Старый альбом лежал на столе раскрытый, и что-то в нём было не так. Маргарита Павловна не сразу поняла — что именно. Просто ощущение, что чего-то не хватает. Как будто из знакомой комнаты убрали мебель, а ты стоишь и не можешь сообразить, чего недостаёт.
Она перелистнула страницу, другую, третью. И тут дошло.
Фотографий не было. Её фотографий. Тех, где она молодая, с маленьким Серёжей на руках. Где они с мужем на море. Где она в свадебном платье, счастливая, с букетом белых роз.
Пустые ячейки смотрели на неё, как выбитые зубы. Кое-где остались уголки — значит, фотографии не просто выпали, их вытащили. Специально.
Маргарита Павловна опустилась на стул. Ноги вдруг стали ватными, в груди защемило.
Она приехала к сыну в гости, как делала каждый месяц. Серёжа был на работе, внуки в школе. Дома оставалась только невестка Лариса. Та сказала — располагайся, я по делам выскочу, скоро вернусь. И ушла.
Маргарита Павловна решила посмотреть старые фотографии. Альбом этот она сама когда-то собирала, ещё когда Серёжа был маленьким. Потом отдала сыну, когда тот женился. Семейная реликвия, история их рода в картинках.
И вот теперь — пустые страницы.
Она услышала, как хлопнула входная дверь. Шаги в коридоре, шуршание пакетов.
— Маргарита Павловна, вы тут? — голос Ларисы звучал беззаботно.
— Здесь. На кухне.
Невестка вошла, поставила сумки на пол. Увидела альбом на столе — и лицо её изменилось. Только на секунду, но Маргарита Павловна заметила.
— Вы смотрели альбом?
— Смотрела. Лариса, где мои фотографии?
Невестка отвела глаза.
— Какие фотографии?
— Не притворяйся. Здесь были снимки — мои, с Серёжей, с мужем. Десятки фотографий. Где они?
— Я их убрала.
— Куда убрала?
Лариса помолчала. Потом сказала — спокойно, даже как-то буднично:
— Выбросила. Так будет лучше.
Маргарита Павловна смотрела на невестку и не понимала — это шутка? Розыгрыш? Но лицо Ларисы было серьёзным.
— Как — выбросила? Зачем?
— Маргарита Павловна, это наш семейный альбом. Мой, Серёжин, детей. Ваши фотографии тут неуместны.
— Неуместны? Это снимки тридцатилетней давности! История нашей семьи!
— Вашей семьи — да. А мы — другая семья. Новая. И в нашем альбоме должны быть наши фотографии.
Маргарита Павловна почувствовала, как к горлу подступает ком. Не от обиды — от непонимания. Как можно выбросить чужие воспоминания? Как можно так легко сказать «так будет лучше»?
— Там были единственные снимки моей свадьбы. Единственные фотографии Серёжи в младенчестве. Оригиналы, понимаешь?
— Сейчас всё можно восстановить. Отсканировать, распечатать.
— Откуда восстановить, если ты их выбросила?!
Лариса пожала плечами.
— Маргарита Павловна, не драматизируйте. Это просто бумажки. Старые, пожелтевшие. Я делаю ремонт, навожу порядок. Избавляюсь от лишнего.
— Я для тебя — лишняя?
Невестка не ответила. Взяла сумки и вышла из кухни.
Маргарита Павловна просидела за столом до вечера. Не плакала — слёз не было. Просто сидела и листала пустой альбом, трогая пальцами места, где когда-то были фотографии.
Вот здесь был снимок с роддома — она держит крошечного Серёжу, завёрнутого в голубое одеяло. Вот тут — их с мужем свадьба, он в чёрном костюме, она в платье, которое шила сама. А вот здесь — семейный портрет: она, муж и Серёжа лет пяти, все нарядные, у фотографа в ателье.
Всё это теперь где-то на помойке. Вместе с мусором, огрызками, использованными пакетами.
Серёжа вернулся с работы около семи. Увидел мать за столом, удивился:
— Мам, ты чего тут сидишь в темноте?
— Жду тебя.
— Случилось что-то?
Она показала на альбом.
— Посмотри.
Сын взял альбом, полистал. Нахмурился.
— А где фотографии?
— Спроси у жены.
Серёжа вышел. Из комнаты донеслись голоса — сначала тихие, потом громче. Маргарита Павловна не вслушивалась. Ей было всё равно, что они там говорят.
Через полчаса сын вернулся.
— Мам, Лариса говорит, что не выбрасывала. Что просто переложила в коробку.
— Она мне сказала другое. Прямо в глаза сказала — выбросила.
— Может, ты не так поняла?
— Серёжа, мне шестьдесят три года. Я ещё не выжила из ума.
Он потёр переносицу — жест, который делал с детства, когда не знал, как поступить.
— Я поищу. Может, в кладовке.
— Ищи.
Он ушёл. Маргарита Павловна слышала, как он роется в шкафах, гремит коробками. Потом вернулся — с пустыми руками и виноватым лицом.
— Нет нигде. Мам, извини. Я не знал.
— А что бы ты сделал, если бы знал?
— Запретил бы.
— Правда?
Сын промолчал. И это молчание сказало больше любых слов.
Маргарита Павловна встала.
— Вызови мне такси. Я поеду домой.
— Мам, может, останешься? Поговорим утром, когда все успокоятся.
— Не о чем говорить, Серёжа. Твоя жена выбросила мою жизнь в мусорное ведро. И ты это допустил.
— Я не знал!
— Ты знал, что она меня не любит. Что терпит через силу. Что каждый мой приезд — для неё мучение. Знал и молчал.
Сын опустил голову.
