Четырнадцать тысяч рублей. Именно столько стоило трёхдневное пребывание двух детей у родной бабушки. Точнее, у мачехи мужа, которая называла свою квартиру «Храмом Гармонии» и выставила Марине счёт за «амортизацию кактусов». Но обо всём по порядку.
Марина смотрела на две полоски теста так, будто это был приговор. Не тот, о котором мечтают женщины её возраста, а настоящий, с отсрочкой исполнения. В тридцать восемь лет, имея двух сыновей-погодков и ипотеку, которую они с Олегом тянули из последних сил, третья беременность в планы не входила. Но судьба решила иначе.
— Ну что, мать, — сказал врач скорой помощи, когда через два дня Марина скрутилась от боли так, что не могла разогнуться. — Похоже, не сохраним. Внематочная. Срочно в операционную, пока труба не лопнула. Собирайтесь.
Марина только застонала. Боль была такая, что искры из глаз сыпались, но мозг, закалённый годами материнства, продолжал работать в аварийном режиме. Олег на вахте, в Сибири, связи почти нет. Её родители — за три тысячи километров. Подруги? У одной аврал на работе, у другой — трое своих детей и ветрянка.
Оставался только один вариант. Самый страшный. Белла Львовна.
Мачеха Олега была женщиной «высокой культуры быта». Она не просто жила — она «позиционировала себя в пространстве». В свои шестьдесят два года Белла Львовна выглядела на ухоженные пятьдесят, увлекалась эзотерикой, фэншуй и бесконечным ремонтом своей трёхкомнатной квартиры, которую называла «Храмом Гармонии».
С отцом Олега она прожила пятнадцать лет — до самой его смерти. Детей у них не было, и к пасынку она относилась со снисходительным равнодушием, а к его семье — с плохо скрываемым раздражением. Марина старалась лишний раз не пересекаться, но сейчас выбора не было.
— Белла Львовна, умоляю, — хрипела Марина в трубку, пока фельдшер искал её паспорт. — Меня по скорой забирают. Операция. Пашу с Артёмом девать некуда. Олег на вахте. Только на три дня. Я оплачу няню, если надо, просто пустите их переночевать.
В трубке повисла тяжёлая, звенящая пауза. Марина почти физически ощущала, как Белла Львовна морщит свой идеально напудренный нос.
— Милочка, — наконец прозвучал голос, полный вселенской скорби. — Ты же знаешь, у меня сейчас период ретроградного Меркурия. Я чищу карму рода. Детские вибрации могут разрушить тонкие настройки моего пространства.
— Белла Львовна, мне очень плохо, — не выдержала Марина. — Карма подождёт, а дети — нет.
— Ну зачем же так драматизировать? — вздохнула мачеха. — Ладно. Вези. Но предупреждаю: у меня в квартире стерильная чистота и энергетический баланс. Если они нарушат хоть один поток ци…
— Они будут вести себя тихо, — пообещала Марина, хотя понимала, что это маловероятно. Паша и Артём были обычными живыми детьми восьми и семи лет, а значит, понятие «тихо» к ним не относилось.
Сыновей Марина передавала мачехе практически на пороге. Сама она уже была зелёного цвета и держалась за стенку.
— Бахилы где? — вместо приветствия спросила Белла Львовна, стоя в дверях в шёлковом кимоно с драконами.
— В кармане… у Паши, — выдохнула Марина.
— Какая неорганизованность, — закатила глаза хозяйка квартиры. — Ладно, иди уже. Но запомни: кормлю я их строго по системе раздельного питания. Никаких трансжиров и глютена. И чтобы к моему алтарю с кристаллами не подходили ближе чем на метр.
Дверь захлопнулась. Марина сползла по стене к лифту, молясь, чтобы дети выжили в этом музее, а сама она проснулась после наркоза.
