Найти в Дзене

— Моё жильё — мои правила! Свекрови здесь не бывать, даже на денёк. С вашими уставами покончено!

Тишина в квартире стоила ровно три миллиона рублей первоначального взноса и пять лет без моря. Елена сидела в углу дивана, поджав ноги, и смотрела, как солнечные зайчики ползут по ламинату. В свои тридцать четыре года она наконец-то чувствовала себя дома. Не в родительской «хрущевке» со слышимостью как в картонной коробке, и не на съемной квартире с чужими вещами, а в своих стенах. Это была классическая современная «евродвушка»: просторная кухня-гостиная и небольшая, но уютная спальня. Лена называла эту спальню «бункером» — там было ее рабочее место, кровать и гардеробная. Это была их с Сергеем крепость. Ипотека была общей, но, учитывая, что первый взнос Лена внесла с продажи наследной дачи, они сразу подписали брачный договор. Просто чтобы спать спокойно. Ключ в замке повернулся. Сергей вошел тихо, словно боялся разбудить зверя. Вид у него был такой, будто он поцарапал их новую машину. — Лен, тут такое дело... — начал он с порога, даже не сняв ботинки. — Мама звонила. Тамара Павловна.

Тишина в квартире стоила ровно три миллиона рублей первоначального взноса и пять лет без моря. Елена сидела в углу дивана, поджав ноги, и смотрела, как солнечные зайчики ползут по ламинату. В свои тридцать четыре года она наконец-то чувствовала себя дома. Не в родительской «хрущевке» со слышимостью как в картонной коробке, и не на съемной квартире с чужими вещами, а в своих стенах.

Это была классическая современная «евродвушка»: просторная кухня-гостиная и небольшая, но уютная спальня. Лена называла эту спальню «бункером» — там было ее рабочее место, кровать и гардеробная. Это была их с Сергеем крепость. Ипотека была общей, но, учитывая, что первый взнос Лена внесла с продажи наследной дачи, они сразу подписали брачный договор. Просто чтобы спать спокойно.

Ключ в замке повернулся. Сергей вошел тихо, словно боялся разбудить зверя. Вид у него был такой, будто он поцарапал их новую машину.

— Лен, тут такое дело... — начал он с порога, даже не сняв ботинки. — Мама звонила. Тамара Павловна.
— И? Что случилось?
— Она едет. Завтра утром поезд.
— В смысле «едет»? Мы же договаривались: гости только по согласованию. Я работаю из дома, у меня проект горит.
— Она на обследование. Говорит, в нашей области врачи лучше. В общем, она уже взяла билет. Лен, ну не выгоню же я ее? Она сказала, что поживет тихо, на диване в гостиной. Недели две.

Лена посмотрела на свой идеальный диван в зоне гостиной. Потом на кухню, сияющую чистотой.
— Сережа, у нас «евродвушка». Если она живет в гостиной, значит, мы теряем доступ к кухне и телевизору. Я работаю в спальне, но мне иногда нужно выходить за едой и водой.
— Ну потерпим немного. Это же мама.

Утро началось со звонка в дверь. Тамара Павловна возникла на пороге с двумя огромными сумками и выражением лица ревизора.
— Ну, здравствуй, молодежь. Долго открываете.
Запахло не пирогами, а чем-то резким и сладким — смесью лекарств и дешевого цветочного кондиционера для белья.

— Тамара Павловна, здравствуйте, — Лена старалась улыбаться. — Как доехали?
— Душно в вагоне, ужас. А у вас тут что, сквозняк? — Свекровь по-хозяйски прошла в комнату, оглядывая свежий ремонт. — Стены серые... Как в подвале. Сейчас модно так, да? Ну-ну.

К вечеру квартира превратилась в филиал плацкартного вагона. На спинках стульев висели кофты, на столе громоздились банки с соленьями, которые Тамара Павловна зачем-то достала из сумок («в холодильнике места нет, а тут прохладно»).

Лена вышла из спальни сделать чай и поморщилась. В воздухе висел тяжелый запах жареного лука и рыбы.
— Тамара Павловна, у нас вытяжка есть, почему не включили?
— Да гудит она, голова от нее болит! — отозвалась свекровь, переворачивая кусок минтая на сковороде. Брызги жира летели на новый фартук из белой плитки. — Лена, ты худая, как вобла. Мужика кормить надо нормально, а не твоими доставками.

— Я просила не готовить пахучее, я работаю, — процедила Лена.
— Работает она... По клавишам стучать — не мешки ворочать.