Такси приехало через пятнадцать минут. Маргарита Павловна вышла, не попрощавшись с невесткой. Лариса и не показалась — сидела в спальне за закрытой дверью.
Всю дорогу домой она смотрела в окно и думала. Не о фотографиях — с ними уже ничего не сделаешь. Думала о том, как всё пришло к этому.
Она ведь с самого начала чувствовала, что Лариса её не принимает. Ещё на свадьбе — пять лет назад — поймала её взгляд. Холодный, оценивающий. Как смотрят на соперницу, а не на будущую родственницу.
Потом начались мелочи. Лариса никогда не звонила сама — только Серёжа. На праздники дарила что-то формальное, безликое — набор полотенец, коробку конфет. Когда Маргарита Павловна приезжала в гости, невестка находила повод уйти из дома. Как сегодня — «выскочу по делам».
Маргарита Павловна старалась не обращать внимания. Убеждала себя, что это нормально. Что невестки редко любят свекровей. Что главное — Серёжа счастлив.
Но фотографии... Это было уже слишком.
Дома она долго сидела в темноте. Потом достала из шкафа коробку с документами. Там лежали несколько снимков, которые она оставила себе — Серёжа в школьной форме, семейное фото с юбилея, они с мужем на даче.
Немного. Но хоть что-то.
Позвонила подруге Наде. Та выслушала и возмутилась:
— Да как она посмела?! Нахалка! Серёжа-то что?
— А что Серёжа? Развёл руками и всё.
— Ну ты даёшь. Я бы на твоём месте такой скандал устроила!
— Зачем? Фотографии уже не вернёшь. А отношения... Их, похоже, и не было.
Прошла неделя. Серёжа звонил каждый день, извинялся, обещал поговорить с Ларисой. Маргарита Павловна слушала и отвечала односложно. Не от обиды — просто не знала, что сказать.
А потом случилось неожиданное.
В субботу утром в дверь позвонили. На пороге стояла Лариса. Одна, без Серёжи.
— Можно войти?
Маргарита Павловна молча посторонилась.
Невестка прошла на кухню, села за стол. Положила перед собой пакет.
— Я хочу объяснить, — начала она. — Не оправдаться, а объяснить.
— Слушаю.
— Когда я выходила за Серёжу, я знала, что вы — часть его жизни. Мама, которая вырастила его одна, которая всё для него делала. Идеальная мать. А я... — она замолчала. — Я выросла в детдоме. У меня нет семейных фотографий. Нет альбомов. Нет воспоминаний о детстве, которые можно полистать.
Маргарита Павловна смотрела на невестку и видела её будто впервые. Не врага — уставшую женщину с потухшим взглядом.
— Каждый раз, когда я открывала этот альбом, я видела то, чего у меня никогда не было. Счастливое детство Серёжи. Любящих родителей. Семью. И мне становилось... больно. Я завидовала. Вам. Вашему прошлому. Тому, что вы можете показать детям бабушкины фотографии, а я не могу показать ничего.
— И поэтому ты их выбросила?
— Я не выбросила. — Лариса открыла пакет и достала стопку фотографий. — Я их забрала. Спрятала. Хотела... не знаю, что хотела. Наверное, сделать вид, что их не существует.
Маргарита Павловна взяла снимки. Они были целы — все до единого. Немного помятые, но целы.
— Когда вы уехали, я поняла, что наделала. Серёжа не разговаривал со мной три дня. Дети спрашивали, почему бабушка не приезжает. И я... — голос Ларисы дрогнул. — Я впервые почувствовала, каково это — когда тебя вычёркивают из семьи.
— Ты сама себя вычеркнула.
— Знаю. Поэтому пришла.
Они сидели молча. Маргарита Павловна перебирала фотографии — одну за другой. Вот она с новорождённым Серёжей. Вот их свадьба. Вот семейный портрет.
— Лариса, я не претендую на твоё место. Я не соперница. Я просто мать твоего мужа и бабушка твоих детей.
— Я знаю. Теперь знаю.
— Тебе не нужно было вычёркивать меня из альбома. Там хватит места для всех. И для моих старых снимков, и для ваших новых. Семья — это не конкуренция.
Невестка опустила глаза.
— Простите меня.
Маргарита Павловна долго молчала. Потом сказала:
— Я не буду врать, что простила. Пока — нет. Но я готова попробовать.
— Спасибо.
— И ещё одно. — Она взяла один из снимков — тот, где Серёжа совсем маленький. — Расскажи мне о своём детстве. О детдоме. Я хочу понять.
Лариса подняла глаза — в них стояли слёзы.
— Правда хотите?
— Правда. Ты часть моей семьи, хочешь ты этого или нет. А я не знаю о тебе ничего. Может, в этом и проблема.
Они проговорили до вечера. Лариса рассказывала о детдоме, о воспитателях, о том, как мечтала о настоящей семье. Маргарита Павловна слушала и понимала — не прощала ещё, но понимала.
Вечером они вместе вклеили фотографии обратно в альбом. А потом Лариса достала из сумки несколько своих снимков — детдомовских, чёрно-белых, с загнутыми уголками.
— Можно? — спросила она робко.
Маргарита Павловна кивнула.
Они вклеили и эти фотографии тоже. Рядом с другими. Потому что семья — это не только кровь и общие гены. Это ещё и те, кого мы принимаем. Со всеми их ошибками, страхами и болью.
Альбом стал толще. Полнее. Настоящее.
А на первой странице они вместе написали: «История нашей семьи». Не «моей» и не «их» — а нашей. Общей.
Потому что так оно и есть.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Рекомендую к прочтению самые горячие рассказы с моего второго канала: