Скриншот прислала Наташка. Без комментариев, просто фото. Ресторан, свечи, бутылка вина. И мой муж в обнимку с блондинкой лет тридцати.
Под фото подпись: «Три месяца вместе. Люблю тебя, мой космонавт».
Космонавт. Так Димка просил называть его в первый год нашего брака. Двадцать лет назад.
Я была с телефоном в руках и не могла понять, что чувствую. Злость? Обиду? Почему-то нет. Было что-то другое. Странное ощущение, будто последний пазл встал на место.
***
Димка уехал в Новосибирск четыре дня назад. Конференция по строительным материалам, очень важная, очень срочная. Он работал региональным менеджером в крупной компании, и такие поездки случались часто. Раз в месяц точно, иногда чаще.
— Вернусь в воскресенье, — сказал он, целуя меня в щёку. — Не скучай, Свет.
— Постараюсь, — ответила я.
Мне сорок пять. Двадцать лет в браке, сын-студент в Питере, дочь заканчивает школу. Работаю методистом в колледже, зарплата небольшая, зато стабильная. Квартира, дача, машина — всё общее, всё нажитое вместе. Жизнь устроена, расписана по минутам.
Только вот последние года три эта жизнь напоминала параллельные прямые. Живём в одной квартире, спим в одной кровати, а пересекаемся только на кухне за завтраком. И то не всегда.
Я списывала на работу. На усталость. На возраст. Думала, у всех так после двадцати лет брака. Романтика уходит, остаётся привычка. Это же нормально?
***
Наташка позвонила через минуту после скриншота.
— Свет, ты там как?
— Смотрю, — честно сказала я.
— Это Лерка Самойлова выложила. Помнишь её? В соседнем отделе работала, потом уволилась.
Я помнила. Высокая блондинка, громкий смех, юбки выше колена. На корпоративе два года назад она весь вечер крутилась возле Димки. Я тогда ещё подумала — вот нахалка. А потом забыла.
— Три месяца, — сказала я вслух. — Она написала — три месяца вместе.
— Свет, может, это фотошоп? Или старое фото?
— Наташ, там на заднем плане меню ресторана. «Зимняя коллекция блюд». Сейчас февраль.
Наташка замолчала. Я слышала её дыхание в трубке.
— Что будешь делать?
— Не знаю пока. Думать.
— Хочешь, приеду?
— Нет. Спасибо. Мне надо одной побыть.
Я положила трубку и снова посмотрела на фото. Димка улыбался. Такой улыбки я не видела у него лет пять, наверное. Открытой, счастливой. Он смотрел на эту Лерку так, будто она — центр вселенной.
А на меня когда последний раз так смотрел?
Я попыталась вспомнить и не смогла.
***
Вечером пришла дочка. Алёнка заканчивала одиннадцатый класс, готовилась к ЕГЭ, нервничала. Увидела меня на кухне, нахмурилась.
— Мам, ты чего такая?
— Какая?
— Странная. Сидишь в темноте.
Я не заметила, что не включила свет. За окном уже стемнело, а я всё сидела с телефоном в руках.
— Задумалась просто, — сказала я, вставая. — Ужинать будешь?
— Буду. Мам, а папа когда вернётся?
— В воскресенье.
— Он обещал с математикой помочь. У меня пробник через неделю.
Я кивнула. Поставила разогревать котлеты, достала гречку. Руки делали привычные движения, а голова была пустая. Как будто кто-то нажал паузу.
— Мам, точно всё нормально? — Алёнка села за стол, смотрела настороженно.
— Нормально, зай. Устала просто.
Врать дочери было противно. Но что я скажу? «Папа нам изменяет»? За неделю до пробного экзамена?
Нет. Сначала разберусь сама. Потом поговорим.
***
Ночью я не спала. Лежала в пустой кровати и прокручивала в голове последние месяцы.
