Девять тарелок. Девять стульев. Девять комплектов приборов.
Валентина Ивановна пересчитала ещё раз и отошла от стола. Руки дрожали. Через два часа приедут дети. Все трое — с семьями. Тринадцать человек, не считая их с Петром. А мест за столом — только девять. Остальные четверо увидят, что им тут не рады.
Так она решила. Впервые за двадцать лет.
Всё началось с икры.
Точнее, с ценника на этой икре. Валентина Ивановна стояла у прилавка в «Пятёрочке» и смотрела на цифры, не веря глазам. Потом посмотрела на свой кошелёк. Потом снова на ценник.
— Петя, ты цены видел? — спросила она мужа, вернувшись домой. — Я пока стояла у прилавка, у меня давление подскочило.
Пётр Семёнович отложил газету.
— Валя, далась тебе эта икра. Купим селёдки, и хватит.
— Как хватит? — Валентина Ивановна выложила на стол батон и молоко. — Дети приедут. Внуки. Тринадцать человек! Ты представляешь, что будет, если я на стол поставлю одну картошку? Скажут, мать на старости лет совсем опустилась.
Она тяжело села на табуретку и потёрла колени. Каждый год одно и то же. Сценарий отработан десятилетиями. Тридцать первого декабря их трёшка превращалась в потревоженный улей. Дочери — Люда и Катя — с мужьями и детьми. Сын Игорь со своей семьёй. Шум, гам, беготня.
Валентина Ивановна начинала готовить за неделю. Холодец в огромных кастрюлях. Резала, парила, жарила. К бою курантов они с мужем падали с ног.
А дети? Дети приезжали нарядные. Садились за ломящийся стол. Ели, пили, говорили тосты.
— Мам, как в ресторане! — хвалил Игорь, накалывая на вилку буженину.
И всё. Никто не привозил ни пакета продуктов. Ну разве что торт к чаю. Считалось — родители должны. Это же родительский дом. Тут всегда кормят.
А после праздников — тишина и финансовая яма. Две пенсии уходили на этот пир подчистую. Январь и февраль супруги жили в режиме жёсткой экономии, доедая крупы и занимая у соседки.
— Я так больше не могу, — тихо сказала Валентина Ивановна.
— Чего не можешь?
— Кормить всех за свой счёт. Сил нет, Петя. И денег нет. А у Игоря машина новая. Люда шубу купила. Они что, беднее нас?
Пётр Семёнович вздохнул. Он конфликтов не любил. Но и спорить с женой было себе дороже.
— И что предлагаешь? Отменить Новый год?
— Не отменить. Пусть скидываются. По пять тысяч с семьи. Я всё куплю, приготовлю. С них только деньги.
Вечером Валентина Ивановна взялась за телефон.
Люда выслушала и ответила сразу:
— Мам, без проблем. Пять тысяч? Сейчас переведу. Ты права, цены космические.
Катя тоже не спорила. Через пять минут телефон пискнул уведомлением.
Оставался Игорь. Младшенький. Любимчик. Ему всегда доставался лучший кусок.
— Сынок, тут такое дело… — начала она и повторила про цены и пять тысяч.
Тишина в трубке. Тягучая, неприятная.
— Мам, ты шутишь? — голос сына похолодел.
— Какие шутки, Игорёк. Мы пенсионеры.
— Вы что, с родных детей деньги брать будете? Это же семейный праздник! Мы к вам в гости едем, а не в столовую!
— Сёстры твои без вопросов скинулись, — вмешался Пётр Семёнович по громкой связи.
— А мне всё равно! — завёлся Игорь. — Это дело принципа! К матери еду, а мне счёт выставляют?
— Не хочешь — не скидывайся, — голос Валентины Ивановны дрогнул, но она взяла себя в руки. — Но тогда стол будет накрыт на тех, кто участвовал.
— Ах вот так? Ультиматумы? — усмехнулся сын. — Ну ладно. Посмотрим. Я думал, у нас семья, а оказывается — рыночные отношения.
Он бросил трубку.
