Ольга стояла белее свадебного платья невестки. Губы сжаты в нитку, пальцы терзают край скатерти, а взгляд такой, будто не сын женится, а пришла налоговая с обыском. Рядом — объёмный пакет, который она прижимала ногой, как сторожевой пёс будку.
Свадьба гремела на всю катушку: жених раскраснелся, но держался вертикально, невеста сияла, как новенькая копейка, гости ещё не перешли ту грань, за которой начинаются драки за уважение. Только Ольга сидела с лицом, от которого скисло бы даже шампанское.
Люба, её сестра, вздохнула. Спокойно поесть, видимо, не судьба. Она отодвинула тарелку с бужениной и, лавируя между танцующими тётками в люрексе, пробралась к сестре.
— Оль, ты чего как на поминках? — крикнула она ей в ухо. — Игорёк женится, радоваться надо! Смотри, какая пара красивая!
Ольга дёрнулась, как от удара током, и схватила Любу за руку. Хватка железная — сказывались тридцать лет работы бухгалтером.
— Люба, это катастрофа. Пойдём. Срочно.
Они вышли в прохладный холл ресторана. Здесь было тише, только басы били в пол, отдаваясь в ногах. Ольга прижала к груди свой пакет и посмотрела на сестру глазами, полными вселенской скорби.
— Она отказалась, — трагическим шёпотом сообщила Ольга.
— Кто? — не поняла Люба. — Невеста? Прямо сейчас? Так вроде кольца надели уже, поздно метаться.
— Да не от Игоря! От обряда! — Ольга чуть не плакала. — Я к ней подошла, пока они на воздухе стояли. Говорю: «Катенька, скоро полночь, пора снимать фату и платок повязывать». А она мне: «Ольга Петровна, вы что? Какой платок? У меня укладка от стилиста за пятнадцать тысяч, там шпилек полкило. И вообще, это старомодно. Я не буду сидеть в платке, как бабка на завалинке. Это стыдно».
— Так и сказала?
— Так и сказала. Ещё добавила, что если я с этим платком к ней подойду, она в туалете запрётся. Люба, что делать? — Ольга всхлипнула. — Это же традиция! Мама наша фату снимала, мне свекровь снимала… Это же значит — женскую долю принять, под покровительство рода войти. Если голову не покрыть — всё, не будет счастья. Сглазят, разбегутся через год! Я уже и платок приготовила, наш, фамильный, пуховый…
Она приоткрыла пакет. Там лежал серый, пушистый, добротный, но совершенно, безнадёжно «бабушкин» оренбургский платок.
Люба представила современную Катю — в обтягивающем платье с открытой спиной, с голливудскими локонами — и в этом пуховом изделии. Картинка выходила, мягко говоря, нелепая.
— Оль, ну ты тоже даёшь, — протянула она. — Сейчас лето, жара. Какой пух? Ты бы ещё тулуп принесла.
— Он освящённый! — упёрлась Ольга. — И вообще, не в моде дело. Это ритуал! Я уже ведущему сказала, он через двадцать минут музыку выключит, свечи зажжёт… Если она откажется при всех — я со стыда сгорю. Вся родня смотрит. Тётка Валя из Саратова специально ради этого приехала, она ждёт!
Люба посмотрела на сестру. Та была на грани истерики. Для Ольги, человека, который соль через плечо кидает и в приметы верит больше, чем в прогноз погоды, этот платок был не просто тряпкой. Это был символ того, что она всё сделала правильно, передала сына в надёжные руки, соблюла порядок мироздания.
А для Кати, девочки из поколения коротких видео и красивых фотографий, это было покушением на личные границы и эстетику.
Назревал скандал. Причём такой, что запомнится лучше самой свадьбы.
— Так, не реви, тушь потечёт, — скомандовала Люба. — Стой тут и пакет свой держи. Я пойду на разведку.
Люба вернулась в зал. Катя сидела во главе стола и что-то весело обсуждала с подружкой, попивая шампанское. Выглядела она уверенной хозяйкой жизни, которой никакие свекрови с их платками не указ.
Люба подошла к молодым.
— Игорёк, дай-ка я твою жену украду на минутку, секрет есть, — подмигнула она племяннику.
