Борис даже не поднял глаз от телефона.
— К нам приедут гости, это не обсуждается.
Лера мыла посуду. На плите в сковородке жарилась картошка, по кухне плыл запах жареного лука, а она вдруг почувствовала, как что-то внутри сжимается в тугой узел.
— Какие гости? — спросила она тихо. Слишком тихо.
— Мои коллеги по работе. И шеф из главного филиала. В субботу.
Те самые выходные, когда она планировала отвезти Мишку к озеру, когда наконец можно было выдохнуть после двух недель аврала на работе, когда...
— Боря, мы же договаривались. Я не могу сейчас принимать...
— Не обсуждается — повторил он. И только теперь оторвался от экрана. Посмотрел. Таким взглядом, каким смотрят на капризного ребёнка. — Лера, ну что за проблема?
— Боря, послушай — она выключила плиту, вытерла руки о фартук. — Я понимаю, что это твои коллеги, но мы не обсуждали...
— А зачем обсуждать? — он пожал плечами. — Они приедут в субботу...
Сделаешь салатики, суп, второе какое-нибудь. Всё нормально будет.
Салатики. Суп. Всё нормально будет. Лера села на стул. Посмотрела на мужа. На этого человека, с которым прожила восемь лет, родила сына, строила дом, планировала будущее. И вдруг поняла, что не узнаёт его.
Или, может быть...
— Боря, я устала — сказала она просто. — Понимаешь? Я очень устала. Мне нужен отдых. Хотя бы эти выходные.
— Ну отдохнёшь… Потом — он снова уткнулся в телефон.
Лера встала. Подошла к окну. За стеклом моросил мелкий октябрьский дождь, и двор тонул в серых сумерках. Где-то там, в этой промозглой темноте, была другая жизнь. Та, где её мнение что-то значит.
— Я не хочу, чтобы они приезжали — сказала она, не оборачиваясь. — Прости, но не хочу.
Тишина. Потом — скрип стула.
— Ты что, офигела совсем? — голос Бориса был спокойным. Слишком спокойным. — Это мои коллеги. Я их пригласил в свой дом!
Она обернулась.
— Наш дом — поправила она. — Или я ошибаюсь?
— Наш — кивнул он. — Но я тут живу тоже. И имею право приглашать гостей.
— Без обсуждения?
— А что тут обсуждать-то? — он встал, подошёл к ней. — Лера, ну объясни мне, в чём проблема? Что ты от меня хочешь?
Что она хочет? Хороший вопрос. Она хочет, чтобы её спросили хотя бы. Хочет, чтобы с ней считались.
— Я хочу, чтобы ты меня услышал — сказала она тихо.
— Да слышу я тебя! — Борис махнул рукой. — Устала. Ну так отдохни. Никто же не заставляет тебя пахать как лошадь.
Не заставляет. Конечно, не заставляет. Просто если она не приготовит, не уберёт, не накормит, не развлечёт — это будет её вина. Её недоработка. Её провал.
— Знаешь — она прошла мимо него на выход из кухни. — Делай как хочешь. Приглашай. Встречай. Только без меня.
— Куда это ты? — в голосе появилось раздражение.
— Собираться.
— Лера!
Она остановилась в дверях. Но не обернулась.
— Что собираться-то? — теперь он уже злился. — Ты чего, совсем? Из-за какой ерунды разводишь драму!
Ерунда. Конечно, ерунда. Её чувства, всегда ерунда. Её усталость — блажь.
— Мам, а что случилось? — в коридоре появился Мишка. Растрёпанный, сонный, с отпечатком подушки на щеке.
Лера присела перед сыном. Обняла.
— Ничего, Мишка. Мы с тобой поедем к бабушке. К моей бабушке. На выходные. Хочешь?
— К бабе Вале? — Мишка оживился. — А папа?
— Папа останется. У него... гости будут.
Борис стоял в дверях кухни и смотрел на них. На лице — недоумение, переходящее в гнев.
— Ты сейчас серьёзно? — спросил он очень медленно. — Ты серьёзно собираешься уехать? Из-за того, что я пригласил гостей?
Лера встала. Взяла Мишку за руку.
— Не из-за того, что ты пригласил — сказала она. — Из-за того, что ты не спросил.
— Да какая разница! — Борис повысил голос.
