Конверт дрожал в её руках. Белый, плотный, с логотипом частной клиники. Тамара Сергеевна стояла посреди банкетного зала, перед пятнадцатью родственниками, и читала вслух результаты ДНК-теста, который должен был уничтожить её невестку раз и навсегда.
Вот только результаты оказались совсем не те.
Артём родился в начале июня, когда липы за окном роддома цвели так густо, что их запах проникал даже сквозь закрытые окна. Анна лежала, обессиленная после двенадцати часов схваток, и смотрела на крошечное существо у себя на груди. Сморщенное личико, влажные тёмные волосы, прижмуренные глаза.
— Какой хорошенький, — прошептала медсестра, укладывая ребёнка рядом с матерью. — И волосики какие густые, чёрненькие.
Анна улыбнулась. Провела пальцем по щеке сына. Кожа была смуглой, гораздо темнее, чем у неё самой. Но она знала, откуда это. Бабушка Роза, мамина мама, была наполовину цыганкой — об этом в семье говорили редко, но фотографии в старом альбоме не давали забыть. Смоляные волосы, карие глаза с поволокой, золотистая кожа. Гены иногда прыгают через поколения — Анна читала об этом, когда была беременна.
Дмитрий приехал через час после родов. Влетел в палату с огромным букетом белых роз, бледный от волнения, и замер у кровати.
— Господи, Анюта. — Он опустился на колени, взял её руку. — Как ты? Всё хорошо?
— Посмотри на него.
Дмитрий осторожно взял сына на руки. Смотрел долго, молча. Потом поднял глаза на жену, и они были влажными.
— Он прекрасен. Артём. Артём Дмитриевич.
Свекровь появилась на следующий день. Вошла в палату с корзиной фруктов и величественной улыбкой, готовая принять роль бабушки. Анна видела, как улыбка медленно сползает с её лица, когда она заглянула в детскую кроватку.
— Это... это наш?
— Мама, конечно наш. — Дмитрий нахмурился. — Что за вопрос?
Тамара Сергеевна выпрямилась. Её взгляд метнулся от смуглого младенца к светловолосой невестке, потом к сыну — такому же светлому, голубоглазому.
— Просто он такой... тёмненький. Не похож на нашу породу. У нас в роду все светленькие были. И Дима светленький, и отец его, и дед.
Анна почувствовала, как внутри что-то сжалось.
— У меня бабушка была смуглая, — сказала она ровно. — Цыганские корни по маминой линии. Гены иногда так проявляются.
Тамара Сергеевна поджала губы.
— Как удобно.
— Мама! — Дмитрий повысил голос.
— Что — мама? Я просто говорю, что странно это. Странно. — Она ещё раз посмотрела на внука, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на брезгливость. — Ну ладно. Поправляйся, Анна.
Она ушла, так и не взяв ребёнка на руки.
Первый год Артёма был наполнен бессонными ночами, первыми зубами и бесконечным счастьем, которое Анна и не думала, что способна испытывать. Сын рос крепким, весёлым, с огромными карими глазами и копной тёмных кудряшек. С каждым месяцем он становился всё больше похож на бабушку Розу — ту самую, с пожелтевших фотографий в старом альбоме. Анна специально достала его и сравнивала: те же скулы, тот же разрез глаз, та же улыбка.
Тамара Сергеевна приезжала редко. Когда приезжала — смотрела на внука с плохо скрываемым недоверием. Подарки дарила скупо, на руки брала неохотно.
На первый день рождения Артёма собрались обе семьи. Маленький именинник сидел в высоком стульчике, перемазанный тортом, и счастливо смеялся.
— Какой красавец растёт, — мама Анны, Елена Васильевна, поправила внуку чёлку. — Вылитый дед Яков. Помнишь, Анюта, я тебе фотографии показывала?
— Помню, мам.
