Запах холодца разносился по всей квартире. Людмила Сергеевна проверила духовку — утка с яблоками подрумянилась идеально, корочка золотистая, как на картинке из кулинарной книги. На столе уже стояли салаты: оливье в хрустальной вазе, селёдка под шубой, винегрет, мимоза. Отдельно — нарезка, соленья из погреба, пироги с капустой и мясом.
Три дня она не выходила из кухни. Тридцать первое декабря началось в пять утра — нужно было успеть достать холодец из холодильника, нарезать хлеб, расставить тарелки. Двенадцать приборов на большом столе в гостиной, который она специально раздвинула на все секции.
Дочь Марина с мужем и двумя детьми. Сын Павел с женой и дочкой. Племянница Оля с мужем. И она сама. Полный дом родных людей, как в старые добрые времена.
Людмила Сергеевна переоделась в нарядное платье — тёмно-синее, с блёстками. Купила специально к празднику, хотела выглядеть красиво. Подкрасила губы, уложила волосы. Посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна.
Часы показывали шесть вечера. Гости должны были приехать к семи — так договаривались ещё в ноябре. Она позвонила Марине уточнить.
— Мам, мы выезжаем через полчаса. Только Димку оденем и всё.
— Хорошо, доченька. Жду.
Потом позвонила Павлу.
— Да, мам, едем. Скоро будем.
Она поставила шампанское в холодильник, включила телевизор — там уже шли новогодние концерты. Присела на диван и стала ждать.
В половине восьмого никто не приехал. Людмила Сергеевна снова позвонила дочери.
— Мариночка, вы где?
— В пробке стоим, мам. Через пятнадцать минут будем.
В восемь позвонил Павел.
— Мам, мы задерживаемся. Светка забыла подарки, возвращались домой.
— Ничего, сынок. Главное — приезжайте.
Она сидела одна за накрытым столом и смотрела на еду. Утка остывала. Салаты подсыхали по краям. Холодец стоял нетронутый — она так гордилась им в этом году, варила из свиных ножек по маминому рецепту.
Без пятнадцати девять раздался звонок в дверь. Людмила Сергеевна кинулась открывать.
На пороге стояла вся её семья. Дети, внуки, племянница с мужем. Шумные, нарядные, с пакетами подарков.
— С наступающим, мама!
— Бабушка!
Она обнимала их, целовала, смеялась. Вот оно — счастье. Все вместе, все рядом.
Гости разделись, прошли в комнату. Дети сразу побежали к ёлке — смотреть на игрушки. Взрослые сели за стол.
— Ого, мам, ты целый ресторан накрыла! — восхитилась Марина.
— Для вас старалась. Кушайте, кушайте.
Она накладывала всем салаты, резала утку, подавала пироги. Сама почти не ела — смотрела, как едят другие, и радовалась.
Марина взяла телефон, посмотрела на экран, что-то прочитала. Переглянулась с мужем.
— Мам, нам нужно будет скоро ехать.
— Куда ехать? Ещё даже десяти нет.
— К Витиным родителям. Они тоже ждут. Обещали заехать.
Людмила Сергеевна почувствовала, как что-то оборвалось внутри.
— Но ведь Новый год... Куранты... Мы же всегда вместе встречали.
— Мам, ну мы же не можем разорваться. У Вити тоже родители есть.
Павел кашлянул.
— Мам, мы тоже ненадолго. Светкина мама ждёт, она одна, нехорошо бросать.
— А я? — вырвалось у Людмилы Сергеевны. — Я тоже одна.
— Ты не одна, — возразила Марина. — Вон, Оля с Женей останутся.
Племянница смущённо опустила глаза.
— Вообще-то мы тоже... К Жениным друзьям собирались. На дачу. Там компания большая.
Людмила Сергеевна молча смотрела на свою семью. На накрытый стол, на двенадцать приборов, на утку, которую почти не тронули.
— То есть вы заехали на полчаса и уедете к другим родственникам?
Повисла тишина. Дети притихли у ёлки, почувствовав, что что-то не так.
— Мам, ну не драматизируй, — сказала Марина. — Мы же приехали. Посидели. Попробовали твои салаты — очень вкусно. Но у нас тоже есть обязательства.
— Я три дня готовила. Три дня. Холодец варила, утку фаршировала, пироги пекла. Думала — будем сидеть всей семьёй, как раньше.
— Времена изменились, мам. Сейчас все так делают — объезжают родственников по кругу.
— По кругу, — повторила Людмила Сергеевна. — Как на карусели. Заскочили, поели и дальше.
Павел встал.
— Мам, не обижайся. Мы правда не можем остаться. Но мы ещё приедем, на каникулах.
— Конечно. Приезжайте. Когда удобно будет.
Она говорила спокойно, но внутри всё дрожало. Обида, горечь, непонимание — всё смешалось.
Гости засобирались. Дети получили подарки от бабушки, сказали «спасибо», даже не развернув. Торопились. Взрослые надевали куртки, шапки.
— Мам, мы тебе завтра позвоним, — сказала Марина уже в дверях.
— Хорошо.
— Не грусти. С Новым годом!
Дверь закрылась. Людмила Сергеевна осталась одна.
Она вернулась в комнату. Стол выглядел разорённым — тут надкусили, там попробовали, но большая часть еды осталась нетронутой. Двенадцать стульев стояли пустые. По телевизору показывали какую-то комедию, смеялись чужие люди.