Неделя прошла в аду. О врачах Тамара Павловна вспоминала вскользь: «Ой, там запись только на четверг», «Ой, сегодня талонов нет». Зато энергично «обживала» пространство. Она переставила цветы («им тут темно»), пыталась мыть полы хлоркой («микробы же!»), хотя у Лены был дорогой паркет, боящийся агрессивной химии.

Сергей приходил поздно и сразу прятался в спальне, стараясь не отсвечивать.
— Сереж, это не обследование, — шептала Лена ночью. — Она просто приехала пожить и поучить нас жизни.
— Лен, ну потерпи еще чуток.

Развязка наступила во вторник. Лена вела сложный созвон с заказчиком. Наушники с шумоподавлением спасали от звона посуды на кухне. Но вдруг стены задрожали.
Глухой, ритмичный стук. Бам. Бам. Бам.

Лена извинилась перед клиентами, сорвала наушники и вылетела в гостиную.
Посреди комнаты стояла Тамара Павловна с молотком в руках. Рядом, на полу, лежал свернутый в рулон пыльный ковер с оленями, который Лена видела последний раз на даче лет десять назад.

— Что вы делаете?! — заорала Лена.
— О, вышла! — обрадовалась свекровь. — Да вот, привезла ковер, память от бабушки. Решила повесить над диваном. А то у вас эхо гуляет, неуютно. Гвоздь вот забить не могу, стены у вас бетонные, что ли?

Лена посмотрела на стену. В идеально ровной штукатурке, выкрашенной в сложный оттенок «графит», зияла выщербина. Штукатурка осыпалась на пол.
— Вы... Вы пытались забить гвоздь в несущую стену? Ковер?!
— Ну а чего? Тепло будет, звукоизоляция. Я забочусь!

Внутри у Лены что-то щелкнуло. Спокойно и холодно.
— Положите молоток, Тамара Павловна.
— Ты чего командуешь? Я мать! Я для вас...
— Положите. Молоток.

Свекровь, испугавшись ледяного тона, опустила руку.

— Значит так, — Лена говорила тихо, но отчетливо. — Эксперимент окончен. Вы испортили мне стену. Вы игнорируете мои просьбы. Вы не ходите по врачам.
— Да как ты смеешь! Это квартира моего сына!
— Ошибаетесь. У нас брачный контракт. И по документам, и по совести — это мой дом. И я не позволю превращать его в сарай с коврами.

В этот момент открылась входная дверь. Пришел Сергей. Он застыл, глядя на молоток в руках матери, на ковер с оленями и на осыпанную штукатурку.
— Мам? — спросил он растерянно.
— Сережа! — взвизгнула Тамара Павловна. — Она меня выгоняет! Из-за дырочки в стене! Я уют наводила!

Сергей перевел взгляд на Лену. Она стояла прямо, скрестив руки на груди. Никаких слез. Никакой истерики.
— Сережа, — сказала она ровно. — Твоя мама сейчас собирает вещи и уезжает. В гостиницу, на вокзал — мне все равно. Здесь ее больше не будет.
— Сынок, ты слышишь?! Выбери! Или мать, или эта...
— Я не буду выбирать, — перебила Лена. — Я просто ставлю условие. Либо она уходит, либо завтра я подаю на развод и выселение через суд. Мне этот цирк не нужен.

Сергей посмотрел на изуродованную стену. Потом на ковер, который пах пылью и старостью. Он вспомнил, как они с Леной радовались этому ремонту. Как выбирали каждый оттенок. И понял, что если сейчас промолчит — у него не будет ни жены, ни дома.

— Мам, собирайся, — глухо сказал он.
— Что? Ты гонишь мать?!
— Я вызываю такси. Ты едешь в гостиницу. Завтра поезд.
— Прокляну! — закричала Тамара Павловна, но уже без прежнего задора, понимая, что проиграла.

Сборы заняли двадцать минут. Лена ушла в спальню и включила музыку, чтобы не слышать проклятий и хлопанья дверьми. Она не вышла провожать. Не стала играть в вежливость.

Когда дверь захлопнулась, Сергей зашел в спальню. Сел на край кровати.
— Уехала.
— Хорошо, — Лена сняла наушники.
— Стену придется шпаклевать.
— Зашпаклюем. Главное, что дышать стало легче.
— Прости меня. Я не думал, что она додумается ковер прибивать.
— Теперь ты знаешь, — Лена взяла его за руку. — Запомни, Сереж: в нашу семью со своим уставом и своими гвоздями лезть нельзя. Никому.

Сергей кивнул. В квартире пахло жареной рыбой и пыльным ковром, но сквозь эти запахи уже пробивался свежий воздух из открытого окна.