На кухне пахло жареным луком и тушёной капустой — запахи, которые я с детства не переносила, но которые обожала моя свекровь, Тамара Петровна. Она хозяйничала у плиты так уверенно, словно жила здесь не третий день, а по меньшей мере лет десять. Я тихо прикрыла входную дверь, стараясь не звякнуть ключами. После двенадцатичасовой смены в больнице ноги гудели, как высоковольтные провода, а в висках пульсировала тупая, тягучая боль. Хотелось тишины, горячего душа и просто полежать, глядя в потолок. Но дома меня ждал «семейный уют» в исполнении мамы мужа.
Игорь сидел за столом, уткнувшись в телефон, и даже не поднял головы, когда я вошла. Перед ним стояла тарелка с горой пирожков — жирных, маслянистых, от одного вида которых у меня начиналась изжога.
— О, Леночка пришла, — пропела Тамара Петровна, не оборачиваясь. — А мы тут с Игорешей чаевничаем. Ты садись, я тебе щей налью. Наваристые, суточные! Не то что твой супчик из куриной грудки, которым мужика не накормишь.
— Спасибо, Тамара Петровна, я не голодна, — выдавила я, проходя к раковине, чтобы вымыть руки. — Просто устала очень. Тяжелый день был, проверка из министерства.
— Устала она, — хмыкнул Игорь, наконец оторвавшись от экрана. — Лен, ну что ты начинаешь? Мама старалась, готовила. Могла бы и уважить.
Я посмотрела на мужа. За три года брака он, казалось, перенял мимику своей матери: то же брезгливо поджатое выражение губ, тот же оценивающий взгляд. Когда мы познакомились, он был другим — или мне так казалось. Весёлый, лёгкий на подъём, он красиво ухаживал, дарил полевые цветы и читал стихи. А потом мы поженились, и он переехал ко мне, в мою трёхкомнатную квартиру, доставшуюся от бабушки. Квартира была убитая, со старыми скрипучими полами и осыпающейся штукатуркой. Я вложила в неё всё: свои накопления, деньги, отложенные на отпуск, даже взяла небольшой кредит, чтобы поменять проводку и сантехнику. Игорь тогда, помнится, только одобрительно кивал и выбирал цвет обоев, сетуя, что на работе задерживают зарплату, поэтому финансово он пока поучаствовать не может.
Зарплату ему «задерживали» с завидной регулярностью, а потом он и вовсе уволился, заявив, что он — натура творческая, что мечтает о собственной музыкальной студии, а офисная рутина убивает его потенциал. Потенциал он искал уже год, лёжа на диване и играя в «танчики», пока я брала дополнительные дежурства.
— Я уважаю труд Тамары Петровны, — спокойно ответила я, вытирая руки полотенцем. — Просто хочу отдохнуть. Вы не против, если я пойду к себе?
— К себе? — свекровь наконец повернулась, уперев руки в бока. Фартук на её необъятной груди натянулся. — Лена, милая, ну что за эгоизм? Мы же семья. Надо обсудить важные вопросы. Игореша, скажи ей.
Игорь заёрзал на стуле, отложил телефон и сделал глоток чая, явно собираясь с духом.
— Лен, тут такое дело. Мама предлагает отличный вариант. Помнишь, мы говорили о том, что нам тесновато? Ну, в будущем. Дети пойдут, то да сё.
Я едва сдержала нервный смешок. Какие дети? На какие средства? На мою зарплату медсестры и его пособие по безработице?
— И что за вариант? — прислонилась я к подоконнику, скрестив руки на груди.
— Дача! — торжественно объявила Тамара Петровна. — У моей знакомой продаётся чудесный участок с домиком. Воздух, природа, свои овощи! Игорю полезно будет, он там мастерскую может сделать. Для музыкальной студии — идеальное место!
— И сколько стоит это чудо? — спросила я, уже догадываясь, к чему идёт разговор.
— Недорого, совсем недорого для такого места! — зачастил Игорь. — Но, сама понимаешь, денег у нас сейчас свободных нет. А кредит мне не дадут, я же официально не трудоустроен.
— И поэтому кредит должна взять я? Игорь, у меня ещё тот, за ремонт, не закрыт.
— Нет-нет, зачем кредит! — Тамара Петровна махнула рукой, словно отгоняя муху. — Зачем платить проценты этим кровопийцам? У нас же есть актив. Квартира.
В кухне повисла тишина. Только холодильник мерно гудел, да капала вода из крана, который Игорь обещал починить ещё месяц назад.
— Что значит — есть актив? — мой голос стал тише, но жёстче.
— Ну, Леночка, не кипятись, — ласково начала свекровь, подвигая ко мне тарелку с пирожками. — Мы всё продумали. Эту квартиру можно продать. Купим ту дачу — там дом зимний, жить можно круглый год! И ещё останется на хорошую однокомнатную где-нибудь в спальном районе, чтобы сдавать. Пассивный доход! Игорю так спокойнее будет, он сможет творчеством заниматься, не думая о хлебе насущном.
Смотрела я на них и не верила своим ушам. Продать мою квартиру — ту самую, где я знала каждую трещинку, каждый гвоздь, которую я выхаживала и лечила, как больного пациента, чтобы превратить в уютное гнёздышко? Продать, чтобы купить Игорю сарай в глуши и какую-то каморку под сдачу?
— Нет, — отрезала я. — Эта квартира не продаётся. Это мой дом. И точка.
— Твой дом? — лицо Игоря перекосилось. — А я думал, у нас семья. Всё общее. Я, между прочим, тоже тут живу, обои клеил!
— Ты держал стремянку, Игорь. Один раз.
— Лена, ты ведёшь себя неразумно! — вступила в бой тяжёлая артиллерия в лице Тамары Петровны. — Мужчина должен чувствовать себя хозяином. А тут он кто? Приживалка? Ты его подавляешь своей собственностью. Ему нужно пространство, где он будет главой! Да и вообще, юридически это опасно — держать всё имущество на одном человеке. Мало ли что случится, тьфу-тьфу.
— Вот именно, мало ли что, — кивнула я. — Я пойду спать. Разговор окончен.
Вышла я из кухни, чувствуя спиной их тяжёлые, липкие взгляды. В спальне рухнула на кровать, даже не раздеваясь. Сон не шёл. За стеной, на кухне, продолжался бубнёж. Они говорили тише, но интонации были злыми, требовательными. Мне стало страшно. Не от того, что они могут что-то сделать физически, а от того, что я вдруг ясно увидела: рядом со мной чужие люди.
Дни потянулись липкой, серой чередой. Тамара Петровна не уезжала, ссылаясь на то, что у неё в квартире ремонт (хотя я точно знала, что никакого ремонта там нет), а Игорь ходил надутый, изображая оскорблённую невинность. Тему продажи квартиры они больше не поднимали напрямую, но действовали хитрее.
Однажды утром я обнаружила, что из ванной течёт вода — кран был открыт на полную, а пробка в раковине закрыта. Хорошо, что я проснулась рано и успела перекрыть воду до того, как затопило соседей. Игорь лишь развёл руками: «Ну вот, всё тут гнилое, надо менять жильё». Ещё через пару дней соседи сверху начали шуметь, и свекровь будет причитать: «В своём доме была бы тишина и покой, а здесь как в муравейнике, бедный Игорюша сосредоточиться не может».
Я старалась не реагировать. Работа стала моим спасением, брала я смены сутки через двое, лишь бы меньше бывать дома. Но однажды главврач отправила меня домой в обед — я выглядела настолько бледной, что она испугалась, не подхватила ли я вирус.
— Иди, Лена, отлежись. Ты нам живая нужна, — сказала она строго, выписывая отгул.
Ехала я домой в полупустом автобусе, глядя на серый асфальт за окном. В голове было пусто. Может, я и правда слишком жёсткая? Может, стоит пойти на компромисс? Ну не продавать квартиру, конечно, но может, помочь Игорю с чем-то другим? В конце концов, он мой муж.
Подходя к квартире, я замедлила шаг. Из-за двери слышался смех. Громкий, раскатистый смех свекрови и довольное хихиканье Игоря. Тихонько я вставила ключ в замок. Он провернулся бесшумно — я недавно смазала его сама, потому что Игорю было «некогда».
В прихожей стояли чужие ботинки — видимо, приходил кто-то из друзей Игоря или знакомых свекрови. Голоса доносились из большой комнаты. Дверь была приоткрыта.
— …Ну ты даёшь, Петровна! Гениальный план! — мужской незнакомый голос, хриплый и прокуренный.
— А то! Я жизнь прожила, знаю, как дела делаются, — самодовольный голос свекрови. — Эта дурочка упёртая, как баран, но мы её дожмём. Главное — тактику сменить. Хватит давить, надо лаской. Игореша, ты давай, подсуетись. Цветочки там, романтика, ужин при свечах. Скажи, что всё осознал, что хочешь её обезопасить.
— Да тошнит меня уже перед ней скакать, мам, — лениво протянул Игорь. — Вечно она с этой своей работой, запахом лекарств. Устала я, устала… Скучная она.
— Потерпи, сынок, потерпи. Ради будущего терпишь. Вот подпишет дарственную на долю — тогда и поговорим по-другому.
Я замерла, прижав сумку к груди. Сердце колотилось так, что казалось, его стук слышен во всей квартире. Дарственная? На долю?
— А зачем доля-то? Пусть всю квартиру переписывает! — хохотнул незнакомец.
— Не, всю сразу она не отдаст, пуганая, — рассудительно ответила Тамара Петровна. — А вот половину, «в знак примирения и вечной любви», чтобы у мужа была гарантия — это она может проглотить, если грамотно подать. Типа, чтобы ты, Игорёк, чувствовал себя уверенно и мог начать свой бизнес под залог своей доли. А как долю получим — там уж дело техники. Жизнь мы ей тут такую устроим, что она сама сбежит, ещё и вторую половину за копейки продаст, лишь бы от нас избавиться.
— Точно, мам. Ты голова! — восхитился Игорь. — А то эта дача мне, честно говоря, даром не сдалась. Лучше деньги. Тачку нормальную возьму, наконец.
— Конечно, сынок. И мне на старость копеечка. Главное — сейчас не спугнуть. Сегодня вечером она приползёт, ты ей ванну набери, массаж сделай. Расслабь бабу. А завтра я юриста приведу, он документы подготовит, типа предварительные, на ознакомление.
Ноги стали ватными. Медленно, стараясь не шуметь, я опустила сумку на пуфик в прихожей.
Секунду — всего одну секунду — в голове мелькнуло воспоминание: Игорь дарит мне полевые ромашки на первом свидании, читает Есенина, смеётся, запрокинув голову. Такой живой, искренний. Или это тоже была игра? Неужели я три года жила с призраком, с иллюзией?
Внутри поднялась холодная, ледяная ярость. Она вытеснила усталость, боль, страх, последние крохи сомнений. Осталась только кристальная ясность.
Я распахнула дверь в комнату.
Игорь развалился в кресле с банкой пива, Тамара Петровна сидела на диване, поджав ноги, а за столом сидел какой-то лысоватый мужчина с красным лицом — видимо, тот самый «юрист» или просто собутыльник.
Они замолчали мгновенно. Игорь поперхнулся пивом, Тамара Петровна дёрнулась, как от удара током.
— Лена? — пискнул муж. — А ты чего так рано? Ты же на сутках…
Смотрела я на них и видела не родственников, а каких-то жалких, мелких насекомых. И как я могла жить с этим человеком? Как могла называть эту женщину «мамой»?
— «Главное — её на себя переписать»? Слышала, всё слышала! Поздравляю — вы потеряли и меня, и квартиру! — сказала я без дрожи в голосе.
Тишина стала звенящей. Лысый мужик бочком-бочком стал пробираться к выходу, бормоча что-то про «пора, дела, утюг не выключил».
— Леночка, ты всё не так поняла! — первой опомнилась свекровь. Она вскочила, пытаясь изобразить на лице радушную улыбку, которая сейчас выглядела как оскал. — Мы шутили! Это просто… ну, гипотетически рассуждали! Сценарий для книги обсуждали, вот, товарищ — писатель!
— Вон, — тихо сказала я.
— Что? — переспросил Игорь, вставая с кресла. Вид у него был уже не испуганный, а набыченный. — Ты как с матерью разговариваешь? И вообще, я у себя дома.
— Ты не у себя дома, Игорь. Ты в моей квартире, где ты гость. И гостеприимство закончилось. У вас пять минут на сборы.
