Пакеты с подарками оттягивали руки. Два торта, коробка конфет, игрушки для внуков, бутылка хорошего коньяка для свата. Я готовилась к этому дню рождения неделю.
А теперь стояла на пороге и слушала, как свекровь объясняет, что меня здесь не ждали.
— Нина Васильевна, я не понимаю. Антону сегодня шестьдесят. Я — его жена.
— Бывшая жена, — поправила свекровь. — Вы развелись восемь месяцев назад. Забыла?
— Не забыла. Но дети попросили приехать. Они сказали...
— Дети много чего говорят. А решаю здесь я. И я тебя не приглашала.
Из-за её спины доносились голоса, смех, музыка. Там праздновали день рождения моего бывшего мужа. Без меня.
Мы прожили с Антоном двадцать четыре года. Двое детей — Пашка и Ксюша. Дом построили, дачу купили, машины, ипотеки, кредиты — всё вместе тянули.
А потом Антон нашёл себе «родственную душу». Ей тридцать два, зовут Карина, работает фитнес-тренером. Длинные ноги, короткие мысли.
Развод был тяжёлым. Делили имущество, ругались из-за каждой табуретки. Но в итоге разошлись более-менее цивилизованно: мне — квартира и машина, ему — дача и гараж.
Дети остались со мной. Пашке двадцать два, Ксюше — девятнадцать. Взрослые уже, сами решают, с кем общаться.
И вот Ксюша позвонила неделю назад:
— Мам, папе шестьдесят в субботу. Приедешь?
— Доча, мы же развелись.
— Ну и что? Ты же бабушку с дедушкой любишь. И они тебя. Папа сказал, что будет рад.
Папа сказал. Ага.
— Нина Васильевна, — я старалась говорить спокойно. — Ксюша мне сказала, что Антон приглашает.
— Ксюша — девочка наивная. Она не понимает, что бывшим жёнам на семейных праздниках не место.
— А новой жене — место?
Свекровь поджала губы.
— Карина — официальная супруга. А ты — прошлое. Оставь подарки и уезжай.
Я посмотрела на пакеты в своих руках. На два торта, которые пекла вчера до полуночи. На коньяк за четыре тысячи. На игрушки для внуков — Пашкиных двойняшек.
— Подарки я оставлю. Но не вам. Я их Ксюше отдам. Позовите её.
— Я сказала — уезжай!
— А я сказала — позовите Ксюшу. Или я сама войду.
Нина Васильевна побледнела. За двадцать четыре года я ни разу не повышала на неё голос. Терпела придирки, молчала, когда она критиковала мою стряпню, мои наряды, мои методы воспитания.
Терпела — потому что жена сына. Потому что «надо сохранить мир в семье». Потому что «она же пожилой человек».
А теперь — хватит.
***
— Мама?!
Ксюша выскочила на крыльцо, глаза круглые от удивления.
— Мам, ты чего здесь стоишь? Заходи!
— Бабушка говорит, что меня не приглашали.
Ксюша повернулась к свекрови.
— Ба, ты что? Я же сама маму позвала! Папа знает!
— Папа передумал, — сухо ответила Нина Васильевна. — Карине неприятно видеть бывшую. Ты должна это понимать.
— Карине неприятно?! — Ксюша аж задохнулась от возмущения. — А мне приятно видеть эту... эту...
— Ксения!
— Ба, это мамин праздник тоже! Она с папой двадцать четыре года прожила! А Каринка — восемь месяцев!
Я положила руку дочери на плечо.
— Ксюш, не надо. Я уеду.
— Мам!
— Правда, не надо. Не хочу портить отцу праздник.
Ксюша смотрела на меня, губы дрожали.
— Это несправедливо.
— Я знаю. Но это его дом. Его семья. Его решение.
Я достала из пакета игрушки для внуков.
— Отдай Пашке. Скажи — от бабы Вали.
— Мам...
— И вот ещё, — я вытащила коробку конфет. — Это тебе. Твои любимые.
Ксюша обняла меня, уткнулась лицом в плечо.
— Мамочка, прости. Я не знала, что так будет.
— Ты не виновата. Всё нормально.
Я погладила её по голове и отстранилась.
— Иди. Гости ждут.
Торты я забрала с собой. Коньяк тоже. Не для того покупала, чтобы эта змея им наслаждалась.
Ехала домой и думала: как так вышло?