Командировки участились где-то полгода назад. Димка стал чаще задерживаться на работе. Купил новый одеколон, хотя раньше вообще не пользовался. Начал ходить в спортзал — в сорок семь лет, после двадцати лет дивана и пива.
Я радовалась. Думала, кризис среднего возраста в правильное русло направил. Молодец, муж, следишь за собой.
Идиотка.
А ещё телефон. Димка стал носить его с собой даже в туалет. Раньше бросал где попало, а тут — всегда в кармане, всегда экраном вниз. Я списывала на рабочие чаты. Мол, важные переговоры, клиенты пишут в любое время.
Ага. Клиенты.
Под утро я наконец заплакала. Не от обиды даже — от злости на себя. Как можно было не видеть? Все признаки были на поверхности, а я старательно их игнорировала. Потому что так удобнее. Потому что признать правду — страшно.
***
Следующий день прошёл как в тумане. Я механически вела занятия, проверяла работы, отвечала на вопросы коллег. А сама всё думала: что делать?
Устроить скандал? Позвонить, наорать, потребовать объяснений? Двадцать лет назад я бы так и сделала. Но сейчас... не хотелось. Совсем.
Мне было сорок пять. Взрослая тётка с взрослыми детьми. Истерики — это не про меня. Да и что изменит скандал? Он будет врать, выкручиваться, клясться, что «это ничего не значит». А потом? Простить и жить дальше, делая вид, что ничего не было?
Нет. Хватит.
После работы я заехала к маме. Она жила одна в трёхкомнатной квартире на Ленинском, жаловалась на скуку и одиночество.
— Светочка! — обрадовалась она. — Какими судьбами? Случилось что?
— Ничего, мам. Просто соскучилась.
Мама посмотрела внимательно. Меня не проведёшь, говорил этот взгляд.
— Рассказывай.
Я рассказала. Всё — про фото, про Лерку, про командировки. Мама слушала молча, только поджимала губы.
— Вот сволочь, — сказала она наконец. — Я всегда знала, что он сволочь.
— Мам, ты двадцать лет говорила, что он хороший муж.
— Врала. Не хотела тебя расстраивать. — Мама тяжело вздохнула. — Светка, ты замуж выходила — я уже тогда видела, что он не твоего поля ягода. Скользкий какой-то. Глазки бегают.
— Мам...
— Что «мам»? Разводись. Чего тянуть?
Так просто. Разводись. Как будто это один день в ЗАГСе, а не двадцать лет совместной жизни. Квартира, машина, дача, дети. Общие друзья, общие воспоминания, общий быт.
— Мам, у нас Алёнка в одиннадцатом классе. Ей ЕГЭ сдавать.
— И что? Будешь терпеть, пока она институт закончит? Потом внуки пойдут — тоже терпеть будешь? — Мама села рядом, взяла меня за руку. — Светка, послушай. Я с твоим отцом прожила тридцать пять лет. И знаешь, о чём жалею? Что не ушла раньше. Он мне всю жизнь испортил своими загулами, а я терпела. Ради вас, ради «семьи», ради чёртовых приличий. А в итоге что? Он умер, я осталась одна, и все эти годы терпения — коту под хвост.
Я молчала. Папа умер пять лет назад. Инфаркт, мгновенно. Мама тогда неделю рыдала, а потом вдруг успокоилась. Я думала — приняла. Оказалось — освободилась.
— Свет, тебе сорок пять, — мама говорила тихо, но твёрдо. — Не шестьдесят, не семьдесят. У тебя ещё половина жизни впереди. Хочешь прожить её с человеком, который врёт тебе в глаза?
— Нет, — сказала я. И почувствовала, что это правда.
***
Димка вернулся в воскресенье, как и обещал. Весёлый, загорелый — странно для февраля и Новосибирска. Привёз мне духи, Алёнке — плюшевого медведя.
— Как конференция? — спросила я за ужином.
— Отлично! Много полезного, новые контакты. Устал как собака, но доволен.
— Рада за тебя.