— Да ты что, с ума сошла? — взвизгнула Тамара Петровна. — На ночь глядя? Родню выгоняешь? Да я всем расскажу, какая ты стерва! На всю больницу тебя опозорю!
— Рассказывайте, — прошла я к шкафу, достала оттуда большую спортивную сумку Игоря и швырнула её ему в ноги. — Время пошло.
— Никуда я не пойду! — заорал Игорь. — Я муж! Я имею право! По закону…
— По закону ты здесь никто, даже не прописан, — напомнила я. — Я специально не стала тебя прописывать, помнишь? Ты сам говорил, что тебе нужна прописка в области для каких-то там льгот. Так что прав у тебя здесь — ноль.
Игорь побагровел. Он шагнул ко мне, сжав кулаки.
— Ты меня не пугай, — прошипел он. — Я ведь и силу применить могу. Бабу надо учить…
Не отступила я. В этот момент я не боялась его. Достала телефон.
— Я сейчас вызываю полицию. Скажу, что в квартире посторонние, которые угрожают мне физической расправой. У нас в отделении травматологии лежал майор из районного отдела, он мне свою визитку оставил, сказал звонить в любое время. Хочешь проверить, как быстро приедет наряд?
Игорь остановился. Он знал, что я не вру про майора — я сама рассказывала, как выхаживала его после тяжёлой аварии. Спесь слетела с него мгновенно.
— Ну и подавись своей халупой! — выплюнул он. — Мам, собирайся. Нам тут не рады.
— Игореша, как же так? — запричитала свекровь, суетливо запихивая в сумку свои вещи, разбросанные по комнате. — Мы же хотели как лучше… Лена, опомнись! Ты останешься одна! Кому ты нужна в свои тридцать с хвостом, бесплодная, вечно на работе! Игорь — твой последний шанс!
— Лучше быть одной, чем с паразитами, — ответила я, открывая входную дверь настежь. — Чтобы через минуту вашего духа здесь не было.
Уходили они шумно, проклиная меня, желая мне всех бед земных. Тамара Петровна умудрилась прихватить со стола вазочку с конфетами, а Игорь напоследок пнул косяк двери, оставив грязный след.
Когда за ними захлопнулась дверь, я закрыла её на все замки, накинула цепочку и опустилась на пол у самой двери, обхватив колени руками. Меня трясло. Слёзы хлынули градом — не от жалости к ним, а от напряжения, которое держало меня всё это время. Я плакала от облегчения.
На следующий день я вызвала мастера и сменила замки. Потом затеяла генеральную уборку. Мыла я полы с хлоркой, стирала шторы, выбрасывала всё, что напоминало о них. Старые тапки Игоря, его забытые журналы, нелепая ваза, подаренная свекровью, — всё полетело в мусорный контейнер.
Квартира стала казаться пустой и гулкой, но воздух в ней стал чистым.
Прошло полгода. Жизнь потихоньку входила в новое русло. Развод прошёл на удивление быстро — Игорь даже не явился на заседание, прислал согласие через представителя. Делить нам было нечего, детей не было, имущество моё. Игорь пару раз пытался звонить, пьяный, ныл в трубку, что мама его «достала», что он совершил ошибку, но я просто блокировала новые номера.
Наконец-то я занялась собой. Записалась в бассейн, о котором давно мечтала, обновила гардероб. Оказалось, что моей зарплаты вполне хватает на безбедную жизнь, когда не нужно кормить двух взрослых бездельников и спонсировать их «проекты».
Первые месяцы в одиночестве были странными. Тишина в квартире звенела непривычно, и я ловила себя на том, что прислушиваюсь — не раздастся ли требовательный голос свекрови или недовольное бурчание Игоря. Но постепенно тишина стала комфортной. Я могла читать до утра, есть йогурт на ужин, ходить по квартире в одних носках и никому не отчитываться.
Однажды вечером у меня в ванной потёк сифон. Вздохнула я — вот оно, отсутствие мужской руки, о котором так любила твердить свекровь. Попыталась подкрутить сама, но только сорвала резьбу. Пришлось лезть в интернет искать сантехника.
Мастер пришёл через час. Высокий, спокойный мужчина с сединой на висках и добрыми глазами.