Тамара Сергеевна сидела в углу дивана с бокалом минеральной воды и наблюдала. Когда Елена Васильевна отошла, она негромко произнесла:
— Странно всё-таки. Наши все светленькие были. А тут прямо как подменили.
Анна стиснула зубы.
— Тамара Сергеевна, я уже объясняла про бабушку.
— Объясняла, объясняла. — Свекровь отпила воды. — Только объяснениями сыт не будешь. Факт есть факт — ребёнок ни на кого из наших не похож.
— Он похож на мою семью.
— Ну да. На твою. — Тамара Сергеевна улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего тёплого. — Очень удобная история с цыганской бабушкой. Очень.
Дмитрий подошёл как раз в этот момент.
— Мама, о чём вы?
— Ни о чём, Димочка. Просто беседуем с Анной.
Вечером, когда гости разошлись и Артём уснул, Анна рассказала мужу.
— Она считает, что я тебе изменила. Что Артём не твой.
Дмитрий побледнел.
— Это бред.
— Я знаю, что это бред. Но она так думает.
— Я поговорю с ней.
Он поговорил. Тамара Сергеевна плакала, говорила, что её не так поняли, что она просто волнуется за сына. Дмитрий вернулся домой успокоенный, уверенный, что вопрос закрыт.
Вопрос не был закрыт.
Артёму исполнилось два. Его крестили в маленькой церкви на окраине города — крёстными стали сестра Дмитрия Ольга и друг семьи Павел. После крещения собрались у родителей Дмитрия — Тамара Сергеевна настояла.
За столом она посадила Артёма рядом с собой. Смотрела на него долго, изучающе, пока ребёнок возился с куском пирога.
— Надо же, какой смуглый, — произнесла она достаточно громко, чтобы слышали все. — Прямо цыганёнок.
Павел неловко кашлянул.
— Тамара Сергеевна, дети часто меняются с возрастом.
— Меняются, да. Только не настолько. — Она повернулась к Анне. — Скажи, а твоя бабушка, которая цыганка, она точно была замужем за твоим дедом? Или так... неизвестно от кого родила?
Тишина за столом стала оглушительной.
— Мама! — Дмитрий вскочил. — Хватит!
— Что — хватит? Я просто спрашиваю.
— Ты не просто спрашиваешь. Ты оскорбляешь мою жену. Прекрати.
Тамара Сергеевна поджала губы.
— Я твоя мать. Я имею право задавать вопросы.
— Не такие вопросы.
Праздник был испорчен. Анна сидела молча, чувствуя на себе взгляды родни — сочувствующие, неловкие, любопытные. Ольга после обеда отвела её в сторону.
— Не обращай внимания на маму. Она всегда была такой.
— Она считает, что Артём не от Димы.
Ольга отвела глаза.
— Я знаю. Она и мне говорила. Но Дима ей не верит, и это главное.
Это было не главное. Главное было в том, что каждый семейный праздник превращался в пытку.
Новый год они встречали у родителей Дмитрия — традиция, от которой нельзя было отказаться. Артём, которому уже почти исполнилось три, носился по квартире с двоюродными братьями и сёстрами, счастливый и громкий.
За столом Тамара Сергеевна наблюдала за ним с привычным выражением лица.
— Посмотрите на него, — сказала она негромко тёте Дмитрия, Валентине. — Посмотрите на других детей. Все беленькие, а этот как галчонок.
Анна услышала. Сжала вилку так, что побелели костяшки пальцев.
— Может, в роддоме перепутали? — продолжала Тамара Сергеевна, уже не особо стараясь понизить голос. — Такое бывает. Или... ну, ты понимаешь.
— Тамара, перестань, — Валентина выглядела смущённой. — Это некрасиво.
— А что некрасиво? Говорить правду? Посмотри на Димку и посмотри на этого ребёнка. Ни одной общей черты. Ни одной!
Анна встала из-за стола и вышла на балкон. Стояла там, глядя на заснеженный двор, и чувствовала, как по щекам текут слёзы. Три года. Три года этих намёков, этих взглядов, этих вопросов.
Дмитрий вышел за ней через несколько минут.
— Аня.
— Я больше не могу.
— Я поговорю с ней.
— Ты говоришь с ней каждый раз. Ничего не меняется.
Он обнял её, прижал к себе.
— Артём — мой сын. Я знаю это. Мне не нужны никакие доказательства.
— А ей нужны. И она никогда их не получит, потому что я не собираюсь доказывать очевидное.
— Тогда мы просто будем реже с ней видеться.
Они стали реже видеться. Но Тамара Сергеевна не успокоилась — она начала действовать за их спинами.
О том, что произошло в апреле, Анна узнала только через полгода.
В тот день Тамара Сергеевна пригласила их на обычный семейный обед. Дмитрий приехал первым — у Анны были дела на работе. Артём прибежал к бабушке, которая на этот раз встретила его почти ласково.
— Поиграй, Артёмка. Вон там игрушки новые.
Мальчик убежал в комнату. Тамара Сергеевна усадила сына пить чай.
— Как дела на работе, Димочка?
— Нормально. Проект сдали.
— Молодец. Вот, попей чаю. Я твой любимый заварила, с бергамотом.
Дмитрий пил чай, не подозревая, что мать внимательно следит за тем, как он ставит стакан на стол. Когда он вышел в туалет, она быстро убрала стакан в полиэтиленовый пакет.
В комнате, где играл Артём, на столике лежала детская расчёска — бабушка специально купила её и подарила внуку в прошлый приезд. Теперь, пока мальчик был увлечён конструктором, она аккуратно вытащила несколько волосков и спрятала в другой пакет.
Знакомый врач из частной клиники — муж её бывшей коллеги — согласился помочь. Тамара Сергеевна объяснила ему ситуацию так, как видела её сама: невестка обманывает сына, нужно установить правду. Конечно, неофициально. Конечно, конфиденциально.
Результаты обещали через месяц.
Шестьдесят лет — серьёзная дата. Сергей Петрович, отец Дмитрия, готовился к юбилею основательно: заказал банкетный зал в хорошем ресторане, разослал приглашения. Пятнадцать человек — братья, сёстры, племянники.
Анна гладила платье, глядя на своё отражение в зеркале. Артёму было три с половиной — он уже сам одевался, сам завязывал шнурки, говорил сложными предложениями. Умный, живой мальчик с огромными карими глазами и улыбкой, от которой у Анны каждый раз сжималось сердце.
— Готовы? — Дмитрий заглянул в комнату.
— Почти. Дим, я не хочу ехать.
— Знаю. Но это юбилей отца. Мы должны.
Она вздохнула.
— Только пообещай: если твоя мать опять начнёт, мы уедем.
— Обещаю.
Они приехали в ресторан одними из первых. Тамара Сергеевна встретила их странно — слишком оживлённо, слишком радостно. Она даже обняла Артёма, чего не делала уже давно.
— Какой большой стал! Проходите, проходите.
Анна насторожилась. Что-то было не так. Свекровь буквально светилась, и в её глазах мелькало что-то похожее на торжество.
Гости прибывали. Рассаживались за длинным столом, обменивались новостями, поздравляли юбиляра. Артём сидел между родителями, болтая ногами и разглядывая украшения зала.
Тосты, поздравления, подарки. Сергей Петрович принимал почести, улыбался, благодарил. Обычный семейный праздник.
А потом Тамара Сергеевна встала.
Она поднялась со своего места и постучала ложкой по бокалу. Звон разнёсся по залу, разговоры стихли.
— Дорогие мои, — её голос был торжественным, почти церемонным. — У меня есть кое-что важное. Правда, которую все должны услышать.
Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Тамара, что ты задумала? — Сергей Петрович нахмурился.
— Подожди, Серёжа. Это важно. — Она достала из сумочки белый конверт с логотипом клиники. — Вы все знаете, что я переживала за нашего Димочку. За его семью. За то, что некоторые вещи казались мне... странными.
— Мама, — Дмитрий приподнялся, — что это?
— Сейчас узнаешь, сынок. Все узнают. — Тамара Сергеевна обвела родню торжествующим взглядом. — Я, как мать и бабушка, имею право знать правду. Поэтому я сделала тест ДНК. Между Димой и Артёмом.
Воздух в зале словно загустел. Анна почувствовала, как Дмитрий рядом напрягся всем телом.
— Ты сделала что?! — его голос прозвучал непривычно громко.
— Я установила правду. — Тамара Сергеевна величественно вскрыла конверт. — И сейчас все её услышат.
Родня замерла. Кто-то неловко кашлянул, кто-то отвёл глаза. Анна сидела неподвижно. Три с половиной года. Три с половиной года унижений, намёков, подозрений — и вот оно, публичное обвинение. При пятнадцати родственниках.
Тамара Сергеевна развернула листок. Прочистила горло.
— «Результаты молекулярно-генетической экспертизы, — читала она вслух, и голос дрожал от предвкушения. — Предполагаемый отец — Иванов Дмитрий Сергеевич. Исследуемый ребёнок — Иванов Артём Дмитриевич».
Пауза. Она пробежала глазами текст.
— «Вероятность отцовства...» — голос её дрогнул. Она перечитала ещё раз, беззвучно шевеля губами. — «Вероятность отцовства составляет девяносто девять целых девяносто девять сотых процента. Дмитрий Сергеевич Иванов является биологическим отцом ребёнка».
Тишина.
Абсолютная, звенящая тишина.
Тамара Сергеевна стояла с листком в руках, и выражение её лица менялось на глазах. Торжество сменилось недоумением, недоумение — растерянностью, растерянность — осознанием того, что она только что сделала.
— Это... это какая-то ошибка, — прошептала она.
— Никакой ошибки, мама, — голос Дмитрия был тихим и страшным. — Ты только что сама доказала то, что я говорил тебе три года.
Родня переглядывалась. Тётя Валентина прикрыла рот рукой. Сергей Петрович сидел с каменным лицом. Ольга смотрела на мать так, словно видела её впервые.
И тут Анна встала.
Медленно, спокойно. Положила салфетку на стол. Посмотрела на свекровь — прямо, не отводя глаз.
— Тамара Сергеевна, — её голос был ледяным, — я правильно понимаю, что вы тайно взяли биоматериал моего ребёнка? Без моего согласия, без согласия его отца?
Свекровь побледнела.
— Я... я просто хотела знать правду.
— Вы забрали волосы моего сына. С расчёски, которую вы ему подарили. И слюну моего мужа — со стакана. Так?
Тамара Сергеевна молчала.
— Это нарушение неприкосновенности частной жизни, — продолжала Анна тем же ледяным тоном. — Статья сто тридцать седьмая УК РФ. Незаконное собирание сведений о частной жизни лица, составляющих его личную тайну, без его согласия. До двух лет лишения свободы или штраф до двухсот тысяч рублей.
— Анна, это же семья, — свекровь попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Какое нарушение, о чём ты?
Анна достала телефон.
— Сейчас я позвоню в полицию. Пусть разбираются.
— Ты не посмеешь!
— Посмею.
— Димочка! — Тамара Сергеевна повернулась к сыну. — Скажи ей! Это же я, твоя мать!
Дмитрий встал. Его лицо было белым, а глаза — тёмными от гнева.
— Ты, — он произнёс это слово так, словно оно жгло ему язык, — три года обвиняла мою жену. Три года унижала её. При мне, при родне, при всех. Ты намекала, что она мне изменила. Что мой сын — не мой сын. А теперь ты ещё и тайком взяла у них биоматериал?
— Я хотела как лучше!