Тот блаженно улыбнулся и махнул рукой. Катя, немного удивившись, встала и вышла за Любой в коридор — не к Ольге, а в другую сторону, к зеркалам.
— Катюш, ты выглядишь потрясающе, — начала Люба издалека. — Платье просто чудо.
— Спасибо, тёть Люб! — расцвела Катя. — Я его три месяца искала. Это итальянский креп, ручная работа.
— Видно, видно. Слушай, тут такое дело… Свекровь твоя там в коридоре валерьянку пьёт.
Катя сразу подобралась, улыбка сползла.
— Если она опять про этот платок, то нет. Тёть Люб, ну вы же современная женщина. Я не хочу выглядеть пугалом на собственных фото. У нас видеограф работает, мы потом ролик в соцсети выложим. И я там буду сидеть в этом… валенке на голове? Нет уж. Игорь тоже сказал, что это ни к чему.
— Согласна, — кивнула Люба. — Пуховый платок в июле — это перебор. Но ты пойми Ольгу. У неё пунктик. Она считает, что если обряд не провести, вы разведётесь. Она тебя любит, переживает. Просто по-своему, по-старинке.
— Ну это же суеверия! — возмутилась Катя.
— Конечно. Но нам с ней жить дальше. Тебе — с Игорем, а ей — с мыслью, что она всё испортила. Слушай, а если мы этот обряд… немного переосмыслим?
— Это как? — насторожилась невеста.
— Ну смотри. Суть в чём? Снять фату — значит, ты уже не девочка, а жена. А покрыть голову — это защита, забота. Ты же любишь всякие стильные вещи? Этно, лёгкую классику?
— Ну… допустим.
— У меня в машине лежит подарок для одной подруги. Палантин. Шёлк с шерстью, тончайший, цвет — «пыльная роза», как раз под твой букет. Дорогой, из Эмиратов везла.
Это была чистая импровизация. Палантин действительно лежал в машине, но был куплен на распродаже в торговом центре и предназначался самой Любе на осень. Впрочем, цвет и правда был благородный.
— И что? — не поняла Катя.
— Давай так. Ольга снимает фату — это красиво, трогательно. А потом накидывает тебе на плечи этот палантин. Не на голову, не узлом под подбородком, как матрёшке, а на плечи, как мантию. Красиво, стильно, и вроде как «покрыла». Ты же не против накидки? Вечер, прохладно станет.
Катя задумалась, представляя картинку.
— На плечи… Ну, если на плечи — ладно. Это даже мило может быть. Но только не на голову! Причёску испорчу.
— Договорились! Никакой головы. Только плечи. Элегантно, как в кино. Я сейчас всё улажу.
Люба выскочила на улицу, к своей машине, вытащила из пакета палантин, содрала этикетку. Ткань струилась и выглядела вполне прилично. Вернулась к Ольге. Та всё ещё стояла в позе часового.
— Оля, убери свой пуховый кошмар в пакет и завяжи на три узла, — скомандовала Люба.
— Как? А традиция?! — ахнула сестра.
— Будет тебе традиция. Смотри.
Люба развернула перед ней палантин.
— Это что?
— Это — особое покрывало, — уверенно соврала Люба. — Свадебный покров. Катя согласилась. Но с одним условием.
— Каким? — Ольга схватилась за сердце.
— У неё причёска очень сложная, там какие-то каркасы. Если сейчас на голову намотаем — всё рухнет, и она будет на фото растрёпанная. А это, сама понимаешь, плохая примета. Растрёпанной жене быть — муж гулять будет.
Ольга испуганно округлила глаза. Про такую примету она не слышала, но звучало убедительно.
— И что делать?
— Мы сделаем, как делали дворяне, — вдохновенно сочиняла Люба. — Они голову не покрывали, они плечи укутывали. Это символ того, что муж её обнимает и греет. Ты фату снимешь, перекрестишь её и на плечи накинешь. И поцелуешь. Всё! Ритуал соблюдён, защита стоит, невестка красивая.
— А так можно? — засомневалась Ольга. — Мама на голову повязывала…
— Оль, мама в деревне жила, там пыль и ветер. А тут ресторан. Ты хочешь скандал или счастливую семью? Катя сказала: если на плечи — она с радостью, и даже мамой тебя назовёт. А если на голову — извини.