Алёнка ушла к себе делать уроки. Мы остались на кухне вдвоём. Димка пил чай, рассказывал про каких-то партнёров, про переговоры. Я слушала и думала: он даже не замечает. Не видит, что я изменилась. Не чувствует, что что-то не так.
— Дим, — сказала я, когда он замолчал. — Нам надо поговорить.
— О чём? — он поднял брови, изображая удивление.
Я достала телефон. Открыла скриншот. Положила перед ним.
Несколько секунд Димка смотрел на экран. Потом побледнел.
— Свет, это не то, что ты думаешь.
— Правда? — я почти улыбнулась. — А что же это?
— Мы просто... это рабочее... она из партнёрской компании...
— Дим, она подписала «три месяца вместе» и «мой космонавт». Космонавт, Дим. Как ты просил называть тебя на нашу первую годовщину.
Он открыл рот и закрыл. Открыл снова. Закрыл.
— Это Наташка тебе прислала? — наконец выдавил он. — Вот змея. Завидует просто, что у неё мужика нет.
— Серьёзно? Ты сейчас будешь на Наташку переводить?
— Свет, ну подожди. Давай спокойно...
— Я спокойна, — сказала я. И это была правда. Удивительно, но я действительно была спокойна. — Дим, мне не нужны твои оправдания. Не нужны объяснения. Я просто хочу знать: это серьёзно? Или так, развлечение?
Он молчал долго. Я видела, как работает его мозг. Просчитывает варианты, взвешивает последствия.
— А это что-то изменит? — спросил он наконец.
— Для меня — нет. А для тебя?
Снова молчание. Потом Димка вздохнул. Тяжело, глубоко.
— Свет... я не хотел так. Правда не хотел. Оно само как-то...
— Само. Три месяца само длилось.
— Слушай, я понимаю, что ты злишься...
— Нет, — перебила я. — В том-то и дело, что не злюсь. Я думала, буду. Готовилась. А оно не пришло. Знаешь, что пришло вместо злости?
Он смотрел на меня настороженно.
— Облегчение, — сказала я. — Мне стало легче. Потому что теперь я понимаю, почему последние три года мы жили как соседи. Почему ты смотрел сквозь меня. Почему возвращался домой и сразу утыкался в телефон. Я думала, это я что-то делаю не так. Оказалось — нет. Просто ты уже был не здесь.
— Свет...
— Подожди. Дай договорить. — Я встала, подошла к окну. За стеклом падал снег, фонари горели жёлтым. — Я не буду устраивать скандал. Не буду звонить твоей Лерке и угрожать. Не буду рассказывать общим знакомым, какой ты подлец. Мне это не нужно.
— А что тебе нужно?
— Развод.
Слово повисло в воздухе. Тяжёлое, окончательное.
— Свет, может, не надо сразу... Может, мы попробуем...
— Что попробуем, Дим? — я повернулась к нему. — Ты три месяца врал мне в глаза. А до этого — год изображал любящего мужа, пока встречался с другой. Ты выбрал. Не сегодня — давно. Просто духу не хватало сказать.
Он опустил голову.
— А дети? — спросил глухо.
— Дети узнают. Мы поговорим с ними вместе. Объясним, что разлюбили друг друга. Без подробностей.
— Ты расскажешь про... неё?
— Нет. Если только сами не спросят. — Я помолчала. — Видишь, Дим, я не монстр. Не собираюсь отбирать у тебя детей или настраивать их против. Ты им отец, этого не изменить. Но мужем моим ты больше не будешь.
***
Развод оформили за два месяца. Без суда, без скандалов. Квартиру оставили мне и Алёнке, машину — Димке. Дачу продали, поделили деньги. Алименты он платил исправно — дочь всё-таки.
Алёнка приняла новость тяжело. Плакала, спрашивала «почему». Я отвечала честно: «Мы разлюбили друг друга. Бывает». Не врала про измену, но и не скрывала, что инициатива развода была моя.