— Должен был спросить моего мнения — она повела сына в детскую. — Это называется уважением.
За спиной что-то грохнуло. Борис ударил кулаком по косяку.
— Уважением! — он почти кричал. — А где твоё уважение ко мне? У тебя уважения и к моей семье тоже нет. Я давно заметил. Моя мать, между прочим, помогала нам, когда Мишка родился! Сидела с ним, пока ты в декрете была! И...
Лера остановилась. Обернулась.
— Боря — сказала она очень спокойно. — Твоя мать не помогала. Она командовала. Она указывала мне, как кормить ребёнка, как его одевать, как укладывать спать. Она делала это в моём доме, с моим сыном. И ты всегда был на её стороне.
— Потому что она была права! — он шагнул вперёд. — Ты же понятия не имела, что делать с младенцем!
Тишина.
Мишка прижался к маминой ноге, испуганно глядя на отца.
— Понятно — кивнула Лера. — Тогда пусть она и приедет. И научит тебя, как самому встречать гостей.
Она увела сына в детскую и закрыла дверь.
Двадцать минут понадобилось, чтобы собрать вещи. Детскую одежду, игрушки, зубные щётки, зарядки для телефонов. Всё укладывалось механически, руки двигались сами собой, а в голове стояла звенящая пустота.
Борис стоял в коридоре, прислонившись к стене. Молчал. Смотрел, как она тащит сумки, как одевает Мишку в куртку, как завязывает шнурки на его кроссовках.
— Ты правда уедешь? — спросил он, когда она уже взялась за ручку двери.
Лера посмотрела на него. На этого человека, которого когда-то любила. Которому доверяла. С которым строила планы.
— Да — сказала она. — Правда.
— Из-за того, что я не спросил разрешения? — в голосе появилось что-то похожее на растерянность.
— Из-за того, что тебе вообще не пришло в голову спросить меня.
Дверь хлопнула. Мишка прижимался к маме, не задавая вопросов. Дети всё чувствуют. Всё понимают.
Через полчаса они уже ехали в автобусе. За окнами мелькали огни вечернего города, дождь бил по стёклам автобуса. Лера смотрела в темноту и думала, что делать дальше...
Телефон завибрировал. Сообщение от Бориса:
"Ты всё усложняешь. Это просто гости."
Она не ответила.
Ещё одно:
"Лера, это глупо. Возвращайся."
Потом ещё:
"Я же не виноват, что ты такая чувствительная."
Чувствительная. Конечно. Проблема в её чувствительности. Не в том, что он не считает нужным с ней советоваться. Не в том, что её усталость для него пустой звук. Проблема в ней.
Всегда в ней.
Бабуля Валя открыла дверь в халате и тапках. Обняла крепко.
— Заходите, заходите — бабушка затащила их в прихожую. — Мишенька, я тебе сейчас твоё любимое какао сделаю. А ты, Лерочка... Садись. Отдохни.
Мишка убежал на кухню. Лера осталась стоять посреди крошечной прихожей, с сумками в руках, и вдруг не смогла сдержаться.
Заплакала...
Не громко. Просто слёзы текли по щекам, и она не могла остановиться.
Мать не спрашивала ничего. Просто обняла. Погладила по голове.
— Вот и правильно — прошептала она. — Поплачь. А потом расскажешь.
И Лера рассказала. Всё. Про гостей, про разговор, про "это не обсуждается". Про то, как устала.
— А ты знаешь, что самое страшное? — они сидели на кухне. — Я думаю, что даже, если я вернулась бы, то ничего не поменялось бы. Я приму гостей, улыбнусь, накормлю. И всё будет, как всегда. И через неделю, месяц повторится. И через год. И так до бесконечности.
Мать долго молчала. Потом положила морщинистую руку на Лерину ладонь.
— А если не вернёшься?
Лера вздрогнула.
— Что?
— Если не вернёшься — повторила мать. — Что тогда?
Телефон снова завибрировал. Борис. Снова.
"Что я скажу своим гостям?"
Лера посмотрела на сообщение. Потом на мать.
— Не знаю — призналась она честно. — Не знаю, что будет.
— Тогда оставайся здесь — мать встала, начала доставать из шкафа постельное бельё. — Останьтесь на выходные. Подумаешь. Решишь. А Борис пусть тоже подумает...