Двадцать четыре года я была частью этой семьи. Нянчила свекровь после операции, возила свёкра по врачам, готовила на все праздники, дарила подарки, выслушивала советы. Терпела, улыбалась, соглашалась.
И вот — «мы тебя не приглашали».
Как будто выключатель щёлкнули. Была — и нет. Вычеркнута.
***
Вечером позвонил Пашка.
— Мам, ты как?
— Нормально. А вы там как?
— Весело, — в голосе сына слышалась ирония. — Каринка весь вечер селфи делает, бабуля её нахваливает, папа коньяк пьёт.
— Который я покупала?
— Не. Какой-то дешёвый. Карина принесла.
Я усмехнулась. Четыре тысячи против пятисот рублей. Угадай, что вкуснее.
— Мам, мне жаль, что так вышло. Я не знал, что бабуля такое устроит.
— Ты не виноват.
— Ксюха ревела. Сказала, больше ни ногой к бабушке.
— Не надо так. Это ваша бабушка. Вы должны с ней общаться.
— Должны? — Пашка помолчал. — Мам, она тебя на пороге развернула. Как собаку. После всего, что ты для неё сделала.
— Паш, не надо...
— Нет, мам, надо. Ты всю жизнь всех терпела. Папу, когда он загуливал. Бабулю, когда она тебя доставала. Карину эту, когда она появилась. А теперь что? Они тебя выкинули — и ты опять «ничего страшного»?
Я молчала. Крыть было нечем.
— Мам. Хватит быть удобной. Ты заслуживаешь лучшего.
***
Ночью я не спала.
Лежала, смотрела в потолок и думала.
Пашка прав. Всю жизнь я была удобной. Удобной женой, удобной невесткой, удобной матерью. Не скандалила, не требовала, не качала права.
И что в итоге?
Муж ушёл к фитнес-тренерше. Свекровь выставила меня за порог. Друзья семьи — разбежались кто куда, потому что «ну, мы же больше с Антоном общались».
А я осталась с двумя тортами и бутылкой коньяка.
Утром позвонила Ксюша.
— Мам, ты не представляешь, что было!
— Что?
— Папа вчера напился и при всех сказал, что жалеет о разводе! Что Карина — ошибка! Что ты была лучшей женой!
— Серьёзно?
— Да! Карина устроила истерику, бабушка её успокаивала, папа орал, что его никто не понимает... Кошмар, короче.
— И чем закончилось?
— Карина уехала. Сказала — «или я, или воспоминания о бывшей». Папа сказал — подумает.
Я слушала дочь и ждала, что во мне проснётся что-то. Надежда? Радость? Злорадство?
Ничего. Пустота.
— Ксюш, передай отцу: я не вернусь.
— Мам!
— Никогда не вернусь. Он сделал выбор. Пусть живёт с ним.
— Но он же сказал, что жалеет!
— Пьяный — жалеет. А трезвый — выставил меня за порог руками своей матери. Это всё, что нужно знать.
***
Через неделю Антон позвонил сам.
— Валь, привет. Можем поговорить?
— Говори.
— Не по телефону. Лично. Давай встретимся?
— Зачем?
— Хочу извиниться. За маму. За Карину. За всё.
Я думала секунд пять.
— Хорошо. В субботу, в кафе «Берёзка». В два часа.
Он пришёл с цветами. Розы, двадцать одна штука. Как на нашем первом свидании тридцать лет назад.
— Валь, я идиот.
— Это я знаю.
— Карина... Это было помутнение. Кризис среднего возраста. Я не понимал, что теряю.
— А теперь понял?
— Понял. На своём дне рождения, когда сидел за столом и смотрел на эту... на неё... И думал: где Валя? Почему её нет? Почему рядом чужой человек?
— Антон. Твоя мать меня не пустила на порог.
— Я знаю. Я ей высказал.
— После праздника. Когда было уже всё равно.
Он опустил глаза.
— Валь, я струсил. Признаю. Мама сказала, что так будет лучше для всех. Что Карине неприятно. Я согласился, как дурак.
— Как дурак, — подтвердила я. — И не в первый раз.
— Дай мне шанс. Пожалуйста. Я разведусь с Кариной. Мы начнём сначала.
Я смотрела на этого человека, с которым прожила двадцать четыре года. Отец моих детей. Первая любовь. Первое предательство.
— Нет.
— Валя!
— Нет, Антон. Ты не понял главного. Дело не в Карине. И не в твоей матери.
— А в чём?
— В том, что я двадцать четыре года была удобной. А ты этим пользовался. Ты знал, что я прощу любую обиду. Любое унижение. Потому что «семья», «дети», «столько лет вместе».
— Валь...
— Не перебивай. Когда ты загуливал с секретаршей в две тысячи пятнадцатом — я простила. Когда ты полгода врал про командировки, а сам ездил к Карине — я молчала. Когда твоя мать называла меня «неумехой» при гостях — я улыбалась.
— Я не знал, что мама...
— Знал. Все знали. Просто всем было удобно.
Антон побледнел.
— Валя, я изменюсь. Клянусь.
— Не изменишься. Тебе шестьдесят лет. Какие изменения? Ты тот, кто есть. Мужчина, который выбирает комфорт.
— Это неправда!
— Правда. На своём юбилее, вместо того чтобы сказать матери «впусти мою бывшую жену», ты промолчал. Потому что так удобнее. Не надо спорить, не надо скандалить. Пусть Валя потерпит.
— Валя...
— Вот только терпение кончилось. Всё, Антон. Касса закрыта.
***
Домой я ехала с чувством странной лёгкости.
Розы оставила на столе в кафе. Не мои цветы. Не мой мужчина. Больше — не моя проблема.
Вечером позвонила Нина Васильевна.
— Валентина, что ты наговорила Антону?! Он рвёт и мечет!
— Правду наговорила.
— Какую правду?! Что ты ему отказала?! Он же готов вернуться!
— Я не готова его принять.
— Но... но... Как ты можешь?! После стольких лет!
— Как вы смогли не пустить меня на порог — так и я смогла. Учитесь на своих ошибках, Нина Васильевна.
— Ты пожалеешь!
— Может быть. Но это будет моё решение. Не ваше.
Я отключилась и заблокировала номер.
***
Прошло три месяца.
Антон развёлся с Кариной — она сама подала, когда поняла, что денег особых нет, а капризов много. Укатила к какому-то бизнесмену из Краснодара.
Антон живёт один на даче. Пашка говорит — запустился, пьёт. Ксюша ездит к нему по выходным, привозит еду, убирает.
— Мам, может, ты хотя бы позвонишь? — спросила она недавно.
— Зачем?
— Ну... Он же страдает.
— Он страдает от последствий своих решений. Это называется жизнь, Ксюш. Взрослые люди несут ответственность за свой выбор.
— Ты жёсткая стала.
— Нет. Я стала справедливой. К себе в первую очередь.
Ксюша задумалась.
— Мам, а ты не жалеешь? Что не вернулась?
— Ни секунды.
— Правда?
— Правда. Знаешь, что я поняла за эти месяцы? Что мне хорошо одной. Тихо, спокойно, никто не критикует, не командует, не требует. Я наконец-то живу для себя.
— Но ведь одиноко...
— Одиноко было в браке, когда муж смотрел на другую женщину. А сейчас — просто тихо. Это разные вещи.
Нина Васильевна больше не звонит.
Общие знакомые передают: она рассказывает всем, что я «бессердечная», «эгоистка», «бросила хорошего мужика». Что Антон «страдает из-за моей жестокости».
Пусть рассказывает. Мне всё равно.
Те, кто меня знает — знают правду. А остальные — не важны.
Недавно разбирала старые вещи и нашла фотографию. Мы с Антоном на чьей-то свадьбе, лет десять назад. Я улыбаюсь, он смотрит в сторону — на ту самую секретаршу, как сейчас понимаю.
Раньше бы расплакалась. А сейчас — просто выбросила в мусор.
Прошлое. Отработанный материал.
В субботу пеку торт. Тот самый, медовик, который готовила на юбилей Антона. Только теперь — для себя.
Позову Пашку с семьёй, Ксюшу с её парнем. Накрою стол, достану тот коньяк за четыре тысячи.
Будем праздновать.
Что именно? Да просто жизнь. Мою жизнь. Которая наконец-то принадлежит мне.
И никакая свекровь больше не скажет мне «оставь подарки». Потому что мои подарки — для тех, кто их заслуживает.
А эти люди — заслужили только одно: закрытую дверь.
А вы бы вернулись к человеку, который позволил своей матери выставить вас за порог?