы исключить ошибку в лаборатории, сдаем все: я, Ваня, Игорь... и вы с Виктором Петровичем.

— Зачем нам с Виктором? — нахмурилась она.

— Для чистоты эксперимента, — я улыбнулась самой милой улыбкой. — Мы же хотим составить генетическое древо Завадских? Подтвердить дворянские корни? Пусть будет документ с печатью, в рамочку повесим. А то вдруг Ваня унаследовал нос не от меня, а от какого-нибудь вашего прадеда? Генетика – наука сложная, через поколение простреливает.

Элеонора Павловна задумалась, идея про «документ с печатью» и «древо» ей понравилась, это льстило её тщеславию.

— Что ж... — она величественно кивнула. — Это разумно, пусть будет полная картина, Витя! — крикнула она в коридор. — Собирайся, мы едем в лабораторию. Будем доказывать нашу породу!

Виктор Петрович вышел из комнаты, на ходу застегивая рубашку.

— Опять деньги тратить? — буркнул он.

— Молчи, — цыкнула на него жена. — Это инвестиция в будущее.

Генетика против «породы»

Две недели тянулись долго.

Игорь ходил тихий, старался мне угодить, купил цветы. Элеонора Павловна цвела, она уже рассказывала подругам по телефону, что скоро получит официальное подтверждение своего благородного происхождения.

День Икс настал в субботу.

Мы снова собрались на той же кухне.

На столе лежал большой плотный конверт с логотипом клиники.

— Ну-с, — Элеонора Павловна надела очки в золотой оправе. — Приступим.

Вскрыла конверт наманикюренным пальцем, достала стопку бумаг.

— Так... Иван Игоревич... Вероятность отцовства Игоря Викторовича — 99,9%.

Она разочарованно поджала губы, ей явно хотелось драмы. Хотелось уличить меня, выгнать с позором и остаться владычицей морскою.

— Ну что ж, повезло тебе Наташа. Значит, Игорь все-таки отец. Но нос... — она вздохнула. — Видимо, твоя крестьянская кровь слишком сильная, перебила нашу тонкую породу.
Игорь выдохнул, заулыбался, потянулся к бумагам.

— Ну вот, мам! Я же говорил! Ваня наш!

— Подождите, — я мягко перехватила инициативу. — Элеонора Павловна, там ещё листы есть. Давайте посмотрим на древо. Мне очень интересно, откуда у Игоря такой... греческий профиль.

Я взяла второй лист.

— Вот смотрите, маркеры сравнение образцов. Образец №1 (Игорь) и Образец №3 (Элеонора Павловна) — материнство подтверждено. 99,9%. Кто бы сомневался.

Я сделала паузу.

— А теперь Образец №1 (Игорь) и Образец №4 (Виктор Петрович).

В кухне стало тихо, слышно было, как жужжит холодильник и как сосед сверху сверлит стену.

— Вероятность отцовства... 0%.

Элеонора Павловна замерла, её лицо, покрытое пудрой, вдруг стало серым. Очки сползли на кончик носа.

— Это ошибка... — прошептала она. — Это какая-то ошибка! Витя, скажи им!

Виктор Петрович сидел неподвижно, смотрел на лист бумаги, который я положила перед ним.
— Никакой ошибки, — я говорила спокойно, как врач, сообщающий диагноз. — Посмотрите на группы крови: у вас первая, у Виктора – вторая, у Игоря – четвертая. Это биологически невозможно, у ребенка от первой и второй группы не может быть четвёртой.

Игорь выхватил лист, его руки тряслись.

— Наташа, ты что несешь? Мама? Это правда?

Он смотрел на мать глазами побитого щенка. Его мир рушился. Его «голубая кровь» и «порода» – всё это рассыпалось в пыль.

— Зато, — я перевернула страницу, — тут есть интересный раздел. «Этническое происхождение». У Игоря 25% генов, характерных для народов Кавказа. Элеонора Павловна, вы же, кажется, рассказывали, как отдыхали в Гаграх в 84-м? Санаторий ЦК, бархатный сезон, музыка, вино... Тот самый «греческий профиль»?

Свекровь молчала, её трясло, жабо на груди ходило ходуном.

«Дворянка» в одночасье превратилась в обычную курортницу, которая сорок лет назад хорошо гульнула, а потом нашла удобного «Витю-валенка», чтобы прикрыть грех.

Таксист уходит в закат

Виктор Петрович встал и медленно снял очки.

Впервые за десять лет, что я его знала, он распрямил плечи.

Посмотрел на жену, не как на госпожу, а как на чужую, неприятную женщину.

— Значит, «прост, как валенок»? — спросил он. Голос у него был глухой, хриплый. — Значит, «не твоего ума дело»? Значит, «порода»?

— Витя, я могу объяснить... — заблеяла Элеонора Павловна. — Это было давно... Это ошибка молодости... Ты не понимаешь...

Виктор Петрович не слушал.

Он подошел к сахарнице, стоявшей на столе. Снял с безымянного пальца широкое золотое кольцо, которое носил не снимая с 83-го года.

Кольцо звякнуло о фарфор.

— Я подаю на развод, Эля.

— Ты что?! — взвизгнула она. — На старости лет?! Куда ты пойдешь?! Ты без меня пропадешь!

— Я таксист, — спокойно ответил он. — Я заработаю, а вот ты... Дворянкам работать не положено?

Он повернулся к Игорю.

— Прости сынок, я тебя растил как своего и любил. Но жить во лжи я больше не буду. Квартиру делим. Дачу я строил, гараж мой и машину заберу. А ты... решай сам, ты взрослый мужик. Хватит за мамину юбку держаться.

Он вышел в коридор, через минуту хлопнула входная дверь.

Элеонора Павловна сидела, обхватив голову руками.

Игорь сидел, тупо глядя в стену.

А я взяла Ваню за руку.

— Пойдем сынок гулять, у нас с тобой носы картошкой, нам свежий воздух полезен.

Ну а теперь ваша очередь! Девочки, признавайтесь:

Были ли у вас в семье такие «аристократы», которые искали пятна на солнце и измеряли черепа линейкой?

Как вы ставили их на место? Терпели ради «мира в семье» или рубили правду-матку, как я?
И самое главное: как вы считаете, нужно ли хранить такие тайны ради спокойствия стариков, или ложь – это опухоль, которую надо резать, пока она не съела всю семью?

Пишите в комментариях! И отправьте этот рассказ тем подругам, чьи свекрови любят рассуждать о «голубой крови», сидя в хрущёвке. Пусть знают: иногда генетический тест – это не просто анализ, а ключ к свободе от иллюзий.