— А что, ты мне внимания уделял? — парировала она, не сбавляя тона. — Детей завести — не хочешь. «Квартира тесная, денег нет». А на запчасти для этого железа деньги находятся. За собой следить не хочешь: ходишь в майке, на которой ещё в прошлом году пятно от борща было, усы неделями не бреешь — как у кота! Тебе проще с болтами разговаривать, чем со мной.
Ивана, признаться, задело, особенно про борщ. Это была честная производственная травма, Иван тогда суп разогревал и нечаянно… Нов се же отстиралось, следов нет.
— Это что за аргументы? — повысил он голос. — Борщ на майке? А твои телефонные тайны? А эти постоянные «занята очень», а подружки, которые за тебя отчёты пишут, как секретари? А деньги, которые ты в кафе с ними оставляешь, пока я на «Дошираке» экономлю, чтобы тебе же новую куртку купить?
— А зачем мне твоя куртка? — почти крикнула она. — Мне общение надо, понимание, а не куртки. Ты со мной как с вещью: принёс, положил — и порядок. Живёт себе вещь на заправке, деньги приносит, ужин готовит. Красота!
— Ну, а ты со мной как? — вскричал Иван в свою очередь, забыв про всякую сдержанность. — Я тебе не муж, я тебе — тиран и ревнивец, как ты тому бедолаге объяснила. Я тебе и деспот, и угнетатель, у тебя готовая легенда, как в шпионском романе. А про то, что я вон, на двух работах работал, не спал, чтобы тебе эту шубку купить, в которой ты, кстати, к лю.бовн.ика.м на свидание бегаешь, это не считается?
— И не считается — выпалила она. — Потому что шубу я не просила, сам подарил.! А ты — ходячий гараж с ключами на связке.
И понеслось, полетели упрёки, как щепки из-под топора. Она — про вечное одиночество, про скуку, про то, что Иван «не водит её в люди». Иван — про обман, про подкоп под семейный уклад, про то, что она «весь быт на его плечах убила своим хмурым видом». Она — что Иван детей не хочет, он - что в такой атмосфере и цветок не вырастишь, не то, что ребёнка.
Анна Петровна из-за двери вздыхала так, что было слышно в комнате. Они говорили громко, горячо, но, странное дело, не слышали друг друга. Каждое слово попадало не в цель, а в броню собственных обид. Это был тот самый классический «диалог глухих», где каждый вещал свою правду, и правды эти, сталкиваясь, не рождали истины, а лишь гремели, как пустые кастрюли.
И вдруг, посреди этого грохота, Иван поймал себя на мысли: а ведь никакого «конструктива», как сейчас говорят, тут и в помине нет, чистая теория семейных разборок. Сплошная публицистика на тему «кто виноват» и ни одного практического совета по теме «что делать». Устал он, голос охрип, да и Мария уже не кричала, а говорила хрипло, устало, выдыхая слова, как дым.
Она смотрела на Ивана, и он видел в её глазах не ненависть даже, а какую-то безнадёжную досаду. Будто она десять лет пыталась открыть сломанный замок, а он всё не поддавался, и вот она в сердцах разбила окно. Неправильно, глупо, но больше сил не было.
Иван обвёл взглядом комнату: уютную, обжитую: диван, где они вечерами сидели, её любимая подушка, его зарядка для телефона на тумбочке. И всё это вдруг стало казаться чужим, как декорация к плохой пьесе, где они оба играли не свои роли.
— Знаешь, что, Мария, — сказал Иван тихо, и от тишины после крика стало не по себе. — Давай на сегодня прекратим теорию эту, устал я. И ты, гляжу, тоже. Ни до какой правды мы сегодня не докопаемся, одни синяки на душе останутся.
Она молча кивнула, отвернулась и стала снимать пальто. Руки у неё дрожали, битва была окончена, но победу никто не одержал.
А в воздухе повисло тяжёлое, неразрешённое и очень, очень будничное:
- А что дальше-то будет?
Но на этот вопрос ни у кого из них ответа уже не было.
Ну, граждане, а вы как думали? На том история не кончилась. Кончилась, можно сказать, лирическая часть, началась часть бюрократическая. И пошло-поехало, закрутилось так, что бедный мотор в гараже показался бы образцом простоты и ясности.
Оформили Иван с Марией развод: тихо, без прежних упрёков. В ЗАГСе даже как-то неловко пожали друг другу руки. Анна Петровна, старушка, ходила потом неделю притихшая, словно виноватая. А Иван думал: ну, вот и всё, разъехались, как в мирной цивилизованной стране.
Но не тут-то было. Прошёл месяц, другой, и пришло Ивану по почте заказное письмо. Мария, оказывается, подала иск, не абы какой, а солидный. И не только на Ивана, а ещё и на Местную администрацию района. Требовала она, граждане, раздела совместно нажитого имущества. И под «имуществом» этим числилось имущество.
Дело в том, что в самый разгар семейных неурядиц, ещё когда они только «привет-пока» говорили, Иван, по совету того же начальника Семена Игнатьевича, оформил себя как ИП и взял в аренду клочок земли: пяток гектаров для сельского хозяйства, для фермерства, так сказать. Мечтал, понимаете, о чём-то большем, чем гараж. Может, от тоски, может, от желания что-то построить. Договор аренды был до 2028 года. И вот это самое «имущественное право аренды» и стало яблоком нового, уже судебного раздора.
Судились они, можно сказать, на славу. Решение районного суда от какого-то там «208 ноября 2023 года» (видать, клерк так устал от нашего дела, что в будущее заглянул), потом дополнительное решение, апелляция… Иван, честно говоря, в этих хождениях по инстанциям запутался, как щенок в трёх соснах. Только и успевал, что бумажки носить да ходить на заседания, где адвокаты с умными лицами говорили слова вроде «существенный интерес», «преимущественное право» и «компенсация стоимости доли».
Суд первой инстанции, выслушав всё, постановил: право аренды – это не просто имущество, это часть крестьянско-фермерского хозяйства, и делить его между бывшими супругами нечего. Иван, признаться, даже обрадовался, подумал: ну, хоть здесь справедливость.
Но не учёл он юридической сноровки бывшей супруги, которая подала апелляцию. И Суд 30 января 2025 года решил иначе: мол, раз платил он арендную плату не из личных, а из общих, по его мнению, денег (а откуда в семье личные-то, скажите на милость?), то право это – совместно нажитое. И поскольку землю всё же Иван обрабатывает и ему она нужнее, то право это остаётся за ним, но Иван должен выплатить Марии компенсацию – половину стоимости этого права. А стоимость, между прочим, определил некий оценщик, индивидуальный предприниматель М., в сумме 2 620 140 рублей. Значит, его бывшая половина требовала с Ивана 1 310 070 рублей. Цифры космические, от них у Ивана даже валерьянка в жилах закипела.
Тут уже Иван, при поддержке своего адвоката, подал кассационную жалобу. Писал, что нарушены нормы, что всё неправильно, что право аренды – не вещь, его в карман не положишь. Короче, отбивался как мог.
И вот, наконец, добрались они до кассационного суда общей юрисдикции. Сидят там судьи, лица невозмутимые, вдумчивые. Читают все эти бесконечные бумаги: и про договор аренды от 1 февраля 2021 года, и про 74 190 рублей в год, и про оценку, и про то, что он, Иван, «имеет существенный интерес».
И знаете, что они в конце концов постановили? Они, граждане, породили такую юридическую штуку, что хоть стой, хоть падай.
С одной стороны, они сказали: да, апелляционный суд был прав. Право аренды, приобретённое в браке – это совместное имущество, оно может учитываться при разделе, всё по закону. Цитировали они и Семейный кодекс, и Гражданский, и даже разъяснения какого-то Пленума Верховного Суда от 1998 года. Солидно, фундаментально.
Но! Вот это самое «но» дорогого стоит.
Они посмотрели на резолютивную часть того апелляционного определения, где чёрным по белому было написано: «передать имущественное право аренды … в личную собственность Ивана» и задумались.
— Позвольте, — должны были они сказать сами себе, — какая же это «личная собственность» на «право аренды»? Аренда – это ведь не вещь, это право. Его можно иметь, им можно пользоваться, его даже, оказывается, можно оценить в два с лишним миллиона. Но как его «передать в собственность»? Это всё равно что «передать в собственность» право на очередь в поликлинике или право требовать у соседа тишины после одиннадцати. Звучит-то складно, а на практике – абсурд!
И вот судебная коллегия кассационного суда вынесла свой вердикт. Она, с одной стороны, оставила в силе всё решение о том, что право – совместное, и что Иван должен компенсировать Марии её долю. То есть, тот самый миллион триста десять тысяч с копейками. Это, как говорится, не обсуждается.
Но! Она велела исключить из решения эту самую дикую фразу – «передать имущественное право аренды … в личную собственность…».
Мол, резолютивная часть решения должна быть ясной и исполнимой. А эта формулировка – «противоречивая и взаимоисключающая». Право аренды остаётся правом аренды за Иваном, а долг в деньгах – долгом перед ней.
Сидит Иван теперь в своём гараже, не до мотора ему, думает. С одной стороны, земля за ним осталась. Фермером быть могу. С другой – висит на нем долг в полтора миллиона, который он будет выплачивать, наверное, до второго пришествия. И всё это – за право ковыряться в земле, которую он ещё и арендует, а не имеет в собственности.
Спрашивает Иван у адвоката:
— Так как же, Павел Иваныч, что в итоге-то? Я что, собственник?
— Вы, Иван Степаныч, — вздыхает он, — остаётесь арендатором. Но арендное право ваше теперь обременено финансовыми обязательствами перед бывшей супругой. Это, можно сказать, новейшая правовая конструкция.
— Понятно, — говорю я. — То есть, гараж у меня был с мотором без машины. Теперь вот право на землю – с долгом без возможности его продать. Прогресс.
А Анна Петровна, когда всё это узнала, только головой покачала:
— И зачем, Ваня, тебе эта земля? Опять пропадать там будешь. То в гараже, то на поле.
И ведь права, по-своему, старушка. Жизнь-то и правда стала похожа на судебный акт: длинная, запутанная, с кучей отсылок к другим статьям, и с резолютивной частью, в которой ч.ёр.т ногу сломит. И никакого, понимаете, конструктива. Одна чистая теория гражданско-правовых отношений. Так-то вот.
*имена взяты произвольно, совпадение событий случайно. Юридическая часть взята из:
Определение Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 24.06.2025 N 88-5182/2025