Следующие три дня прошли как в тумане. Операция, восстановление, капельницы. Телефон Марина включала редко — боялась услышать голос Беллы Львовны. Но та и не звонила. Зато присылала сообщения в мессенджер. Короткие и пугающие, как сводки с фронта:
«12:00. Твой старший громко дышит во время моей медитации. Пришлось прервать сеанс связи с космосом».
«18:30. Младший спросил, почему у меня нет телевизора. Объяснила, что это источник негативной энергии. Он расстроился. Вибрации в квартире зашкаливают».
«09:00. Обнаружила нарушение порядка в ванной. Кто-то трогал моё полотенце для лица. Оно из египетского хлопка».
Марина читала это, глотая слёзы и обезболивающее. Ей хотелось сбежать из больницы прямо в халате, схватить детей и увезти их куда угодно. Но швы тянули, а врач предупреждал об осложнениях.
Наконец, на четвёртый день её выписали. Едва держась на ногах, Марина вызвала такси и помчалась в «Храм Гармонии».
Дверь открылась не сразу. Сначала Марина услышала шуршание, потом лязг замков. На пороге стояла Белла Львовна. Вид у неё был такой, будто она только что вернулась с каторги, хотя кимоно было безупречно отглажено.
За её спиной, в полумраке коридора, стояли Паша с Артёмом. Они выглядели странно: притихшие, бледные, в носках. Увидев мать, они даже не бросились к ней, а только виновато опустили глаза.
— Забирай, — трагическим шёпотом произнесла Белла Львовна. — Я на грани нервного истощения. Моя аура теперь вся в пробоинах.
— Спасибо вам большое, — искренне сказала Марина, обнимая сыновей. — Я вам так благодарна…
— Благодарна, — кивнула мачеха. И вдруг, совершенно деловым тоном, добавила: — Проходи на кухню. Нам надо подвести итоги.
— Какие итоги? — не поняла Марина.
— Финансовые. И энергетические.
Марина прошла на кухню. Здесь царила стерильность: белые фасады, ни одной крошки, запах благовоний, от которого сразу закружилась голова. На столе лежал блокнот и калькулятор.
Белла Львовна села, надела очки в модной оправе и начала читать, водя пальцем по списку:
— Итак. Пункт первый. Питание. Я кормила их исключительно органическими продуктами. Киноа, авокадо, безлактозное молоко. Твой младший, правда, просил сосиски, но я не держу в доме подобные продукты. Итого за питание: четыре тысячи рублей.
Марина молча кивнула. Четыре тысячи за три дня на двоих детей? Дороговато, но ладно, может, органические продукты сейчас такие.
— Пункт второй, — продолжила Белла Львовна, и голос её стал жёстче. — Материальный ущерб. Твой старший, Павел, позволил себе зайти в ванную в уличной обуви. Один раз. Но этого хватило, чтобы испачкать мой итальянский керамогранит. Пришлось вызывать клининговую службу для глубокой очистки. Две тысячи.
Марина стиснула зубы.
— Пункт третий. Самое серьёзное. Они съели мой стратегический запас.
— Какой запас? — испугалась Марина. — Лекарства?
— Хуже. Они нашли на верхней полке банку с моими коллекционными ферментированными ягодами годжи, привезёнными лично моим наставником из Тибета. Я берегла их для особого ритуала омоложения. Банка пуста.
Белла Львовна драматично указала на пустую стеклянную банку.
— Эти ягоды невозможно оценить, — прошептала она. — Но я посчитала по рыночному курсу. Плюс компенсация за сорванный ритуал. Пять тысяч рублей.
— Пять тысяч за ягоды? — Марина почувствовала, как у неё начинают дрожать колени.
— Это не просто ягоды! Это концентрат солнечной энергии! — возмутилась мачеха. — И последнее. Пункт четвёртый. Амортизация пространства. Дети бегали. Вибрации от их шагов негативно сказались на моих коллекционных кактусах. Один из них, редкий эхинопсис, сбросил иголки от стресса. Три тысячи на восстановление.
Белла Львовна быстро застучала по клавишам калькулятора.
— Итого: четырнадцать тысяч рублей. Можешь перевести на карту, номер привязан к телефону.
Марина смотрела на эту ухоженную женщину, на её идеальный маникюр, на «страдающие» кактусы. Внутри всё кипело. Ей хотелось заорать, перевернуть этот стерильный стол, высказать ей всё, что накопилось за годы. Но она помнила: швы. И дети, которые стоят в коридоре и боятся дышать.
Она молча достала телефон, зашла в банковское приложение и перевела деньги.
— Получили? — сухо спросила она.
— Да, пришло, — Белла Львовна даже не улыбнулась. — Надеюсь, ты понимаешь, Марина, что это не ради денег. Это ради справедливости. Вселенная любит баланс. Если ты берёшь, ты должна отдать.
— Я поняла, — сказала Марина. — Дети, пошли.
Они вышли из подъезда молча. Только в такси Паша прижался к ней и прошептал:
— Мам, мы не ели эти ягоды. Артём хотел попробовать, но они были горькие и сухие. Мы их в унитаз высыпали, чтобы она не ругалась. А молоко она нам водой разбавляла и говорила, что так полезнее.
Марина только крепче прижала их к себе.
Олег вернулся через неделю. Обветренный, уставший, с запахом тайги и костра. Он ввалился в квартиру с огромным рюкзаком и пакетом подарков.
— Ну, где мои герои? Как вы тут без меня? Марин, ты как? — он осторожно обнял её, стараясь не задеть больной бок.
Вечером, когда дети уснули, Марина всё ему рассказала. Не хотела, но не сдержалась. Рассказала про больницу, про «вибрации», про голодных детей и про счёт в четырнадцать тысяч.
Олег слушал молча. Лицо его, обычно добродушное и открытое, темнело с каждым словом.
— Ягоды годжи, говоришь? — переспросил он тихо. — Коллекционные? Из Тибета?
— Да. Пять тысяч.
— А керамогранит итальянский?
— Она так сказала.
Олег встал, подошёл к окну и закурил, хотя дома никогда этого не делал.
— Марин, ты же знаешь, кто делал ей ремонт три года назад? Я и мои ребята из бригады.
— И что?
— Этот «итальянский керамогранит» мы брали на распродаже остатков в строительном магазине. Обычная плитка за восемьсот рублей квадратный метр, просто рисунок удачный. А ягоды… — он невесело усмехнулся. — Я эти ягоды ей сам привёз полгода назад. Купил на рынке, полкило за триста рублей. Она тогда просила «что-нибудь для иммунитета». Я ей сказал, что это сушёный барбарис, а она, видимо, сама себе легенду про Тибет придумала.
Марина сидела, открыв рот.
— Амортизация кактусов, значит? — Олег затушил сигарету. — Ладно. Вселенная любит баланс? Будет ей баланс.
На следующий день Олег поехал к мачехе. Марину с собой не взял, сказал: «Тебе нервничать нельзя, у тебя швы».
Белла Львовна открыла дверь, сияя радушием. Олега она привечала — он был единственным, кто чинил ей краны и терпеливо слушал её рассуждения о чакрах.
— Олежек! Вернулся! А я так переживала, так молилась за Мариночку! — защебетала она, пропуская пасынка в квартиру. — Ты представляешь, какой стресс я пережила с твоими мальчишками? Но я справилась, я же сильная женщина.
— Слышал, слышал, — кивнул Олег, не разуваясь. Он прошёл прямо в ботинках по «итальянскому» полу на кухню.
Белла Львовна охнула, глядя на грязные следы сорок пятого размера, но промолчала.
Олег поставил на стол большой пакет.
— Мам, — сказал он. Он называл её так только когда хотел чего-то добиться или когда был очень зол. — Марина сказала, что мы тебе должны остались. Что не всё компенсировали.
— Ну что ты, Олежек, — кокетливо отмахнулась Белла Львовна, хотя глаза её блеснули. — Марина, конечно, заплатила, но… ты же понимаешь, моральный ущерб деньгами не измерить. Моя аура до сих пор нездорового цвета.
— Вот я и решил восстановить баланс, — Олег начал выкладывать содержимое пакета на стол.
Первым на стол лёг пакет сушёного барбариса. Огромный, килограммовый, на котором маркером была написана цена: «250 руб.».
— Это тебе. Вместо тибетских ягод. Сорт тот же, энергия чистейшая, прямо с оптовой базы, — серьёзно сказал Олег.
Белла Львовна застыла.
Следом на стол легла бутылка чистящего средства и металлическая губка.
— А это — для керамогранита. Раз уж он такой нежный, что от детских носков портится, я решил, что тебе нужно средство посерьёзнее.
И наконец, Олег достал из пакета огромный рулон туалетной бумаги. Самой простой, серой, без втулки.
— А это — компенсация за использование твоих египетских полотенец. Я посчитал: тут двести метров. Хватит, чтобы обмотать всю твою ауру в три слоя.
— Ты издеваешься? — прошипела Белла Львовна. Её лицо пошло красными пятнами. — Я тебе мать! Я твоих детей приютила!
— Ты мне не мать, — голос Олега стал ледяным. — Ты жена моего покойного отца. Это разные вещи. И ты не приютила — ты заработала. Четырнадцать тысяч за три дня? На своих внуках? Ты даже не постеснялась взять деньги за то, что я тебе сам купил за копейки.
— Времена сейчас непростые! — взвизгнула мачеха. — Пенсия маленькая! А я привыкла к определённому уровню жизни! И вообще, это был урок для Марины, чтобы она ценила чужой труд!
— Урок усвоен, — кивнул Олег. — Мы оценили.
Он развернулся и пошёл к выходу, оставляя на полу новые грязные следы. У двери он остановился.
— Знаешь, Белла, я тут подумал… Твои кактусы от стресса иголки сбросили? Так вот, мы с Мариной и детьми решили тебя больше не беспокоить. Вообще. Живи в своём храме, чисти карму, медитируй. Но к нам больше не приходи. И звонить не надо. Вдруг мы твои вибрации по телефону нарушим.
— Олег! Ты не посмеешь! Дача-то от отца осталась, она на нас двоих оформлена! — крикнула она ему в спину.
— Выкупишь мою долю — твоя. Не выкупишь — продадим и поделим по закону. А пока — живи спокойно, — сказал Олег, не оборачиваясь. — Зато у нас совесть чистая. И аура.
Он закрыл дверь. Где-то в глубине квартиры Беллы Львовны что-то упало и разбилось. Возможно, это была её надежда на безбедную старость за счёт родственников. А может, просто китайская ваза, которую она выдавала за антиквариат.
Олег вернулся домой, когда Марина уже укладывала детей.
— Ну как? — спросила она тревожно.
— Нормально, — он улыбнулся и обнял её. — Провели обряд очищения. Теперь у нас ретроградный Меркурий закончился. Навсегда.
Марина уткнулась ему в плечо. От него пахло улицей и табаком — запахом надёжности.
— Кстати, — сказал Олег, доставая телефон. — Я тут посчитал… Четырнадцать тысяч мы ей отдали. Но я забрал из её прихожей свои инструменты, которые там год лежали. Шуруповёрт, перфоратор и набор ключей.
— И что?
— А то, что я их продам. Как раз тысяч на пятнадцать выйдет. Так что мы ещё и в плюсе, Марин. Вселенная-то, она и правда любит баланс.
Марина рассмеялась. Впервые за эту безумную неделю ей стало легко. Пусть у них нет «итальянского керамогранита» и тибетских ягод, зато есть семья. А это, как выяснилось, стоит гораздо дороже.