— Мам, а вдруг папа изменится? — спросила она как-то.
— Может, и изменится. Но не со мной.
— Тебе не больно?
Я задумалась.
— Было. Первые дни. А потом... знаешь, как будто тяжёлый рюкзак сняла. Шла-шла с ним, привыкла, думала — так и надо. А сняла — и спина расправилась.
Сын Пашка приехал из Питера на майские. Мы сидели на кухне, пили чай. Он уже знал про развод, говорили по телефону.
— Мам, а ты как? — спросил он. — Реально как?
— Реально — хорошо, — улыбнулась я. — Знаешь, я столько лет жила для кого-то. Для папы, для вас, для работы. А сейчас вдруг поняла: можно и для себя.
— И что ты делаешь для себя?
— Записалась на курсы итальянского. Давно хотела.
— Серьёзно? — Пашка рассмеялся. — Мам, ты крутая.
— Стараюсь.
***
Через полгода я случайно встретила Димку с Леркой в торговом центре. Они шли под руку, счастливые, весёлые. Лерка что-то рассказывала, он смеялся.
Увидел меня — замер. Лерка тоже остановилась, вцепилась в его локоть.
— Привет, — сказала я спокойно.
— Привет, Свет... — Димка явно не знал, куда деваться.
— Всё хорошо, расслабься. Я не кусаюсь. — Я посмотрела на Лерку. — Мы, кажется, не знакомы официально. Света. Бывшая жена.
Лерка покраснела. Открыла рот, закрыла. Пробормотала что-то вроде «приятно познакомиться».
— Взаимно, — кивнула я и пошла дальше.
Спиной чувствовала их взгляды. И — ничего. Ни злости, ни обиды, ни желания сказать что-то обидное. Просто два человека из прошлой жизни. Которая больше меня не касается.
Вечером позвонила Наташка.
— Свет, мне тут рассказали, что ты Димку с этой видела. Ты как?
— Нормально.
— Серьёзно? Прям нормально-нормально?
— Наташ, я полгода назад отпустила эту историю. Чего мне теперь трястись?
— Ну не знаю... Злость там, обида...
— Была злость. Прошла. Знаешь, я поняла одну вещь. Он мне не враг. Он просто человек, который выбрал другой путь. Имеет право. А я имею право жить свою жизнь, не оглядываясь на него.
Наташка помолчала.
— Светка, ты какая-то... другая стала.
— Какая?
— Спокойная. Уверенная. Раньше ты всё время суетилась, переживала. А сейчас — как скала.
Я улыбнулась.
— Не скала. Просто перестала тратить силы на то, что не могу изменить. И начала тратить на то, что могу.
***
Прошёл год. Алёнка поступила в институт, живёт в общежитии, приезжает по выходным. Пашка работает в Питере, звонит каждую неделю. Мама ворчит, что я её редко навещаю, но втайне гордится — рассказывает соседкам, какая у неё дочь молодец, не раскисла после развода.
А я действительно не раскисла. Выучила итальянский до уровня, чтобы смотреть фильмы без субтитров. Съездила в Рим — одна, первый раз в жизни. Записалась в бассейн, плаваю три раза в неделю.
Иногда думаю: а что, если бы не то фото? Если бы Лерка не выложила его в сеть? Жила бы я дальше в том полусне, убеждая себя, что «у всех так»? Наверное, да. И это страшнее любой измены.
Димка сделал мне больно. Но он же освободил меня. Не специально, конечно. Просто так вышло.
И знаете что? Я ему даже благодарна. За честность, которую он сам не планировал. За возможность начать заново. За урок, который невозможно выучить из книжек.
Любовь уходит. Это больно, но это не конец. Конец — это когда ты сам решаешь остаться в прошлом. А я выбрала будущее.
Своё. Только моё.
А вы смогли бы поблагодарить человека, который причинил вам боль, за возможность начать жизнь заново?