Геннадий сидел за кухонным столом и наблюдал, как жена Ольга режет хлеб.
Медленно, неуклюже, толстыми неравными ломтями, все делала не так, как надо. За двадцать пять лет он так и не смог ее научить простым вещам.
— Криво режешь, — бросил он лениво.
— Как всегда.
Ольга вздрогнула, но промолчала. Только плечи чуть сутулились привычный жест, который Геннадий знал наизусть. Она всегда так делала, когда он попадал в больное место.
И это доставляло ему странное удовольствие.
— Мама звонила, тихо сказала Ольга, не поднимая глаз. У нее давление опять скачет.
— Просила в субботу приехать.
— О, великая и могучая Тамара Васильевна зовет на аудиенцию.
Геннадий откинулся на спинке стула и усмехнулся.
— Что на этот раз? Опять окна заедают? Или кран течёт. Или просто хочет полюбоваться на непутёвого зятя.
— Гена, она болеет. Серьёзно болеет.
— Она болеет уже лет пятнадцать, если верить её словам.
— А сама здоровее нас с тобой вместе взятых. Просто любит внимание.
Геннадий прекрасно знал, что это не правда.
Тамара Васильевна действительно сдала за последние годы, сердце барахлило, ноги отекали, давление скакало.
Но признавать это означало бы проявить сочувствие, а сочувствовать теща он не собирался. Принципиально.
Их вражда началась с первой встречи, двадцать шесть лет назад.
Геннадий увидел Ольгу на заводской танцплощадке, тихую, скромную девушку в простеньком платье. Она ему понравилась сразу мягкая, податливая. Из нее можно было лепить что угодно. Идеальная жена для человека, который любит все контролировать.
Тамара Васильевна раскусила его с первого взгляда.
Когда Геннадий привел Ольгу домой после танцев, будущая теща встретила его в дверях и смирила таким взглядом, словно видела насквозь.
— Вы, молодой человек, Ольге не пара, — сказала она прямо. Она добрая, а вы… Другой.
Геннадий тогда только улыбнулся. Он умел улыбаться обаятельно, располагающе. Многие покупались на эту улыбку.
Но не Тамара Васильевна.
Ольга вышла за него замуж против воли матери.
Это была первая и последняя победа Геннадия, потом Тамара Васильевна годами точила дочь, пытаясь открыть ей глаза.
Но Ольга любила мужа. Или думала, что любит. Или просто боялась признать, что мать была права.
Свадьба прошла скромно.
Теща денег не дала, и Геннадий запомнил это навсегда. Затаил обиду, которую нёс через десятилетия, находя тысячи способов отомстить.
— Поедешь в субботу? Робко спросила Ольга.
— А куда я денусь? Поеду. Поклонюсь в ноженьки матушки твоей драгоценной.
Он произнес это с такой елейной издёвкой, что Ольга поморщилась.
— Гена, не надо так.
— Как так? — я же согласился.
— Чего тебе еще?
Ольга снова промолчала. За четверть века она научилась молчать, это было проще, чем спорить.
Геннадий никогда не повышал голос, не скандалил, не бил посуду. Он действовал тоньше, подмечал слабости и бил по ним метко, словно играючи. Шутил так, что не понятно, оскорбление это или правда шутка.
Улыбался так, что хотелось плакать. Дети выросли и разъехались. Сын Денис жил своей семьей, работал инженером, приезжал редко.
Дочь Анна снимала квартиру на другом конце города и старалась бывать у родителей как можно реже. Геннадий считал, что это нормально птенцы вылетели из гнезда.
Но иногда, в редкие минуты честности с самим собой, замечал, как дети избегают его взгляда. Как быстро сворачивают разговоры. Как облегченно выдыхают, уходя.
Тамара Васильевна жила одна в старом доме на окраине.
После смерти мужа, лет двадцать назад, она так и не продала этот дом, хотя район давно стал непрестижным, а содержать такой дом одной было тяжело.
Работала она бухгалтером, жила скромно, но деньги у неё водились. Откуда никто не знал.
Геннадий подозревал, что старуха копит на черный день, и эта мысль его раздражала. Могла бы помочь дочери, внукам, но нет, всё в кубышку.
Каждый месяц Ольга ездила к матери помогать по хозяйству. И каждый раз тащила с собой Геннадия, то окна помыть, то забор подправить, то крышу залатать. Он ездил. Но ни одной поездки не проходило без его мелких издевательств.
— Тамара Васильевна, говорил он сладким голосом, вы бы уже поберегли себя. В вашем-то возрасте. Сердечко уже не то, давление не то.
— Может, пора в дом престарелых? Там уход, присмотр. А то ведь одной тяжело.
Теща бледнела от таких слов, но отвечала сдержанно пока жива, доживу здесь. В своем доме.
— Ну, как знаете. Мы же не настаиваем. Просто беспокоимся о вашем здоровье.
Он произносил "беспокоимся" с таким нажимом, что это звучало как угроза.
Ольга делала вид, что не замечает.
Или правда не замечала за годы брака, она научилась не видеть того, что причиняло боль. Это был ее способ выживания.
Геннадий работал в строительной фирме, занимал небольшую должность менеджера. Зарплата средняя, перспективы туманные, но он умел производить впечатление успешного человека. Хороший костюм, уверенная походка, правильные слова.
Коллеги считали его своим парнем, начальство ценило за исполнительность.
Полгода назад в его жизни появилась Кристина. Ей было 28, ему 47. Она пришла в фирму секретарем длинные ноги, яркая помада, восхищённый взгляд на старшего коллегу.
Геннадий сразу понял, эта поведётся. Молодая, глупенькая, падкая на комплименты. Через месяц они уже обедали вместе, через два встречались тайком, через три он снял ей квартиру.
Кристина смотрела на него как на божество. Смеялась его шутком, восхищалась его умом, называла самым лучшим мужчиной на свете.
После 25 лет молчаливого подобия женщины, Ольги это было как глоток свежего воздуха.
— Ты такой особенный, шептала Кристина. Не понимаю, как твоя жена тебя не ценит.
Геннадий охотно рассказывал ей о своих семейных страданиях, о сварливой тёще, о холодной жене, о неблагодарных детях.
В его изложении он был жертвой благородный мученик, тянущий на себе весь семейный воз.
Кристина верила каждому слову и жалела его с такой искренностью, что Геннадий сам почти поверил в собственную версию событий.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Кристины
— Скучаю. Когда увидимся?
— Кто это? спросила Ольга, заметив, как муж достал телефон.
— С работы. Срочное.
Он соврал легко, привычно. За полгода научился врать так естественно, что сам удивлялся.
— В субботу прямо с утра поедем, напомнила Ольга.
Мама говорила, что ей совсем плохо было на неделе.
Врач приезжал.
— Врач, значит? И что сказал врач?
— Что нужен покой. Что нервничать нельзя.
Геннадий усмехнулся про себя. Нервничать нельзя — это интересно. В субботу он найдет способ понервировать старуху.
— Не взначай, конечно.
С улыбочкой. Он это умел.
Ольга убирала со стола, и ее движения были какими-то особенно усталыми. Она постарела за эти годы располнела, обрюзгла, под глазами залегли темные круги.
Геннадий смотрел на нее и не чувствовал ничего, кроме легкого презрения.
Как она могла так себя запустить?
— Ты бы к парикмахеру сходила, бросил он, вставая. На голове воронье гнездо.
Ольга машинально коснулась волос.
— Я. В среду собиралась.
Ну-ну. Собиралась она.
Он вышел из кухни, довольный собой.
Маленькая победа, крошечное удовольствие, но за 25 лет из таких крошек сложилась целая жизнь.
В гостиной Геннадий сел на диван и включил телевизор. Футбол его не интересовал просто нужен был фон, повод не разговаривать.
Он думал о Кристине, о ее квартирке, о том, как она встречает его у двери в коротком халатике. Молодая кожа, горящие глаза, восторженный шёпот.
Всё то, чего давно не было в его браке. А может, никогда и не было?
Из кухни доносился звук льющейся воды, Ольга мыла посуду.
Потом зазвонил телефон, и Геннадий услышал ее голос
— Мамочка, привет. Да, приедем обязательно. Как ты себя чувствуешь?
Голос жены стал тёплым, живым таким, каким никогда не был с ним. Геннадий стиснул зубы.
25 лет эта женщина любила мать больше, чем мужа.
25 лет он был на втором месте, на третьем, на последнем. Сначала Тамара Васильевна, потом дети, потом работа, подруги, соседки, и где-то в самом конце списка он — Геннадий.
Что же, скоро все изменится. У него есть Кристина, которая ставит его на первое место. Единственное место. Решение зрело давно, исподволь. Геннадий прокручивал в голове варианты, считал деньги, строил планы.
Квартиру он отдаст Ольге, черт с ней, не жалко. Она и так была оформлена на нее, еще с тех времен, когда он опасался кредиторов. Зато все остальное машина, гараж, накопление останется ему. Этого хватит на первое время, а там Кристина найдет работу получше, он тоже раскрутится.
Телефон снова завибрировал.
— Жду тебя вечером. Приготовила твое любимое.
Геннадий улыбнулся и быстро набрал ответ «Буду в восемь».
Жизнь налаживалась. Суббота выдалась пасмурной. Низкие тучи ползли над крышами, обещая затяжной дождь.
Геннадий вел машину молча, изредка бросая косые взгляды на жену. Ольга сидела рядом, сжимая на коленях пакет с продуктами для матери творог, кефир, какие-то лекарства из аптеки.
— Ты бы хоть причесалась нормально! — сказал Геннадий.
— К матери едешь, а выглядишь как пугало.
— Я причесывалась.
— Ну да. Видно.
Ольга отвернулась к окну. За 25 лет она научилась не плакать при нем. Слезы только раззадоривали Геннадия, он становился ещё язвительнее, ещё злее.
Поэтому она глотала обиду и молчала, молчала, молчала.
Дом Тамары Васильевны стоял на краю частного сектора, старая постройка с деревянными ставнями и запущенным садом.
Когда-то здесь всё цвело и благоухало, муж Тамары, Петр Николаевич, был заядлым садоводом. Но после его смерти сад одичал, яблони разрослись, забор покосился. Тамара Васильевна одна не справлялась, а помощи от зятя ждать не приходилось.
Геннадий припарковал машину у ворот и демонстративно вздохнул.
— Ну что, пошли на аудиенцию к Её Величеству.
— Гена, прошу тебя. Только сегодня без этого.
— Без чего? Я ничего такого не говорю. Просто шучу.
Он улыбнулся той самой улыбкой, от которой Ольге становилось тошно.
Тамара Васильевна открыла дверь не сразу. Когда она наконец появилась на пороге, Геннадий с удивлением отметил, как сильно она сдала за последний месяц.
Лицо посерело, под глазами тёмные мешки, руки заметно дрожали.
— Мамочка! Ольга бросилась к ней, обняла осторожно, словно боялась сломать.
— Здравствуй, доченька!
— Здравствуй, Геннадий!
Тёща посмотрела на зятя без всякого выражения. Она давно перестала ждать от него человеческого отношения.
— Здравствуйте, Тамара Васильевна! пропел Геннадий елейным голосом.