— Не приедет, — констатировал Пётр Семёнович.
— Ну и пусть.
Но на душе скребли кошки.
Дни до праздника летели быстро. Получив деньги от дочерей, Валентина Ивановна впервые за много лет ходила по рынку с чувством лёгкости. Не нужно было выкраивать копейки. Бюджет позволял взять всё — и хорошего качества.
Тридцатого декабря муж спросил:
— А Игорь так и не звонил?
— Нет.
— Готовить на них?
Валентина Ивановна замерла с ножом в руке. Сердце матери кричало: «Готовь! Это же сын!». Но разум твердил другое.
— Нет. Мы договорились.
Она пересчитала приборы. Люда с мужем и двумя детьми — четверо. Катя с мужем и ребёнком — трое. Они с Петей — двое. Итого девять.
— Ставь девять тарелок, Петя.
— Валя, жестоко как-то…
— А на шее у родителей сидеть в сорок лет — не жестоко?
Тридцать первого к шести приехали дочери. Шумные, с подарками. Внуки устроили возню в коридоре.
— Мамуль, как вкусно пахнет! — Люда чмокнула мать в щёку. — А где Игорь?
— Не знаю. Может, и не приедут.
Валентина Ивановна накрывала на стол. Скатерть праздничная, хрусталь. Девять приборов. Девять стульев.
В семь часов — звонок в дверь. Короткий, уверенный.
Сердце Валентины Ивановны пропустило удар.
Игорь вошёл по-хозяйски, румяный с мороза. Следом — жена Лена и двое сыновей-подростков. В руках только пакет с коробкой конфет.
— А мы тут как тут! — весело объявил он. — Все в сборе!
Он окинул взглядом стол, гостей, ёлку. Улыбка стала шире. Он был уверен: родители поворчали и успокоились. Блеф это всё.
Игорь скинул куртку.
— Ну что, куда садиться? Мы голодные!
Валентина Ивановна вышла из кухни с блюдом. Поставила в центр стола и выпрямилась.
— Здравствуй, сынок. Здравствуй, Лена. Пришли поздравить? Спасибо. И вас с наступающим.
В комнате стало тихо.
— В смысле «поздравить»? — не понял Игорь. — Мы праздновать пришли.
Он подошёл к столу. Но стульев было ровно девять. На всех уже сидели люди. Свободных мест — ноль.
— Где наши места? Мам, ты стулья забыла?
— Я ничего не забыла, — тихо, но отчётливо сказала Валентина Ивановна. — Я же по телефону всё объяснила. Ты сказал — рыночные отношения, участвовать не будешь. Я тебя услышала.
Игорь застыл. Переводил взгляд с матери на отца, на сестёр.
— Вы серьёзно? Родному сыну не поставили тарелку? Внукам?
— Мама предупреждала, — подала голос Люда. — Мы все скинулись. Почему родители должны тебя кормить?
— Я с матерью разговариваю! — Игорь покраснел. — Мам, ты выгоняешь нас? В Новый год? Из-за пяти тысяч?
— Не из-за денег, — она смотрела ему в глаза. — Из-за уважения. Ты считаешь, что мы обязаны тебя обслуживать. Что наша пенсия — фантики. А мы устали, Игорь. Просто устали.
Лена дёрнула мужа за рукав.
— Пойдём.
— Подожди! — он отмахнулся. — Значит, эта еда — только для тех, кто заплатил? А мы тут лишние?
— При чём тут лишние? — вздохнул Пётр Семёнович. — У тебя зарплата больше, чем у нас всех. Дело не в деньгах. Дело в отношении. Ты решил прийти на готовое, наплевав на нашу просьбу. Пришёл. Готовое есть. Но не для тебя.
Сыновья Игоря — Антон и Денис — стояли в дверях, переминаясь. Им было неловко.
— Спасибо за праздник, — процедил Игорь. — Век не забуду. Лена, дети, одеваемся!
— Может, на чай останетесь? — робко предложила Катя.
— Подавитесь своим чаем!
Через минуту дверь с грохотом захлопнулась.
