Я тебя так ненавижу, что, наверное, верну
Начинаем публикацию 2-й книги про Машу и Николаева
И вдруг Поленька вытянулась в струнку, захрипела, забулькала горлом и вытаращилась испуганно на Машу, которая с пол оборота поняла, что с девицей не все ладно.
«Алкоголь что ли не разу не пробовала до этого?» — успела подумать Маша, а в следующую секунду инстинктивно наклонилась вперед, чтобы поймать выпавший из рук Полины Аркадьевны бокал.
С противоположного конца комнаты раздался приглушенный правилами поведения в светском обществе крик.
Но, погодите. Все описываемые события произошли минут через тридцать-сорок после того, как в питерском дворце Николаевых собрались все гости — уставшие, злые, но непоколебимые в своем упрямстве, довести каждый свою игру до конца.
Во всей этой лживо-улыбчивой компании, пожалуй, самым искренним был Павел Аполлонович Рогинский. Весь путь от дома до Невы, он скрипел, бухтел и тайком от бесплотной жены прикладывался к фляжке.
Елена Дмитриевна все видела, но была слишком возбуждена и увлечена, присосавшись к Настиной руке, через которую, нащупав пальцами неистово бурлящую от непреходящего уже несколько дней ужаса кровь, подпитываясь, готовясь к финальной схватке.
Настя, становясь все бледнее, отчаянно сопротивлялась, и кровь ее билась о стенки вен, точно рвалась на волю, как загнанная в силки дикая птица. Но как бы не воздушны были прикосновения призрака, высвободиться у Настя не получалось. Ей оставалось только взращивать в сердце ненависть, которая медленно выпихивала оттуда страх.
— ПапА! — недовольно скривив кукольные губки, воскликнула Наталья Павловна. — Вы бы не налегали так на коньяк! Что подумают о нас Николаевы?!
Но Павел Аполлонович только отмахнулся, промокнув плащом сбежавшую по подбородку каплю.
— Во-первых, душа моя, это вовсе не коньяк, а домашняя наливочка нашей любезной Ольги Павловны. А во-вторых, — он усмехнулся. — Мы уже друг о друге все, что могли, подумали. Чего ж теперь-то таиться?
Хотя в душе Наталья Павловна была согласна с отцом, внешне она недовольно дернула своим прелестным носиком, который в свое время свел с ума почти весь Петербург. Поэтому особенно досадно было, что перед его чарами устоял этот деревенщина — Андрей Александрович. Она, если откровенно, думала, что ей делать-то ничего не придется — просто услаждать его своим присутствием.
Наталья Павловна негодующе вспыхнула и тряхнула головой, пытаясь прогнать прочь отравляющие ее душу воспоминания. Как же мог он увлечься этой старухой? Она же в матери ей, Наталье Павловне, годится! И даже понимая, что немного преувеличивает, юная красавица очень скоро поверила сама себе.
Впрочем, будем честны, ну кем еще могла казаться в глазах двадцатилетней девы многоопытная тридцатилетняя Маша?!
Но даже думая подобным образом, Наталья Павловна не могла недооценивать соперницу и не без влияния матери, которая изгрызла ее вдоль и поперек колкими, жестокими и не всегда справедливыми упреками, придумала, как справиться с противной Марией Игоревной, планируя приступить к реализации своего плана незамедлительно.
Еще издали Рогинские увидели горящий огнями тысячи свечей дворец Николаевых, отдав должное хозяйственным талантам Ольги Павловны, сумевшей за столь короткий срок организовать достойный вечерний прием.
Хозяева, а также небольшая толпа совсем незнакомого Рогинским народа встречали их в холле. Наталья Павловна, следовавшая за матерью, не без злорадства отметила синие круги под глазами Марии Игоревны и неловкость в движениях и взгляде Николаева. Вот и отлично. На чувстве вины превосходно можно сыграть.
