Лена стояла посреди пустой квартиры — ни мебели, ни штор, только гулкое эхо и запах свежей штукатурки. В руке она сжимала ключ так крепко, что металл врезался в ладонь. Этот маленький кусок железа весил больше, чем вся её прошлая жизнь.
Ещё утром она была невестой. Ещё утром у неё была семья — пусть чужая, пусть временная, но крыша над головой и место за общим столом. А сейчас она стояла в бетонной коробке на окраине города, беременная, одна, с сумкой наспех собранных вещей.
И впервые за много лет чувствовала себя свободной.
Всё началось задолго до этого вечера.
Лена выросла в заводском общежитии, где кухня была одна на восемь семей, а в туалет по утрам выстраивалась очередь. Мать постоянно меняла сожителей, и каждый новый «папа» устанавливал свои порядки. То нельзя громко разговаривать, то нельзя включать свет после девяти. Лена научилась быть незаметной. И дала себе слово: у неё будет свой угол. Собственный. Где можно закрыть дверь на замок и никого не впускать.
К тридцати семи годам она накопила на первоначальный взнос. Экономила на всём: носила одно пальто пять сезонов, стриглась в дешёвой парикмахерской, продукты покупала только по скидкам. Восемь лет упорства — и вот ипотека одобрена, дом сдан, ключи в кармане.
Оставалась одна проблема. Витя.
С Витей они жили вместе уже два года. Спокойный мужик, без особых амбиций, работал на складе логистом. Своего жилья у него не было — обитал с родителями. Туда же и Лену привёл, в трёхкомнатную квартиру к Галине Петровне и Сергею Ивановичу.
— Зачем деньги на съём выбрасывать? — говорила тогда будущая свекровь, разливая чай по чашкам с золотой каёмкой. — У нас места хватает. Живите, копите на свадьбу. Мы люди простые, не вредные.
Лена согласилась. Это позволяло откладывать почти всю зарплату. Она молчала, когда Галина Петровна перекладывала её вещи в шкафу «как удобнее». Терпела, когда свекровь заходила в их комнату без стука — «полить цветы» или «забрать стул». Лена терпела, потому что знала: каждый месяц цифра на её счёте растёт.
О квартире она Вите не сказала. Сначала боялась сглазить. Потом думала: сделаю сюрприз. А потом поняла, что просто страхуется. Вдруг не сложится? Вдруг выгонят? А так — есть куда уйти.
И вот ключи получены. Но в животе у Лены уже четвёртый месяц рос ребёнок. И через три недели была назначена свадьба.
Гром грянул в субботу.
Лена неосторожно оставила договор долевого участия на тумбочке, перекладывая документы. Галина Петровна зашла «протереть пыль».
Когда Лена вернулась с работы, на кухне висела тишина, густая и вязкая. Витя сидел за столом, опустив голову. Галина Петровна стояла у плиты, но ничего не готовила. Сергей Иванович листал газету в углу, делая вид, что его здесь нет.
— Садись, Леночка, — голос свекрови был мягким, но от этой мягкости по спине побежали мурашки.
На столе лежал договор.
— Это что? — спросил Витя, не поднимая глаз.
— Квартира, — ответила Лена. Отрицать было бессмысленно.
— Твоя?
— Моя.
— В ипотеку?
— Да. Оформила восемь месяцев назад, дом недавно сдали.
Галина Петровна медленно опустилась на стул напротив. Её лицо, обычно подвижное, сейчас напоминало гипсовую маску.
— То есть, — начала она тихо, — ты два года живёшь у нас. Ешь наши продукты. Не платишь ни копейки за коммунальные услуги. Мы думали — молодым надо помочь встать на ноги. А ты за нашей спиной капитал копила?
— Я покупала продукты, — возразила Лена. — И бытовую химию.
— Бытовую химию! — всплеснула руками свекровь. — Витя, ты слышишь? Она порошок покупала! А то, что мы вас кормили, обстирывали — это что, бесплатно?
— Это мои деньги, — твёрдо сказала Лена. — Я их заработала.
— А Витины деньги куда шли? Он же тебе отдавал на хозяйство?
Лена молчала. Витя действительно давал ей деньги на еду, которые она честно тратила на продукты. Но свои откладывала. Получалось, что жили они в основном за счёт Вити и его родителей.
— Обманщица ты, Лена, — вдруг сказал Витя.
Она вздрогнула. Он впервые так её назвал.
— Я не обманщица. Я думала о будущем.
— О каком будущем? — взвилась Галина Петровна. — Без нас? Ты заранее развод планируешь?
— Жизнь непредсказуема. Своего жилья у меня никогда не было. Я хотела подстраховаться.
— Так сказала бы честно! «Хочу квартиру». Купили бы вместе, в браке, на двоих! А ты оформила до свадьбы. Тайком. Чтобы потом Витю ни с чем оставить?
— У него здесь есть доля в этой квартире.
— Здесь — наше! — отрезала Галина Петровна. — А там — твоё личное. Ловко устроилась.
Витя встал и молча вышел. Хлопнула дверь.
Свадьбу решили не отменять. Заявление подано, ресторан оплачен, родственники приглашены. И главный аргумент — беременность. Витя, хоть и был обижен, ребёнка хотел. Да и «перед людьми неудобно» — для Галины Петровны это всегда было весомо.
Но атмосфера в доме стала невыносимой.
С Леной перестали разговаривать за ужином. Галина Петровна демонстративно убирала со стола колбасу и сыр, когда та заходила на кухню.
— Это для себя покупали, — бросала она, глядя в сторону. — У тебя же теперь ипотека, каждая копейка на счету.
Лена покупала себе кефир и хлеб, ела в их с Витей комнате. Витя делал вид, что ничего не замечает.
За неделю до свадьбы Галина Петровна зашла к ним с блокнотом.
— Обсудим рассадку гостей.
Она долго перечисляла родственников: тётя Люба из Саратова, дядя Коля, Петровы с детьми.
— С нашей стороны тридцать человек. А с твоей?
— Две подруги, — тихо сказала Лена. — Мама не приедет.
— Две подруги, — хмыкнула свекровь. — Итого, почти все гости — наши. Банкет оплачиваем мы с отцом. Сто пятьдесят тысяч только за зал, плюс ведущий, плюс торт.
Она сделала паузу.
— Поэтому решили так. Все денежные подарки от гостей заберём мы. В счёт расходов.
Лена замерла.
— В каком смысле?
— В прямом. Гости — наши родственники. Дарить будут фактически нам. Компенсируем затраты. А тебе зачем эти деньги? Ипотеку досрочно гасить?
Витя лежал на диване с телефоном и даже не шевельнулся.
— Витя? — позвала Лена. — Ты считаешь это нормальным?
— Мам, ну подарки же молодым дарят, — вяло отозвался он.
— Молодым! — передразнила Галина Петровна. — А платит кто? Ты, Витя, ни копейки не вложил. У твоей невесты деньги в бетоне закопаны. Так что справедливо. Мы свадьбу делаем — мы подарки забираем. А вам праздник останется, фотографии красивые.
— Это унизительно, — сказала Лена. Голос её окреп.
— Унизительно?! — взвизгнула свекровь. — Ты два года жила за наш счёт! И ещё недовольна? Скажи спасибо, что не выгнали после твоего обмана!
Она ткнула пальцем в сторону Лены.
— Значит так. Конверты забираю я. Поставлю сундучок в зале и сама его заберу. Не нравится — идите в ЗАГС без торжества. Только перед родственниками меня не позорьте.
Она развернулась и вышла, хлопнув дверью.
— Витя, — Лена посмотрела на жениха. — Ты правда это допустишь?
Он вздохнул и сел. Вид у него был измученный.
— Лен, а что я сделаю? Она мать. Она платит. Заберёт конверты — и что? Нам главное расписаться.
— Какая семья, Витя? Где меня считают нахлебницей? Где ты слова поперёк сказать не можешь?
— Ну права она в чём-то. Ты некрасиво поступила с этой квартирой. Скрыла. Потерпи, после свадьбы всё успокоится.
— Не успокоится, — сказала Лена.
Она вдруг поняла это с абсолютной ясностью. Не успокоится. Никогда. Ей эту квартиру будут вспоминать до конца жизни. Каждый кусок хлеба посчитают. А когда родится ребёнок, Галина Петровна окончательно возьмёт власть: «Вы молодые, ничего не понимаете, а я жизнь прожила».
Лена встала и подошла к шкафу.
— Ты куда? — насторожился Витя.
— Вещи собираю.
— Зачем? Куда?