Тишина. Только часы тикают да холодильник гудит.
Валентина Ивановна опустилась на стул. Руки дрожали. Хотелось плакать, бежать за сыном, вернуть. Но она сидела и смотрела на скатерть.
— Мам, ты всё правильно сделала, — Люда обняла её. — Он совсем потерял берега. Ему полезно.
— Давайте садиться, — тихо сказала Валентина Ивановна. — Провожать старый год.
Праздник прошёл на удивление спокойно. Валентина Ивановна впервые за много лет чувствовала вкус еды. Обычно так уставала от готовки, что кусок в горло не лез.
Мысль об Игоре сидела занозой. Как они там? Голодные?
Но потом вспомнились его слова: «С детей деньги брать?» И жалость отступила. Уступи сейчас — всё вернётся. Опять она у плиты рабыней, а он приезжает барином.
Нет. Хватит.
В час ночи гости начали расходиться.
— Мам, пап, спасибо! — благодарили дочери. — Давайте теперь всегда так? Скидываться и вместе?
— Давайте, — улыбнулся Пётр Семёнович.
Когда за последним гостем закрылась дверь, родители остались одни.
— Ну что, мать, как ощущения?
— Странные. Вроде камень с души. А вроде и… пусто без Игоря.
— Ничего. Остынет и придёт.
Валентина Ивановна достала из шкатулки деньги.
— Смотри, Петя. Сдача осталась. Тысячи три. И пенсии целы. Завтра не надо голову ломать, на что хлеб купить.
Впервые за двадцать лет первое января не начиналось с подсчёта долгов.
Игорь не звонил ни через день, ни через неделю. Валентина Ивановна порывалась набрать, но муж останавливал:
— Не вздумай. Сам должен понять.
В феврале — день рождения Петра Семёновича. Игоря не было. Но вечером раздался звонок.
На пороге — курьер с большим пакетом.
Внутри — хороший электрический чайник. Старый давно подтекал. И открытка без подписи: «С днём рождения, папа».
— От Игоря, — сказала Валентина Ивановна. — Он знал про чайник.
— Значит, помнит.
Звонить с благодарностями не стали.
Прошло полгода. Отношения не восстановились. Игорь звонил редко, спрашивал «как здоровье» и быстро заканчивал разговор. В гости не приезжал.
Наступил следующий декабрь.
Валентина Ивановна позвонила дочерям:
— Девочки, схема та же?
— Конечно, мам!
Игорю звонить не стала. Захочет — сам позвонит.
Двадцать пятого декабря телефон зазвонил. На экране — «Сын».
Валентина Ивановна глубоко вздохнула.
— Алло.
— Привет, мам.
— Привет, Игорь.
Пауза. Долгая, но уже не такая тяжёлая.
— Готовитесь?
— Потихоньку. Отец ёлку достал.
— Мам, я это… — он запнулся. — Мы приедем?
Она молчала. Ждала.
— Я денег переведу. За всех. Десять тысяч, с запасом. И икру привезу. Лена достала хорошую.
У Валентины Ивановны защипало в глазах. Дело было не в икре. Дело было в том, что он понял. Увидел в них не функцию «родители» — а людей.
— Приезжайте, сынок. Места хватит.
— Тогда до тридцать первого. Папе привет.
Она положила трубку и улыбнулась.
На кухню заглянул Пётр Семёнович.
— Кто звонил?
— Игорь. Приедет. С икрой.
Муж довольно хмыкнул.
— Ну вот. Я же говорил. И чайник пригодился, и голова на место встала.
Валентина Ивановна подошла к окну. Снег крупными хлопьями падал на асфальт. Люди спешили с пакетами мандаринов.
Мир в семье — главное. Но держаться он должен не на горбу одного, а на плечах всех. И иногда, чтобы его построить, нужно один раз закрыть дверь перед носом — чтобы человек понял, как важно, когда она открыта.
— Петя, доставай стулья. Тринадцать человек будет.
Только теперь — совсем не как обычно.
И это было лучше всего.