Размышляя подобным образом, барышня Рогинская прилагала усилия, чтобы не смотреть на двух крайне привлекательных молодых людей, чьи внешние данные, на ее вкус, намного превосходили аналогичные достоинства жениха. Но несмотря на ее стойкие попытки сохранять лицо, она еще до официального представления встретилась взглядом с отдаленно напоминающим Андрея Александровича красивым господином, и внезапно для себя густо покраснела.
По окончании всех официальных представлений и дежурных любезностей Андрей Александрович предложил всем проследовать в малую гостиную, где был накрыты фуршетные столы, чтобы гости могли приятно провести время в ожидании ужина. Долг велел ему сопровождать Наталью Павловну и нарушать его он не стал.
Полину Анатольевну в последний момент перехватил у Алексея Владимир Зайцев, а Федор галантно предложил руку Марии Игоревне (на что украдкой и с досадой обратили внимание, шествующие впереди Николаев и Рогинская).
Однако же поменять уже ничего не было возможно, и в продолжение последующего получаса пары не разделялись. Николаев зорко следил за тем, как обхаживает его Машу дед Федор, а Алексей, которому в спутницы досталась Елена Дмитриевна (чей муж был вынужден сопровождать вдовую Ольгу Павловну) коршуном отмечал каждый бокал шампанского, которым Зайцев почивал его милую.
Маша, уже знавшая, что эта посиделка лишь вялое вступление перед шикарным обедом, особенно на еду не налегала, пила исключительно воду (что, впрочем, особо не афишировала, не отказываясь брать в руки шампанское, добываемое для нее мужчинами), и изредка обменивалась короткими фразами с Полиной Милосердовой, сидящей по соседству.
— Да, — рассеянно согласилась она с собеседницей. А Николаев-то, Николаев — посмотрите на него! Только утром разве что не Отелло из себя изображал, а теперь мило воркует с со своей Барби, — музыканты действительно ничего. Только не пойму никак, кого они исполняют? — Маша говорила, почти не думая, поэтому ляпнула. — Шопен что ли?
Поленька, получившая отличное музыкально образование, удивленно взмахнула ресницами.
— Ой, а кто это? Никогда не слышала. Но разве вы не узнаете? Это же Титов! Михаил Александрович! Очень модный в Петербурге композитор!
Маша, едва глянув на Полину, закашлялась.
— Кончено, Титов. Как я сразу не догадалась! А Шопен, — протянула она. – Один мой знакомый. Тоже немного сочиняет.
Говоря это, Маша повернула голову в сторону музыкантов, но взгляд ее упал на дверь за их спинами, в щелку которой, выразительно моргая, пыталась привлечь ее внимание Настя.
Только сообразить, как удобнее оставить гостиную, чтобы встретиться с крепостной, Маша не успела.
Полина вдруг вытянулась в струнку, захрипела, забулькала горлом и вытаращилась испуганно на Машу, которая с пол оборота поняла, что с девицей не все ладно.
Второй крик, громкий, мучительный, животный разбился вдребезги вместе с бокалом, про который Маша забыла, сосредоточившись на медленно оседающей на пол Полине.
Не переставая хрипеть, девушка, схватившись за горло, мучительно пыталась вдохнуть, не спуская молящего о помощи, полного немого ужаса взгляда с Маши, но не нужно было оканчивать медицинский институт, чтобы понять — несчастная не может дышать.
«Черт», — выругалась про себя испуганная Маша, которая, вцепившись в холодные руки юной Милосердовой, невольно опускалась вслед за ней. — «Шаманское тут не причем. Но что делать? Делать-то что, я вас спрашиваю?», — от бессилия она больно закусила нижнюю губу и сжала Полину так сильно, что будь у той иные заботы, она обязательно бы закричала от боли. Но ни кричать, ни чувствовать иную боль, кроме отчаянного желания дышать, девушка не могла. Лицо ее синело, и под впечатлением от этого зрелища Маша схватила тонкую ткань Полиного платья на груди и рванула его в разные стороны.
Ей нужен воздух. Надо дать ей воздух.
Где-то очень далеко — за высокой бетонной стеной, отгородившей девушек от остальных гостей, раздался властный голос.
— Врача! Немедленно! Да не стойте же как бараны!
Николаев!
Маша, положив ладони одну на другую, стала жать изо всех сил на хрупкую обнаженную грудную клетку Полины, потом набрала в легкие воздух и прижалась губами к ледяным сухим устам девушки.
Раз, два, три — дыши! Раз, два, три — дыши, я сказала!
Ничего. Даже хрипы исчезли. Полина переставала бороться.
— Что происходит? Что с моей дочерью?! Сделайте что-нибудь? Прикройте ее кто-нибудь. Что эта женщина делает с моей девочкой?
— Пытается спасти ей жизнь.
Николаев...
Маше казалось, что с того момента, как Полина выронила бокал, прошло несколько часов, хотя на самом деле всего пару минут. Их, распростертых на полу, окружили брюки, начищенные туфли, оборки платьев. Кто-то тихо плакал.
Раз, два, три — дыши!
Тело девушки под руками Маши дернулась. Она ошибочно приняла это за успех и принялась давить с удвоенной силой. Она не сразу заметила и почувствовала, как сильные руки приподняли ее и усадили в кресло.
Николаев.
— Я сам. Сидите. Я сделаю сам.
Гости закрыли Полину от глаз Маши, и она больше не могла видеть, что происходит. Впрочем, даже те, кто был рядом не могли предугадать исход.
— Кто-то послал за доктором? — это, кажется, голос Милосердова.
— Да. Алексей сам за ним поехал пару минут назад, — Ольга Павловна была растеряна, но Маша лишь слышала ее — выступившие слезы, смешали хозяев и гостей в одно разноцветное пятно.
Николаев выпрямился.
— Уведите женщин, — распорядился он глухо. — Анатолий Федорович, боюсь, доктор уже не поможет, — продолжил он совсем тихо. Сложно представить, каких усилий стоило ему произнести эти слова родителям. — Девушка мертва.
Раздались приглушенные возгласы, а еще через мгновение крик Милосердовой.
— Анатолий Федорович, уведите жену. Дайте ей нюхательные соли. Мама, помогите им, прошу вас.
Ольга Павловна очнулась, прошуршала юбками и приобняла за плечи все еще кричащую мать.
— Пойдемте, пойдемте. Мой сын обо всем позаботиться.
— Как это возможно? Поленька была совершено здорова, — бормотал Милосердов, не предпринимая ни малейшей попытки помочь Ольге Павловне. Он не мог отвес глаз от Полины, которую Маша по-прежнему не видела из-за господ ее окружавших. — Эта женщина убила ее? — его вопрос прозвучал тихо и вяло, но все почему-то разом оглянулись на беззвучно плачущую Машу.
— Не говорите глупостей, — отрезал Николаев. — Мария Игоревна пыталась ее спасти. Самое лучшее, что вы теперь можете сделать — это покинуть гостиную. А я дождусь доктора. Возможно, он скажет что-то определенное.
— Андрей Александрович совершенно прав, — Маша узнала голос Федора Николаева. — Пройдем в залу. Мы должны все успокоится, и не бросаться беспочвенными обвинениями.
Успокоится? Слезы залили Машино лицо. До нее не дошел до конца смысл слов Милосердова, но мозг уловил главное — смерть девушки может быть не случайной, ведь вместе с ней умерла Машина надежда вернуться домой.
Маша вскочила так резко, что чуть не упала от внезапного головокружения. Ее поддержал Николаев, и Маша, узнав его, схватила за рукав.
— Николаев! Вы должны срочно вызвать сюда Агафью. Пошлите за ней немедленно. Кто-то хочет мне навредить, — шептала она Андрею Александровичу в самое ухо. — Я чувствую, слышите, я чувствую, здесь что-то не так.
Продолжение
Я тебя так ненавижу, что, наверное, влюблюсь - 1-я часть
Телеграм "С укропом на зубах"