— Как лучше?! — он почти кричал. — Ты хотела опозорить Анну перед всей семьёй! Ты специально выбрала папин юбилей, чтобы все это услышали! Ты ждала этого момента!
— Я хотела, чтобы правда вышла наружу!
— Она вышла. — Дмитрий указал на листок в её руках. — Вот она, правда. Девяносто девять и девяносто девять сотых. Артём — мой сын. Как я и говорил тебе с первого дня.
Тамара Сергеевна стояла посреди зала, маленькая и жалкая. Листок дрожал в её пальцах.
— Я не знала, — прошептала она. — Я была уверена...
— Ты была уверена, что моя жена — неверная, — Дмитрий произнёс это чётко, не понижая голоса. — Три года. При всех. И сегодня ты получила ответ. Не от меня, не от Анны — от твоей же экспертизы.
Сергей Петрович наконец подал голос:
— Тамара, ты зашла слишком далеко. Это мой юбилей. Шестьдесят лет. И ты устроила... это.
— Серёжа, я же не знала, что так выйдет!
— А как ты думала, выйдет? Ты хотела при всех объявить, что наш внук — не наш? Что Димку обманули? На моём юбилее?
Ольга встала из-за стола.
— Мама, это было низко. Даже для тебя.
— Оля!
— Низко, — повторила она. — Три года ты травила Аню. Я видела. Мы все видели. И молчали, потому что ты — мать. Но это уже за гранью.
Родня зашевелилась, заговорила вполголоса. Валентина качала головой. Двоюродный брат Дмитрия, Андрей, смотрел на Тамару Сергеевну с плохо скрываемым отвращением.
Анна убрала телефон в сумочку.
— Я не буду звонить в полицию сейчас, — сказала она. — Не хочу портить Сергею Петровичу праздник ещё больше. Но мы уходим. И разговор не окончен.
Она взяла Артёма за руку. Мальчик смотрел на взрослых испуганными глазами — он не понимал, что происходит, но чувствовал напряжение.
— Мама, почему бабушка плачет?
— Потом объясню, солнышко. Пойдём.
Дмитрий положил руку ей на плечо.
— Я с вами.
Они вышли из зала втроём, не оглядываясь.
Неделя после юбилея была тяжёлой. Дмитрий не отвечал на звонки матери. Сергей Петрович приезжал один, извинялся за жену, но Анна видела — ему стыдно, неловко, он не знает, куда себя деть.
Анна обратилась к адвокату — женщине лет пятидесяти с умными глазами и репутацией в семейных делах.
— Можно ли привлечь к ответственности?
Адвокат постукивала ручкой по столу.
— Статья сто тридцать седьмая — нарушение неприкосновенности частной жизни. Она незаконно собрала биоматериал вашего сына и мужа и передала третьим лицам для исследования. Формально состав есть. Но уголовное дело — долгий процесс, и результат не гарантирован.
— То есть ничего сделать нельзя?
— Я бы предложила другой путь. Досудебное урегулирование. Вы направляете ей официальную претензию с требованием письменных извинений перед всеми, кто присутствовал на празднике. И обязательство не вмешиваться в вашу семью. Если откажется — подаём иск о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда. Параллельно можно подать заявление в полицию — пусть хотя бы проведут проверку.
— Она согласится на извинения?
— Судя по тому, что вы рассказали, у неё нет выбора. Её собственная экспертиза доказала, что она три года клеветала на вас. При свидетелях. Если дело дойдёт до суда, эти свидетели дадут показания. Включая её мужа и дочь.
Анна подписала доверенность.
Претензию отправили через три дня.
Тамара Сергеевна позвонила Дмитрию в тот же вечер, когда получила конверт от адвоката.
— Димочка, что это значит? Анна хочет подать на меня в суд?!
— Она имеет право, мама. Ты три года обвиняла её в измене. Ты тайком взяла биоматериал нашего сына. Ты устроила публичный скандал на папином юбилее.