Утро субботы встретило её солнцем — редким для октября, почти летним. Лера проснулась от того, что Мишка уже копошился на кухне с бабулей, и доносился запах блинов и смех.
Смех. Когда она в последний раз просыпалась под смех?
На телефоне было семь пропущенных. Все от Бориса. Лера откинулась на подушку и начала читать.
"Лера, это уже перебор. Хватит дуться."
"Я не понимаю, чего ты добиваешься."
"Ты вообще понимаешь, в какое положение меня ставишь?"
И так далее…
Лера медленно перечитала каждое сообщение. Ни одного "прости". Ни одного "я понял, о чём ты". Только претензии. Только обвинения.
Она встала. Умылась. Надела старый бабушкин халат. И вышла на кухню.
— Мама! — Мишка кинулся к ней с блином в руке. — Бабушка сказала, мы сегодня пойдём в парк! И на качели!
— Пойдём, зайчик — Лера погладила сына по голове и встретилась взглядом с матерью.
Та кивнула в сторону телефона на столе.
— Звонил?
— Писал.
— И что?
— Ничего — Лера села за стол, налила себе чаю. — Всё то же самое. Я виновата, что испортила ему встречу.
— А он не виноват, что испортил тебе выходные?
— Он так не считает.
— Знаешь, Лерочка — мать села напротив, подперев щёку рукой. — Я вот всю жизнь прожила с твоим отцом. Сорок два года. И знаешь, что я поняла?
Лера молчала, слушала.
— Мужчина, который тебя уважает, никогда — слышишь? Никогда не скажет "это не обсуждается". Потому что для него важно твоё мнение. Важны твои чувства. А если ему плевать... — она махнула рукой. — Тогда какая разница, муж это или чужой человек?
Мишка жевал блины, а Лера сидела и думала о том, что восемь лет прожила с человеком, который считает её мнение необязательным приложением к семейной жизни.
Днём они гуляли в парке. Мишка носился между деревьями, собирая жёлтые листья, а Лера сидела на скамейке и смотрела на сына. Такого счастливого.
Дома он всегда был напряжён — она только сейчас это поняла. Дома он тоже ходил на цыпочках, боясь потревожить папино спокойствие, мамину усталость.
Телефон зазвонил. Борис.
Лера долго смотрела на экран. Потом взяла трубку.
— Алло.
— Наконец-то! — голос был раздражённым. — Ты вообще в курсе, что творится?
— Что творится, Боря?
— Я позвал мать. Она не отходит от плиты! Она приготовила столько еды, что нам на неделю хватит! А я как дурак оправдывался перед гостями, говорил всем, что ты заболела. Поэтому уехала!
— Зачем врал?
— А что я должен был сказать?! Что моя жена сбежала из дома из-за того, что я пригласил гостей?!
Лера глубоко вдохнула.
— Да — сказала она спокойно. — Именно это ты и должен был сказать.
Тишина.
— Ты... что? — Борис явно не ожидал такого ответа.
— Ты должен был сказать правду. Что ты пригласил их, не спросив меня. Что я устала. Что я не хотела. И что я уехала, потому что ты не услышал меня.
— Лера, это звучит так... как будто я тиран какой-то!
— А ты не тиран? — она удивилась собственному спокойствию. — Боря, ты принял решение за двоих. Ты не поинтересовался моими планами. Ты даже не извинился. Ты просто решил, что твоё право важнее моего комфорта.
— Это мои гости!
— А это моя жизнь!
Мишка обернулся на крик. Лера махнула ему рукой. Всё хорошо, играй. Понизила голос.
— Боря, слушай внимательно. Я не против твоих гостей. Я против того, что меня не спрашивают. Что со мной не советуются. Что моё "нет" не имеет значения.
Долгая пауза.
— Лера, я не понимаю, чего ты хочешь — голос стал усталым. — Что мне теперь делать? Выгонять гостей?
— Нет — она посмотрела на небо — чистое, голубое, бесконечное. — Принимай их. Общайся. Проведите время вместе. А потом, когда они уедут, позвони мне. И мы поговорим. Спокойно. О том, как мы живём. О том, что нас не устраивает. О том, хотим ли мы жить дальше... вот так.
— То есть ты серьёзно не вернёшься? — в голосе появилась растерянность.
— Сейчас нет.
— А потом?
— Не знаю, Боря — призналась она честно. — Не знаю.
Она положила трубку. Села на скамейку. И вдруг почувствовала не тревогу, не страх, а странное, почти забытое ощущение.
Свободу.
Вечером они лежали с Мишкой в бабушкиной комнате — на огромной скрипучей кровати, под тяжёлым ватным одеялом. Читали книжку про медвежонка, который искал себе дом.
— Мам — Мишка прижался к ней. — А мы вернёмся домой?
— Конечно.
— А когда?
— В воскресенье вечером.
— А папа... — он замялся. — Папа будет ругаться?
Лера обняла сына крепче.
— Мишенька, послушай меня внимательно. Папа не злой. Просто он привык, что всё происходит так, как он хочет. И он забыл спросить, чего хочу я. Понимаешь?
Мишка кивнул неуверенно.
— А ты его любишь?
Вопрос застал врасплох. Лера задумалась. Любит ли она Бориса?
— Знаешь, Миша — сказала она медленно. — Я его любила. Очень. Но любовь — это не только когда хорошо вместе. Это ещё когда уважают друг друга. Когда слушают. Когда важно, что чувствует другой человек.
— А папа тебя не слушает?
Из уст младенца...
— Давно не слушает — призналась Лера. — И я устала кричать.
Мишка помолчал, обдумывая.
— А если он начнёт слушать?
— Тогда... — она поцеловала сына в макушку. — Тогда мы попробуем снова. Но если нет...
Она не договорила. Не хотела пугать ребёнка. Но впервые за восемь лет позволила себе подумать о том, что жизнь возможна и без Бориса.
И это не было страшно.
Суббота прошла в каком-то удивительном спокойствии. Они гуляли у реки, смотрели старые мультфильмы. Телефон молчал — Борис не писал, не звонил.
Хорошо это или плохо?
Вечером, когда Мишка уснул, Лера сидела на кухне с матерью и пила травяной чай.
— Ты решила, что будешь делать? — спросила мать.
— Вернусь в воскресенье. Поговорю.
— И что скажешь?
— Что так больше не может, — Лера обхватила чашку руками. — Что либо мы начинаем жить как равные партнёры, либо... либо я ухожу.
Мать кивнула.
— Страшно?
— Ужасно — призналась Лера. — Но знаешь, что ещё страшнее? Прожить вот так ещё десять лет. Двадцать. Превратиться в непонятно во что...
— Умница — мать погладила её по руке. — Твой отец, царствие ему небесное, говорил: "Валя, я могу жить без многого. Но не могу жить так, чтобы ты была несчастна". Вот это и есть любовь, Лерочка.
Лера вытерла внезапно навернувшиеся слёзы.
— А если он не изменится?
— Тогда изменишься ты. Уже изменилась.
Это была правда. Лера чувствовала, что-то внутри сломалось. Или, наоборот, срослось. Какая-то важная кость, которая годами была в неправильном положении, вдруг встала на место.
И теперь она не могла вернуться к прежней жизни. Даже если бы хотела.
Воскресенье. Вечер. Автобус везёт их домой, и с каждым километром Лера чувствует, как нарастает тревога.
Мишка спит, положив голову ей на плечо. За окном мелькают огни города. Знакомого, родного, но вдруг ставшего чужим.
Телефон завибрировал. Сообщение от Бориса:
"Гости уехали. Нам надо поговорить."
Коротко. Без эмоций. Но Лера почувствовала, что-то изменилось. В интонации, что ли. Или в том, что он не требует, не обвиняет.
Просто говорит.
Она ответила:
"Мы будем через час."
Дверь открыл Борис. В мятой футболке, с тёмными кругами под глазами. Молча взял у неё сумки. Молча помог раздеть спящего Мишку, отнести в кровать.
Вернулись на кухню. Сели напротив друг друга.
Долго молчали.
— Моя мать... — начал Борис и осёкся. — Она сказала, что я идиот.
Лера подняла брови.
— Серьёзно?
— Ага — он потёр лицо руками. — Когда я в очередной раз наврал про твою температуру. А может она услышала наш разговор по телефону… Она меня в угол загнала. И спросила: "Боря, ты вообще со своей женой разговариваешь или только приказываешь?"