— К себе. В свою квартиру.
— Лена, там же пусто! Ни мебели, ни плиты! Ты беременная!
— На полу посплю. Зато никто в рот заглядывать не будет.
— Прекрати! Куда на ночь глядя? Завтра поговорим!
— Не о чем разговаривать.
Она скидывала вещи в сумку: джинсы, футболки, бельё. Руки дрожали, но внутри была странная ясность.
В комнату влетела Галина Петровна.
— Что за представление? Куда собралась?
— Съезжаю. Освобождаю вашу жилплощадь.
— Гордая какая! Витя, останови её! Она ребёнка погубит! Там же ремонт нужен, пыль!
— Справлюсь, — Лена застегнула сумку.
— А свадьба? — растерянно спросил Сергей Иванович из дверей.
— Отмечайте сами. С тётей Любой и дядей Колей.
Она накинула пальто, подхватила тяжёлую сумку.
— Витя! — закричала Галина Петровна. — Не пускай! Это шантаж!
Витя стоял посреди комнаты, растерянный.
— Лен, ну останься...
В его глазах была мольба. Не о ней, не о ребёнке. Мольба о том, чтобы всё осталось как прежде. Тихо, удобно, без скандалов.
— Прощай, Витя, — сказала она и вышла.
В такси Лена не плакала. Смотрела на проносящиеся огни и думала, что нужно купить завтра. Надувной матрас. Электрический чайник. Простую плитку на одну конфорку.
Дом встретил её тёмными окнами — новостройка заселена едва наполовину. Лифт ещё был обшит защитной фанерой, пахло цементом.
Она открыла дверь своим ключом. Щёлкнул замок — самый прекрасный звук на свете.
В квартире было холодно и гулко. Серые стены, бетонный пол, голая лампочка под потолком. Лена включила свет.
Бросила сумку в угол. Подошла к окну. За стеклом лежал огромный ночной город.
Телефон в кармане вибрировал без остановки. Витя. Галина Петровна. Снова Витя.
Лена достала телефон и выключила его.
Расстелила пальто на полу у батареи. Батарея была тёплой — отопление уже дали. Лена села, прислонившись спиной к горячему металлу. Положила руку на живот.
— Ну что, малыш, — прошептала она. — Добро пожаловать домой.
Здесь не было ни ковров, ни золочёных чашек, ни запаха домашних пирогов. Но здесь был воздух. Её собственный воздух, которым можно дышать, не спрашивая разрешения.
Страшно? Очень. Денег после последнего платежа почти не осталось. Ремонт делать не на что. Спать беременной на полу — испытание.
Но Лена вдруг улыбнулась. Впервые за полгода — по-настоящему.
Она вспомнила лицо свекрови, когда та говорила про подарки. Вспомнила Витю, который молчал.
«Справлюсь, — подумала она. — Я сильная. Общежитие пережила — и это переживу».
Она представила, как поклеит здесь обои. Светлые. Или в мелкий цветок — какие захочет. Поставит детскую кроватку вот в этом углу, у окна.
В дверь позвонили.
Лена вздрогнула. Сердце заколотилось. Неужели нашёл?
Она замерла. Звонок повторился — длинный, настойчивый.
Потом удар в дверь.
— Лена! Открой! Я знаю, что ты здесь!
Голос Вити — то ли пьяный, то ли просто злой.
— Мать с сердцем слегла! Скорую вызывали! Поехали домой, тебя простят!
Лена сидела неподвижно, обхватив колени. «Тебя простят». Как будто она виновата.
— Лена! Ты слышишь?!
Она не шевелилась.
Через минуту за дверью стихло. Шаги к лифту. Уехал.
Лена выдохнула.
Она знала: завтра они вернутся. Будут уговоры, угрозы, давление. «Ребёнку нужен отец». «Одна не справишься». «Кому ты нужна с ребёнком на руках».
Всё это будет завтра.
А сегодня — эта ночь. Эти стены. И тишина.
Она легла на пальто, свернувшись клубком. Жёстко, но спокойно. В этой пустоте, среди голого бетона, она чувствовала себя богаче любой королевы. Потому что это было её королевство. И никто — слышите? — никто больше не посмеет указывать ей, как жить.
Сон пришёл быстро, глубокий и тёмный. Лена спала в своей квартире, крепко сжимая в кулаке ключ, который больше никому не отдаст.