— Но я же твоя мать!
— И что? Это даёт тебе право унижать мою жену?
— Я просто хотела защитить тебя!
— От чего? От любящей жены? От сына, который — мой сын, что доказала твоя же экспертиза?
Тамара Сергеевна плакала в трубку, но Дмитрий был непреклонен.
— У тебя есть выбор. Либо ты пишешь письмо с извинениями и рассылаешь его всем, кто был на празднике. Либо мы идём в суд. Третьего не дано.
— Серёжа! — позвала она мужа. — Скажи ему! Скажи, что так нельзя!
Голос Сергея Петровича донёсся издалека, глухой и усталый:
— Тамара, ты виновата. Делай, что просят.
Письмо с извинениями было написано через два дня. Тамара Сергеевна отправила его всем пятнадцати родственникам, которые присутствовали на юбилее.
«Дорогие родные, — говорилось в письме. — Я обращаюсь к вам, чтобы принести свои извинения. На протяжении нескольких лет я несправедливо подозревала свою невестку Анну в неверности и ставила под сомнение отцовство моего сына Дмитрия в отношении внука Артёма. Я была неправа. Результаты ДНК-экспертизы, которую я провела без ведома и согласия сына и невестки, подтвердили, что Артём — родной сын Дмитрия. Я приношу глубочайшие извинения Анне за все причинённые страдания и унижения. Прошу вас не судить её за мои ошибки. С уважением, Тамара Сергеевна».
Анна прочитала письмо дважды. Потом молча убрала его в ящик стола.
— Ты удовлетворена? — спросил Дмитрий.
— Не знаю. Наверное.
— Она хочет встретиться. Поговорить.
— Нет.
— Аня...
— Нет, Дима. Может быть, когда-нибудь. Но не сейчас. Мне нужно время.
Он кивнул.
— Понимаю.
Они прекратили общение с Тамарой Сергеевной. Сергей Петрович иногда приезжал один, играл с Артёмом, привозил подарки. Ольга поддерживала связь, но о матери старалась не упоминать.
Прошло полгода.
Анна шла по парку, держа Артёма за руку. Четыре года — уже почти взрослый, рассуждающий, задающий тысячу вопросов в день. Его тёмные кудри блестели на осеннем солнце, карие глаза щурились от удовольствия.
— Мам, а можно мороженое?
— После обеда.
— Ну мааам!
— Артём Дмитриевич, мы договаривались.
Он надул губы, но спорить не стал. Характер отца — упрямый, но разумный.
Дмитрий ждал их у лавочки возле детской площадки. Помахал рукой, улыбнулся.
— Как прогулка?
— Требовал мороженое.
— Это он в меня.
Они сели на лавочку втроём. Артём тут же убежал на горку. Анна смотрела, как он карабкается по лестнице, и думала о том, как много изменилось за последний год.
Они больше не ходили на семейные праздники к родителям Дмитрия. Тамара Сергеевна присылала открытки на дни рождения — Анна складывала их в коробку, не читая. Может быть, когда-нибудь откроет. Может быть.
— О чём думаешь? — Дмитрий взял её за руку.
— О том, что всё закончилось. Не знаю, хорошо или плохо. Но закончилось.
— Справедливо закончилось.
Она кивнула.
Артём съехал с горки и побежал к качелям. Солнце светило сквозь жёлтую листву, рисуя на дорожках пятна света. Обычный день. Обычная семья.
Тамара Сергеевна хотела её опозорить — и опозорила себя. Хотела доказать измену — и доказала собственную одержимость. Хотела разрушить семью сына — и осталась одна.
Анна не чувствовала торжества. Только усталость. И облегчение от того, что больше не нужно доказывать очевидное.
Артём на качелях заливисто смеялся, и этот смех — звонкий, счастливый, совершенно обычный детский смех — был лучшим ответом на все вопросы о том, чей он сын.