— День добрый, хозяйка. Показывайте, где тут у вас потоп? — улыбнулся он, снимая обувь и доставая свои тапочки из пакета. Это меня поразило до глубины души — Игорь никогда не утруждал себя сменной обувью у чужих людей.
Его звали Андрей. Он починил сифон за пятнадцать минут, потом посмотрел на капающий кран на кухне (тот самый, вечный) и молча заменил прокладку.
— Сколько с меня? — спросила я.
— За сифон по тарифу, а кран — бонус. Не люблю, когда вода зря утекает, плохая примета, — ответил он, собирая инструменты. — У вас тут, кстати, розетка искрит. Опасно. Хотите, гляну?
Мы разговорились. Оказалось, Андрей — бывший военный, сейчас работает в фирме по ремонту, руки золотые. Он не флиртовал, не пытался набиться в ухажёры, просто вёл себя как нормальный, надёжный человек.
Через неделю мы встретились случайно в парке — он гулял с собакой, смешным лопоухим спаниелем.
— Лена? Какая встреча! — обрадовался он. — А это Боцман. Боцман, дай лапу даме.
Так началась наша дружба. Спокойная, без африканских страстей и безумных обещаний. Андрей починил мне все розетки, я поила его чаем с пирогом (который научилась печь сама, назло воспоминаниям о свекрови). Оказалось, что с ним интересно молчать.
Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем мы решили попробовать жить вместе. Андрей не торопился, не давил. Однажды просто спросил: «А что, если я буду приходить не в гости, а домой?» Его квартиру мы решили сдать — копить на строительство дома за городом. Настоящего дома, а не мифической дачи.
Как-то в декабре, перед самым Новым годом, раздался звонок в дверь. Ждала я доставку продуктов, поэтому открыла не глядя.
На пороге стоял Игорь. Похудевший, небритый, в какой-то засаленной куртке. От него пахло перегаром и дешёвым табаком.
— Ленка… — прохрипел он. — Ну ты это… Прости, а? Пусти погреться. Мороз на улице собачий.
Смотрела я на него и не чувствовала ничего. Ни злости, ни обиды. Только брезгливость, как к грязной луже, которую нужно обойти.
— Игорь, тебе здесь делать нечего, — спокойно сказала я.
— Да ладно тебе! Я же знаю, ты одна. Кому ты нужна, кроме меня? Мать меня выгнала, представляешь? Сказала, я дармоед. Нашла себе какого-то деда с пенсией, а меня — на мороз. Лен, ну мы же родные люди. Я изменился. Я работу найду…
Из комнаты вышел Андрей. В домашней футболке, с полотенцем на плече — он только что вышел из душа. Боцман выбежал следом и глухо гавкнул на непрошеного гостя.
Игорь осёкся. Он перевёл взгляд с меня на Андрея, на здоровенного мужчину, который смотрел на него тяжело и без улыбки.
— О… Я понял. Ты уже нашла… замену, — скривился Игорь.
— Уходи, парень, — тихо сказал Андрей. — Пока ветер без камней.
Игорь сплюнул на лестничную площадку, развернулся и побрёл вниз по лестнице, ссутулившись. Жалкая фигура в грязной куртке.
— Кто это был? — спросил Андрей, обнимая меня за плечи и закрывая дверь.
— Никто, — ответила я, прижимаясь к его тёплому плечу. — Ошибка молодости. Призрак прошлого.
Мы прошли на кухню. Там пахло мандаринами и хвоей — мы вчера поставили ёлку. На плите булькал борщ, который Андрей варил просто божественно.
— Знаешь, — сказала я, глядя, как он нарезает хлеб. — Я раньше думала, что счастье — это когда ты всем угождаешь и тебя за это терпят.
— Глупости, — улыбнулся Андрей. — Счастье — это когда дома тепло, все живы-здоровы и никто не пытается тебя переделать.
Улыбнулась я в ответ. Квартира, моя любимая квартира, казалось, тоже вздохнула с облегчением. Она больше не была предметом торга или активом. Она снова стала домом. И теперь я точно знала: никакие дарственные, доли и хитрые схемы не заменят простого человеческого тепла. А те, кто ставит квадратные метры выше людей, в итоге остаются на улице. Закон жизни.
У меня есть другие рассказы: