Дарья Десса. Авторские рассказы
Как худела Оля
Оля была типичной студенткой-филологичкой: читала Достоевского в трамвае, стоя в толпе и стараясь не упустить остановку, писала курсовые про символизм Серебряного века и считала, что мир глубоко несправедлив. Но самая вопиющая, самая личная несправедливость, по её твёрдому убеждению, происходила именно с её собственным телом. В свои двадцать лет при росте ровно 165 сантиметров она весила точнёхонько шестьдесят килограммов – цифра, которую девушка произносила с таким трагизмом, будто это был приговор суда.
Для подруг, мамы и случайных знакомых это звучало как «да всё нормально», «фигура как фигура», «Ты что, вполне стройная!» Но Оля в этих утешениях слышала только скрытую издёвку, словно все вокруг сговорились её подбодрить, а на самом деле хихикают за спиной. Каждое утро она вставала перед большим зеркалом в коридоре – в одной старой растянутой футболке с надписью «Пушкин – наш всё» – и начинала священный ритуал под кодовым названием «инвентаризация жира».
Сначала пальцы осторожно ложились на бока: есть ли там тот самый предательский «валик», который появляется, если чуть-чуть повернуться боком? Потом ладонь перемещалась на живот: плоский ли он ещё или уже подозрительно напоминает подушку безопасности в машине папы? Далее следовали бедра: не расширились ли они до размеров небольшого дивана? Оля даже присаживалась, чтобы проверить, не свисает ли что-нибудь лишнее. И наконец, кульминация – грудь. Здесь она позволяла себе слабую, почти виноватую улыбку. Была «двоечка», стала «двоечка с плюсом» – если сильно приподнять и сжать, то почти тройка. Прогресс, конечно, налицо, но какой-то обидно скромный, словно природа посмеялась: «На, держи бонус, но не обольщайся».
«Пожирнение», – так Оля окрестила этот медленный, коварный процесс. Слово звучало одновременно научно и безнадёжно, как неизлечимый диагноз из медицинской энциклопедии. Единственный плюс от всего этого пожирнения – та самая грудь – тоже не особо грела душу. Потому что парни в университете вдруг начали смотреть на неё совершенно по-новому. Раньше Оля была «милой, но незаметной» – той, кого пропускают вперёд в очереди в столовой, потому что и не заметили. А теперь она превратилась в «вот эту аппетитную».
Особенно активизировались тощие мальчишки с факультета информатики: худые, как вешалки из Икеи, в огромных чёрных худи, с бледными лицами и глазами, полными вечной тоски по маминым котлетам и борщу. Оля фыркала про себя: «Мамочкиных объятий им не хватает, бедняжкам». Но в самой глубине души, где-то под слоем самокритики, вынуждена была признать: приятно. Очень даже приятно получать столько внимания. А когда внимание выражалось в конкретных, вкусных формах – вообще сказка. То на Восьмое марта кто-то из этих тощих анонимно оставит у аудитории целую коробку «Алёнки», то на день рождения вдруг появится набор бельгийских пралине с запиской «Ты классная», то просто так, в разгар сессии, протянут плитку «Вдохновения» со словами: «Держись, филологиня». Девушка ела и думала: «Ну и ладно, пусть пялятся. Главное – шоколад божественный».
Особенно выделялся один – Саша с третьего курса. Тощий, как спичка, в очках с толстыми стёклами, но шоколадки носил регулярно, как по графику. Оля даже шутила про себя: «Это мой личный курьер сладкого счастья».
Но однажды утром случилось по-настоящему страшное. Девушка, как обычно, встала на весы – эти холодные, бесчувственные электронные предатели с подсветкой. Цифры мигнули и замерли: 60,1 кг. Целая одна десятая килограмма сверх нормы! Оля замерла босиком на холодном закалённом стекле, уставившись на дисплей. Потом медленно подняла глаза к потолку, будто там висела табличка с приговором.
– Всё, – прошептала она хрипло. – Баста. Диета. К чёрту все шоколадки. К чёрту всё сладкое на этой планете, – она ворвалась в свою комнату, накинула халат и помчалась на кухню с видом революционерки. Мама как раз наливала кофе и удивлённо подняла брови.
– Оленька, ты чего с утра пораньше?
– Мам, я на диету! Серьёзно! Навсегда!
Мама вздохнула привычно:
– Доченька, ты и так...
– Никаких «и так»! 60,1 кг! Это уже страшный перебор!
В тот же день Оля устроила грандиозную чистку. Открыла кухонный шкаф, где хранились стратегические запасы сладкого – на случай конца света, сессии, ПМС или просто плохого настроения, – и безжалостно всё выгребла в мусорное ведро. Три плитки молочного шоколада полетели вниз с громким стуком. За ними – две горького, коробка конфет «Красный октябрь», пачка печенья с кремом, полупустая коробка зефира в шоколаде.
Всё сопровождалось внутренним монологом: «Прощай, предатель!», «Ты меня погубила!», «Никогда больше!». Банка сгущёнки, правда, осталась – Оля мельком подумала: «На блины когда-нибудь пригодится, это же не сладкое, это... основа». И аккуратно задвинула её поглубже за кастрюли.
Младший брат Витька заглянул на шум и обомлел:
– Оль, ты чего? Это же мои запасы на Новый год!
– Твои? Я на стипендию покупала!
– Ну и что? Общественное достояние!
– Теперь достояние мусорного ведра. Иди учи уроки.
Витька только головою покачал и ушёл, бормоча: «Сумасшедшая...»
Потом Оля, полная праведного пыла, оделась потеплее и помчалась в ближайший спортивный гипермаркет. Там, под яркими лампами и бодрой музыкой, она решительно направилась к полке со «здоровым питанием». Продавец-консультант, мускулистый парень в фирменной футболке, подлетел с улыбкой:
– Девушка, помощь нужна? Беговая дорожка? Абонемент в зал? Может, протеин?
– Нет-нет, – отмахнулась Оля. – Мне батончики. С мюсли. Полезные.
– Сколько?
– Двадцать. Нет, двадцать пять! Чтобы точно хватило.
Парень удивлённо поднял бровь, но пошёл складывать в корзину. Пока кассир пробивала чек – сумма вышла равна почти всей стипендии плюс подработка в библиотеке, – Оля убеждала себя мысленно: «Овсянка! Орехи! Сухофрукты! Никакого сахара! Это же практически салат, только в удобной упаковке!»
Дома она с энтузиазмом распаковала покупку, выстроила батончики ровной стопкой на полке и даже сфотографировала для сторис с подписью «Новая я». Потом скачала приложение «7 минут до идеальной фигуры», купила на следующий день в том же магазине розовый коврик («Чтобы мотивировал, розовый же цвет счастья!») и объявила семье войну жиру.
Первую неделю Оля была настоящей героиней эпоса. Утром – сирена будильника в 7:00, коврик на пол, приложение орёт: «Приседания! Прыжки! Планка!» Оля пыхтела, краснела до цвета свёклы, потела, но держалась. Завтрак – батончик и зелёный чай без сахара. Обед – салат из одного огурца, одного помидора и листика капусты, найденного в глубине холодильника. Ужин – ещё батончик. На вопросы мамы «Может, котлетку?» отвечала стальным взглядом спартанки.
Родные ходили на цыпочках. Мама шептала папе за ужином:
– Не трогай её, она на диете. Вдруг сорвётся – нам всем достанется.
Папа кивал и молча доедал свою порцию плова. Витька, фанат «Доты» и чипсов, даже перестал хрустеть пачками при сестре – то ли из солидарности, то ли из страха, что отберут и заставят жевать мюсли.
На второй неделе Оля уже видела результат в зеркале. Или ей казалось. Джинсы вроде бы садились чуть свободнее. Она даже позволила себе мечтать: «Ещё немного – и 55 кг! Буду как модель!» По вечерам листала странички фитнес-блогерш и вздыхала: «Вот бы мне такую силу воли на всю жизнь».
Третья неделя прошла в том же духе. Оля уже почти привыкла к вкусу батончиков (правда, иногда тайком добавляла в чай ложечку мёда – «это же натуральный сахар!»). А потом наступило то самое утро, которое потом в семье вспоминали со смехом на всех праздниках.
Витька, как всегда, ввалился на кухню в семь утра в растянутой футболке с логотипом какой-то игры, зевая и почёсывая затылок. Он направлялся к холодильнику за йогуртом и вдруг замер на пороге, как вкопанный. За столом сидела Оля. В пижаме с мишками. Волосы растрёпаны, на лице – выражение полного блаженства. Перед ней стояла раскрытая банка сгущённого молока – та самая, что «на блины». Рядом – открытая пачка батончиков. Оля брала один, аккуратно макала в густую белую массу, откусывала с хрустом, запивала большим глотком чая – явно с тремя, а то и четырьмя ложками сахара. Потом макала следующий. Звук был такой, будто она ела самое вкусное мороженое в мире.
Витька выдал тонким от шока голосом:
– Э-э-э... Оль... ты чего творишь? Это... это же... А диета? Ты же нам всем месяц мозг выносила! «Батончики – суперфуд!», «Сахар – белая смерть!», «Мюсли – мой новый лучший друг!» Ты орала, что толстая, как бегемот!
Оля медленно повернулась, улыбнулась самой широкой, самой счастливой улыбкой на свете и молча протянула левую руку. На безымянном пальце сверкало колечко – золотое, с крупным красным камушком. Явно рубин. И явно не из дешёвых.
Витька моргнул раз, другой.
– Это... это что?
– Предложение, братишка, – спокойно ответила Оля, продолжая макать батончик. – Вчера. Саша. Помнишь того тощего программиста с третьего курса? Который мне всю сессию шоколадки таскал, как белка орехи? В кафе. На колено встал. Коробочку открыл. Сказал: «Оля, я люблю тебя именно такой. С мягкими бочками, с круглым животиком, с твоей «двоечкой с плюсом». Ты как тёплый плед в холодный вечер – обнимать хочется вечно». И ещё добавил: «И сгущёнку с батончиками не бросай, это вкусно».
Витька сел на табуретку, всё ещё в ступоре.
– И ты... согласилась?
– Конечно! – Оля откусила половину батончика и довольно зажмурилась. – А потом мы доели его тирамису на двоих. Раз любит такой – зачем мне меняться? Диета официально отменяется. С этого момента и навсегда.
– А… весы? – слабым голосом спросил Витька.
– Выброшу. Или подарю кому-нибудь, кто ещё мучается.
Витька вдруг хихикнул:
– Подай-ка мне тоже батончик. И сгущёнки ложку.
– Нет уж! – Оля прижала банку к груди. – Это теперь мой стратегический запас. Но вторую банку достань из-за кастрюль в шкафу. Я её на всякий спрятала. И маме ни слова!
С тех пор в семье появилась новая традиция. Как только кто-то – мама, папа или даже бабушка по зуму – начинал ныть про лишние килограммы, Витька неизменно вставал, поднимал палец и провозглашал:
– Да ладно страдать! Главное – чтобы тебя такой полюбили. А если не полюбят – значит, не твой человек вовсе. И вообще, батончики, обмакнутые в сгущёнку, – это теперь официально диетическое питание в нашем доме. По рецепту моей сестры!
Оля же через год вышла замуж. Свадьба была скромной, но шоколада – море. Трёхъярусный торт с пралине, фонтан из шоколада, конфеты на каждом столе. Ни одного батончика с мюсли в меню не было и в помине. Зато сгущёнку подавали в изящных хрустальных соусниках с табличками «Фирменный соус невесты – для тех, кто любит по-настоящему».
На банкете Витька, уже изрядно подвыпивший соком, поднял тост:
– За мою сестру! Которая доказала всему миру: диеты – полная фигня, а счастье – в человеке, который любит тебя с бочками, животиком и запасом сгущёнки в шкафу! И чтобы шоколадки носил регулярно, без напоминаний!
Все засмеялись до слёз. Саша, всё такой же тощий, но теперь в костюме, обнял Олю – мягкую, кругленькую, счастливую, уже явно за 65 кг – и шепнул на ухо:
– Ты самая вкусная на всей планете.
Оля шепнула в ответ:
– А ты самый тощий. Но я тебя тоже люблю. Особенно когда с коробкой пралине приходишь.
Весы новые она так и не купила. Зачем? Любовь ведь не в килограммах измеряется, а в количестве съеденного вместе шоколада.