Tetok.net

Юля стирала в тазу. Вода ледяная — горячую отключили с утра. К третьей футболке кожа на пальцах лопнула. Розовые капли падали в пену. Она смотрела, как они расплываются, и думала: вот она, моя жизнь. Красная вода в ржавом тазу. Пальцы онемели. Спина ныла. В ушах звенело от тишины — только соседский телевизор за стеной, только капающий кран. Антон сидел за столом. Проверял тетради. Красная ручка скрипела по бумаге. Он не поднимал головы. В квартире пахло сыростью. На потолке в углу — чёрная плесень...

Таня стояла перед зеркалом в спальне и думала, что её юбка слишком бледная для такого мероприятия. Серая, как и вся она. Сорок три года, двадцать лет замужем, администратор в клинике. Вот весь послужной список. Максим гудел в гостиной, разговаривая по телефону с кем-то из своих. Она слышала обрывки: – Нет, Олег Викторович, всё схвачено. Танька согласилась. Танька. Так он её называл при всех. Иногда ещё курица. Для смеха. Все смеялись. Она медленно подвела губы помадой. Размазала – рука дрогнула. Стёрла, начала заново...

Лариса всегда знала. Не сразу, конечно. Не с первого раза. Но после третьей любовницы у неё уже развилась такая интуиция, что она чувствовала измену носом. Как собака чует дичь. Первый раз было семь лет назад. Олег тогда вернулся домой в три ночи, пьяный, с чужими духами на рубашке. Лариса устроила скандал на всю квартиру, дочка проснулась, плакала. Олег клялся, что это случайность, что какая-то пьяная баба в клубе на него навалилась, что он её даже не знает. -- Больше никогда, Ларис, клянусь тебе...

Оксана положила трубку и поняла -- всё кончено. Сестра отказала. Родная сестра. Лена. С которой они росли вместе, делили одну комнату, одежду, мечты. Отказала в трёхстах тысячах, когда её дочь умирает в больнице. Оксана сидела в коридоре реанимации и смотрела на телефон. На экране ещё горело имя: "Ленка". Хотелось перезвонить. Закричать. Умолять. Но она просто выключила телефон. Убрала в карман. Встала. Пошла к палате. Там лежала её дочь. Маленькая. Больная. Её Машенька. *** Десять лет назад они с Леной были неразлучны...

Я сижу у окна, смотрю на парковку. Там стоит кроссовер — чёрный, блестящий. Как наш был. Ну, то есть как у нас был когда-то. Смотрю и думаю — ничего. Даже странно. Раньше бы завидовала: вот бы нам такую. А сейчас просто... машина. Железка. Мне шестьдесят два года. Живу в комнатке пятнадцать квадратов. Коммуналка на Уралмаше. Виктор работает вахтёром, приходит поздно. Я у бабки сижу — сиделка. Двадцать пять тысяч плачут. И знаете что? Я счастлива. Ну, в смысле... как бы сказать. Не то чтобы вот прям счастлива-счастлива...

Нина Павловна поняла, что проиграла, когда увидела Катю через десять лет. Они приехали с Серёжей в деревню. Нина после операции, еле ходит. Серёжа рядом, поддерживает. А Катя стоит у ворот своего сада. Кожа на руках цвета старого дерева, под глазами -- паутинка морщин от прищуривания на солнце. Но плечи расправлены, спина прямая. Она больше не сутулилась, как тогда, в городской квартире. В резиновых сапогах, в рабочем комбинезоне. Держится так, будто королева. И смотрит на них холодно. Очень холодно...

Никогда не понимал мужчин, которые бросают жён. Честное слово. Вот сижу на совещании, смотрю на этого Петра Михайловича из финансового отдела, и думаю: как же ты смог. Двадцать лет брака, двое детей, а он как ни в чём не бывало на работу приходит, улыбается, про какие-то отчёты рассуждает. А ведь развёлся полгода назад. Говорят, любовница молодая завелась. Секретарша или кто там у него. Типичная история. Мне такое в голову не лезет. Никогда. У меня с женой всё прекрасно. Двадцать два года вместе, и ни разу не пожалел...

Вера мыла посуду после обеда. Руки в воде по локоть, жир не отмывался — свекровь опять всё доела, размазала по тарелке. Из спальни донеслось резкое: — Вера, где мой платок? Голубой! Руки соскользнули с тарелки. Вытерла их о полотенце — пальцы дрожали, полотенце скомкалось в мокрый узел. — Анна Петровна, какой платок? Вы же в нём вчера... — Опять потеряла! Специально прячешь, чтобы я нервничала. Вот первая жена Игоря такого не допускала. Всегда всё на месте было! Щёки горели. В горле пересохло. Ольга, Ольга, Ольга...

Вера Петровна решила развестись в среду. Просто сидела на кухне, пила кофе и поняла -- всё, хватит. Десять лет с этим человеком. Десять лет скуки. Пора заканчивать. Муж Павел сидел напротив с газетой. Читал про экономику. В очках, в застиранной рубашке. Лицо серое, скучное. Бухгалтер. Тихий. Надёжный. Смертельно скучный. -- Паша, нам надо поговорить. -- М-м? -- Я хочу развестись. Павел поднял глаза от газеты. Посмотрел на Веру. Спокойно так. Без удивления. -- Хорошо. -- Что хорошо? -- Если ты хочешь развестись, давай разведёмся...

Марина смотрела на счёт из банка и пыталась не орать. Четыреста пятьдесят тысяч просрочки. Просрочки по кредиту, о котором она узнала три дня назад. Алексей сидел на кухне и разбирал телефон. Какой-то контакт отошёл, он паял что-то, сосредоточенно сопел. — Лёш, мне банк звонил. Он не поднял головы. — Ага. — Нам надо поговорить. — Сейчас доделаю, минут пять. Марина засекла на телефоне. Прошло двадцать минут. Алексей всё ковырялся в микросхемах. Она выдохнула, налила себе воды из графина. Тёплая. Противная...

Вера Кирилловна села на кровать и попыталась вспомнить, когда последний раз спала дольше шести утра. Не смогла. Даже в отпуске просыпалась рано, потому что организм уже не умел иначе. Сорок три года. День рождения. Она взяла отгул, предупредила всех заранее, что хочет побыть одна. Просто одна. Ни с кем не разговаривать, никому ничего не готовить, не объяснять, не утешать. Купила себе пирожное с кремом, которое обычно считала расточительством. Сварила кофе. Достала книгу, которую откладывала уже месяц...

Восемь утра. Ирина повернула ключ в замке и толкнула дверь ногой, куртка съехала с плеча ещё в подъезде. Сапоги стянула, не наклоняясь, просто вышаркала из них ногами. Двенадцать часов на ногах — это когда голова раскалывается от усталости, а в носу стоит запах больницы, который намертво въелся в кожу и волосы. На кухне горел свет. Павел сидел за столом, руки сложены перед собой, лицо застывшее, как у тех пациентов, которые приходят на плохие анализы и уже знают, что врач скажет что-то страшное. Ирина замерла в дверях...