Аргумент про «маму» стал решающим. Ольга дрожащими руками погладила палантин.
— Красивый… Ладно. Пусть на плечи. Главное, чтобы покрытая была.
Через десять минут в зале приглушили свет. Ведущий, молодой парень с модной чёлкой, проникновенным голосом объявил «древний и красивый обряд снятия фаты». Гости притихли, достали телефоны. Тётка Валя из Саратова пробралась в первый ряд.
В центре зала поставили стул. Игорь, сияющий и немного захмелевший, усадил на него Катю. Ольга вышла из тени, держа в руках аккуратно сложенный палантин. Руки у неё тряслись, но лицо было торжественным.
Заиграла медленная мелодия.
Ольга подошла к невестке. Катя сидела прямо, как королева, и улыбалась. Ольга аккуратно, стараясь не задеть шпильки, вынула фату и передала сыну. Игорь неловко скомкал белое облако.
Зал затаил дыхание.
Ольга развернула палантин цвета пыльной розы. Он красиво блеснул в свете прожекторов. Она подошла к Кате сзади, на секунду замерла, что-то беззвучно прошептала и мягким, широким жестом накинула ткань на плечи невестки, укутав её, как ребёнка.
Катя перехватила концы палантина, прижала к груди и, подняв голову, посмотрела на свекровь.
— Спасибо… мама, — сказала она одними губами, но в тишине это услышали многие.
Ольга всхлипнула, наклонилась и поцеловала её в макушку — осторожно, чтобы не испортить лак.
Зал взорвался аплодисментами. Тётка Валя утирала слёзы салфеткой:
— Как красиво! По-благородному, не то что у нас — накрутят на голове невесть что…
Люба стояла у колонны и чувствовала, как отпускает напряжение в плечах. Она видела, как Ольга, уже расслабленная и счастливая, обнимает сына. Как Катя, не снимая палантина, позирует фотографу.
«Надо будет себе новый купить, — подумала Люба. — А этот пусть носит. Семейная реликвия теперь».
К ней подошёл раскрасневшийся сват, отец невесты, с запотевшей бутылкой.
— Любовь Петровна, вы — гений! Я думал, они сейчас поругаются. Моя-то с характером, упрямая. А тут — идиллия! Давайте за мудрость!
Люба усмехнулась и подставила бокал.
— Давайте, сват. Только мудрость тут ни при чём. Это называется дипломатия. И немного ловкости рук.
Свадьба гудела дальше, набирая обороты. Традиции были соблюдены, нервы сбережены, а пуховый платок так и остался лежать в пакете под столом. Возможно, пригодится следующему поколению. Или в лютую зиму, когда моде придётся уступить место теплу. Но это будет уже совсем другая история.
На следующий день Любе позвонила Ольга.
— Любаша! — голос у сестры был бодрый, звенящий. — Ой, как хорошо всё прошло! А Катя-то какая умница — палантин этот даже снимать не хотела, говорит, уютный очень. Слушай, а где ты такой взяла? Тётка Валя спрашивает, хочет внучке на приданое. Говорит, сразу видно — вещь статусная.
Люба хмыкнула в трубку, помешивая кофе.
— Оль, скажи тётке Вале, что это была лимитированная коллекция. Больше не выпускают. Пусть лучше деньгами дарит.
— Да? Жалко… Ну ладно. Главное, что всё по-людски сделали. Я ведь, Люб, когда накидывала, про себя заговор прочитала, который бабушка учила. Так что работает защита, работает!
— Конечно, работает, — согласилась Люба, глядя на пустую вешалку в прихожей, где должна была висеть её осенняя обновка. — Куда она денется.
Она положила трубку и улыбнулась. Всё-таки есть в этих традициях что-то полезное. Хотя бы повод подарить хорошую вещь хорошему человеку.
А пуховый платок… Ну, может, на крестины пригодится. Если Люба к тому времени не придумает что-нибудь новенькое — например, «дворянское пеленание» в кашемировый плед.
Жизнь не стоит на месте. И традиции должны за ней поспевать — иначе можно остаться на обочине, с узелком в руках и обидой в сердце.