С укропом на зубах

На улице в тот вечер было тепло. Я оставила куртку и платок в коридоре, натянула кроссовки, перебросила сумку через плечо, открыла дверь в подъезд и крикнула: -Я скоро. Мне не ответили. Такой план. Когда меня хватятся, Вера будет говорить, что я ушла. Ушла и хлопнула дверью. Что она сказала, уходя, спросят Веру. Да ничего особенного. Кажется, она сказала «я скоро». И не вернулась. Оставила коричневую куртку, платок, вышла в ближайший супермаркет за сигаретами и пропала. Нет. Сначала она засветилась на камерах магазина...

Я снова посмотрела на часы. Больше половины одиннадцатого. Это неправильно, что никто не знает, где я. Я вышла в коридор, опустилась на пол и написала Костику: «Если вдруг что, я в доме родителей Дианы Матвеевой. Лови адрес». Написала адрес, перечитала сообщение, отправила. Из Москвы сюда ехать 40 минут. Если что – он успеет. Я усмехнулась. Если что – с чего ему сюда ехать? Милое безобидное сообщение от подружки. Надо выпить еще пива. Я спустилась вниз, открыла бутылку и упала в грязных кроссовках на белый диван...

Стоило, думаю, сказать об этом хоть кому-нибудь. Но друзей у меня почти не осталось. Юлька пропала. Диана переехала в Америку. Был только Костик. Но кто ж воспринимает Костика всерьез? Я положила телефон на место. Надо, наконец, набраться мужества и прослушать сообщение от абонента «Юлька». Может, она восстановила свой старый номер, и звонит мне теперь из какой-нибудь Венеции? Но только не здесь. Не в пустом доме без света. Уже на крыльце я набрала электрика и попросила включить в доме свет, а заодно...

Раньше в моей комнате жила Диана. Широкая деревянная кровать и тяжелые дубовые комоды ее слабость. "Проверь шкаф", - посоветовал внутренний голос. "Хорошо, что сейчас день", - в который раз порадовалась я. Когда солнце светит ТАААК, ничего же не может случиться, правда? "Ага", - кивнул внутренний голос, - "Шкаф проверь. И еще под кровать загляни". Я распахнула дверь в коридор как можно шире. Электричество в доме было выключено, иначе я бы включила и верхний свет тоже. Выставив впереди себя ракетницу, я открыла шкаф...

Народу пришло много. Половину я не знала. Кого-то узнавала по Юлькиным рассказам. На нас с Костиком косились и, не скрывая, шептались. Мы стояли рядом. Молчали. Я думала о том, что погода для похорон неправильная. Слишком жарко и душно. На похоронах должно быть зябко и пасмурно. Неправильный день выбрала Юлькина мама для похорон. Какая ей разница, когда куртку хоронить? Юлькин папа придерживал огромный Юлькин портрет. Этот снимок сделала я, когда собиралась стать великим фотографом. Великим фотографом я не стала, но эта работа вышла не плохой...

День близился к концу. Пётр сложил по старинке все бумаги в папку, папку убрал в сейф, закрыл замок и уже собирался покинуть свой пост, как услышал, что кто-то скребется снаружи. Сдерживая недовольство, Пётр встал потянулся, достал из верхнего ящика массивный ключ и крикнул. -Ну кто там? Заходи. Вместо того, чтобы войти в дверь снова робко постучали. У Петра было ангельские терпение. Он закатил глаза и повторил приглашение. На этот раз дверь тихонечко отворилась и внутрь проскользнул невысокий кудрявый господин в рваных джинсах и грязной футболке...

Я подняла глаза и остановилась. Тяжелый бумажный пакет с продуктами поставила на деревянную лавку возле подъезда, не отрывая взгляда от окна. В окне горел свет. "Психопатка", - разозлился внутренний голос. - "Сама, небось, утром не выключила". "Я его даже не включала", - ответила я. Торшер за шторой притаился человеческим силуэтом возле большого горшка с цветком. Форточка приоткрыта, но это нормально. Я не терплю духоты. Людей на улице почти нет. Я включила телефон - одиннадцать вечера. Вызвать полицию? "И что ты им скажешь?" - хмыкнул внутренний голос, - "Никто не приедет...

Оля вернулась к двери и заколотила, что есть мочи. -Ярик, Ярик, подойди сюда. Залаял Фродо. Оля услышала сквозь закрытую дверь и мультяшное бульканье голос сына: "Ну, что ты, что ты - успокойся". -Ярик! - заорала Оля сильнее. Он не слышал. Она метнулась к окну. Тень за занавесками пропала. В какой-то момент она потеряла бдительность, и Сергей, резко раскрывший окно напротив чуть не увидел ее. Хотя это было почти невозможно. Во-первых, Оля успела спрятаться, а , во-вторых, их уже почти полностью скрывала друг от друга Глушь...

Свое он отжил. Уже неделю с трудом поднимался на лапы, чтобы не мочиться под себя, но вчера встать не смог и весь день пролежал в прохладной, вырытой им, когда ещё были силы, яме, в тени возле сарая. С этого места открывался обзор на весь двор, дверь главного дома и кусочек леса. От леса тянуло свободой, ветром и тиной майского пруда, расположенного на обочине. Лёд уже, поди, весь сошёл, и можно в разбега заскочить в холодную воду за палкой, а потом выскочить, как будто случайно обдавая визжащую...

И тут в кармане Олиной куртки зазвонил телефон. почему она не поставила его беззвучку? Сергей протянул руку. -Отдай. Оля опустила руку в карман и попыталась вслепую принять вызов. Но Сергей ловко вытащил телефон первым, нажал "отбой" и, как ни в чем не бывало, продолжил. - Но вот, что странно. У меня не оказалось ни одной фотографии. Ни свадьбы, ни жены, ни дочки. Я обыскал весь дом. Ничего. Когда я вернулся из больницы, здесь были пустые стены. Пахло сыростью, землей и старыми тряпками. Я решил, что так не должен пахнуть дом, где когда-то я был счастлив...