Лера молчала.
— И я... — он поднял на неё глаза. — Я задумался. Реально задумался. И понял, что не помню, когда в последний раз спрашивал, чего ты хочешь. Не о салате на ужин, а... вообще. По жизни.
— Три года назад — сказала Лера тихо. — Когда мы планировали ремонт.
— Три года...
— И то я сдалась на полпути, потому что ты сказал, что обои, которые я выбрала, "слишком яркие".
Борис поморщился.
— Я так сказал?
— Ты много чего сказал. И я всегда слушалась. Потому что ты мужчина, ты кормилец, ты глава семьи. А я... — она пожала плечами. — Я просто мама и жена. Чьё мнение можно не учитывать.
— Лера, я не...
— Знаю — перебила она. — Ты не специально. Ты просто привык. Как привыкла и я. Но знаешь, что я поняла за эти выходные?
Он ждал.
— Я поняла, что больше не хочу жить в режиме "не обсуждается". Не хочу, чтобы мой сын вырос и думал, что с женщиной можно не советоваться.
Борис молчал. Потом медленно кивнул.
— Ты права — сказал он. — Полностью права. И я... прости. Правда прости. Я повёл себя как дурак.
Лера почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Он извинился. Впервые за... сколько? Годы?
— Боря, мне нужно, чтобы ты понял — она наклонилась вперёд. — Это не про гостей. Не про твою маму. Это про то, что я устала чувствовать себя невидимой. Я хочу, чтобы мы были командой. Где обсуждают решения. Где учитывают чувства друг друга. Где...
— Где партнёры — закончил он. — Не начальник и подчинённая.
— Да.
Он кивнул. Встал. Прошёлся по кухне.
— Ладно — сказал наконец. — Давай попробуем. Только... Лера, я не обещаю, что сразу всё изменится. Я всю жизнь видел одну модель, что мужчина решает, женщина подчиняется. Мой отец так жил, дед...
— Но это не значит, что мы должны так жить — перебила она.
— Знаю. Просто... дай мне время. Научиться. Измениться.
Лера посмотрела на него. На этого человека, с которым прожила восемь лет. И вдруг поняла. Она готова дать ему шанс.
— Хорошо — сказала она. — Но с условиями.
— Слушаю.
— Первое: все важные решения обсуждаем. Вместе. Гости, покупки, планы на выходные — всё.
— Договорились.
— Второе: я имею право сказать "нет". И это "нет" нужно уважать.
— Да.
— Третье: если ты чувствуешь, что скатываемся обратно, ты сам останавливаешься. Не жди, пока я сорвусь.
Борис кивнул.
— И четвёртое — Лера встала, подошла к нему. — Если через полгода ничего не изменится... я ухожу. Насовсем. С Мишкой.
Он вздрогнул.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Они стояли напротив друг друга. Как два человека на перекрёстке. Один путь назад, в привычное, удобное, неправильное. Другой вперёд, в неизвестность, в попытку построить что-то новое.
— Хорошо — Борис протянул руку. — Давай попробуем. По-новому.
Лера посмотрела на его ладонь. Потом пожала её.
— Попробуем.
Прошло три месяца
Изменилось ли что-то? Да. Не сразу, не идеально, но изменилось.
Борис теперь спрашивал. Иногда забывался, начинал решать сам, но ловил себя, останавливался. Извинялся.
Они говорили. Много. О том, что раньше замалчивали. О деньгах, о воспитании Мишки, о планах.
Был ли это счастливый конец? Нет. Потому что жизнь — это не сказка. Это череда выборов, компромиссов, работы над собой.
Но когда однажды утром Борис сказал: "Мама хочет приехать на следующей неделе. Тебе удобно? Или перенести?" — Лера поняла, что они на правильном пути.
Медленно. С ошибками. Но вместе.
И когда она сказала: "Давай перенесём. У меня важная презентация", а он ответил: "Конечно. Я позвоню и объясню". Она впервые за годы почувствовала, к её мнению прислушиваются...
И этого, как оказалось, было достаточно, чтобы начать всё заново.
Иногда нужно уехать, чтобы понять — хочешь ли вернуться. И иногда возвращение возможно только тогда, когда ты готова уйти навсегда.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