Она села за стол и заплакала. Впервые за много лет — по-настоящему, навзрыд. Не от боли, не от болезни — от обиды. От ощущения, что она больше не нужна своим детям. Что превратилась в пункт на маршруте, в обязанность, которую нужно выполнить и поставить галочку.
Куранты пробили полночь. Людмила Сергеевна сидела одна перед тарелкой с оливье и смотрела на бокал шампанского, который так и не открыла.
С Новым годом.
Утром она встала с головной болью. Убрала со стола, сложила еду в контейнеры. Холодец отправился в холодильник — его хватит на неделю. Утку она разобрала и заморозила. Пироги завернула в плёнку.
Позвонила подруга Нина.
— Люда, с праздником! Как отметила?
— Нормально.
— Дети приезжали?
— Приезжали. На полчаса.
— Как на полчаса?
— Так. Заехали, поели и к другим родственникам. У всех обязательства.
Нина помолчала.
— Люд, приходи ко мне. Посидим, чаю попьём. Мои тоже разъехались кто куда.
Людмила Сергеевна оделась и пошла к подруге. Нина жила в соседнем доме, они дружили сорок лет.
— Я им всё сказала, — рассказывала Нина за чаем. — Что не буду больше накрывать столы и ждать до ночи. Хотите приехать — приезжайте. Не хотите — не надо. Я своё отдежурила.
— И что они?
— А ничего. Обиделись сначала, потом поняли. Теперь сами звонят, спрашивают — мам, можно приедем? И я говорю — можно. Но не когда вам удобно, а когда мне удобно.
— Это эгоизм, Нина.
— Это здоровый эгоизм. Мы всю жизнь для них жили. Теперь можно и для себя пожить.
Людмила Сергеевна думала об этом весь день. И на следующий, и через неделю. Что-то внутри неё изменилось после того новогоднего вечера. Не озлобилась, нет — просто поняла.
Когда Марина позвонила через три дня и сказала «мам, мы заедем на обед», Людмила Сергеевна ответила:
— Не надо заезжать.
— Почему?
— Потому что я устала быть остановкой на вашем маршруте. Если хочешь приехать — приезжай по-настоящему. На целый день. Чтобы посидеть, поговорить, побыть вместе. А на полчаса — не надо.
Марина замолчала.
— Мам, ты обиделась из-за Нового года?
— Я не обиделась. Я поняла.
— Что поняла?
— Что нужно себя уважать. Я готовила три дня. Ждала вас. А вы приехали на полчаса, даже за стол толком не сели — и уехали. Как будто отметились на работе.
— Мам, ну у нас правда были планы...
— Я знаю. И у меня тоже теперь будут планы. Свои планы. Не только ваши.
Она повесила трубку и почувствовала странное облегчение. Впервые за много лет она сказала то, что думала. Не промолчала, не проглотила обиду — сказала.
Марина приехала на следующий день. Одна, без семьи. Принесла торт и цветы.
— Мам, прости меня.
— За что?
— За то, что не подумала. Ты права — мы привыкли, что ты всегда ждёшь, всегда готовишь, всегда рада. И перестали это ценить.
Людмила Сергеевна посмотрела на дочь. Та стояла в прихожей, держа торт в руках, и глаза у неё были красные.
— Проходи, — сказала она. — Чай поставлю.
Они сидели на кухне и разговаривали. По-настоящему, как давно не разговаривали. Марина рассказывала про работу, про детей, про мужа. Людмила Сергеевна слушала и понимала — дочь не злая и не чёрствая. Просто закрутилась в своей жизни и забыла, что мама тоже человек. Со своими чувствами, ожиданиями, надеждами.
— В следующий Новый год, — сказала Марина, — мы придём к тебе. На весь вечер. И к Витиным родителям поедем первого января.
— Не надо ради меня менять планы.
— Это не ради тебя, мам. Это ради нас. Ради того, чтобы у детей были воспоминания о бабушкином доме. О настоящем празднике. А не о том, как мы носились по городу и нигде толком не побывали.
Людмила Сергеевна улыбнулась.
Павел позвонил вечером. Тоже извинялся, тоже обещал приехать по-человечески. Она слушала и верила — не потому что хотелось верить, а потому что чувствовала искренность.
Может, тот горький новогодний вечер был нужен. Чтобы она перестала молча терпеть и начала говорить. Чтобы дети поняли, что мама — не обслуживающий персонал, а живой человек, которому нужно внимание и уважение.
На Старый Новый год она снова накрыла стол. Не на двенадцать человек — на шестерых. Марина с семьёй приехали в пять вечера и уехали в час ночи. Дети играли у ёлки, взрослые разговаривали, смеялись, вспоминали. Как раньше.
Холодец съели весь. Утку тоже. И пироги разобрали.
— Мам, ты лучше всех готовишь, — сказал маленький Димка, вытирая рот салфеткой.
— Спасибо, внучок.
Людмила Сергеевна смотрела на свою семью и думала — вот оно, счастье. Не в количестве гостей и не в пышности стола. А в том, что люди рядом. По-настоящему рядом. Не на полчаса, не для галочки — а потому что хотят быть вместе.
И ради этого стоило пережить тот горький новогодний вечер.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Рекомендую к прочтению самые горячие рассказы с моего второго канала: