Измотанная бесконечной возней в карете в компании Григорьева, Ольга пришла домой практически без ног. И лишь зайдя в квартиру, она вспомнила, что забыла купить то, что в последние недели делало ее вечера спокойней и примиряло ее с действительностью.
Однако, не успев закрыть дверь, она услышала возглас Дины:
- Эй, подруга, у нас же сегодня была репетиция, что не приглашаешь?
- Будешь смеяться, забыла зайти в магазин за вином, - устало улыбнулась Ольга, - но у меня есть чай.
- Чай тоже хорошо, - бодро ответила соседка, заходя вслед за Ольгой в ее квартиру.
- Сколько еще репетиций осталось до премьеры? – традиционно поинтересовалась подруга, пристраивая на стол небольшую бутылочку душистого бальзама.
- В чай добавим, хорошо расслабляет, - пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Ольги.
- Следующая репетиция последняя, затем прогон и премьера, - ответила Ольга, зажигая плиту. – После того, что со мной сегодня делал Григорьев, проблемы со Смеловым отошли на задний план.
- А что с тобой делал Григорьев? – с живым интересом спросила Дина, расставляя чашки.
- Он грязно приставал ко мне в карете в то время, как Смелов по-всякому склонял мою фамилию сидя на облучке.
- Очуметь, как у вас интересно, - восхищенно покачала головой Дина, - жаль я далека от искусства.
- Очень интересно, - скептически ответила Ольга. И, немного подумав, согласилась, - а знаешь, сегодня и правда было смешно. Обидно, но смешно. Интересно, чем закончится пьеса. Николай Павлович не дает прочитать до конца, чтобы мы более естественно играли.
И действительно, было совсем непонятно, отчего режиссер держит интригу с концовкой. Судя по основному сюжету все шло к тому, что барыня с любовником убегают от рогатого мужа и на этом все заканчивается. Однако Николай Павлович хитро улыбался на расспросы действующих лиц и важно отмалчивался.
А на каждой репетиции отрабатывалось несколько связанных между собой сцен, все более и более приближая пьесу к таинственной развязке.
- Предпоследняя сцена друзья, - Николай Павлович лукаво оглядел собравшихся. – Лакей привозит любовников в раскачивающейся карете… Куда?
- В церковь? – предположила первая Любовь.
- Венчаться? – дополнила вторая.
Остальные заинтригованно молчали.
- Правильно, - похвалил режиссер обеих дам, - привозит к мужу. Барыня с любовником выходят из кареты. И в этот момент вы, Ольга, должны воскликнуть: «Да ты мерзавец, Степан!» и влепить ему пощечину. Сильно можно не стараться, звук пощечины будет проигран синхронно с движением вашей ладони.
Ольга краем глаза увидела, как побледнел Смелов. Она довольно улыбнулась и с энтузиазмом поинтересовалась у Николая Павловича:
- Можно начинать?
- Начинаем с того места, когда все светлеет и перед каретой стоит обманутый муж. Сидорчук, на сцену! – режиссер хлопнул в ладоши и тучный Сидорчук кряхтя забрался на подмостки.
Ольга, немного поморщилась и, сопровождаемая насмешливым и по понятным причинам одновременно тревожным взглядом Смелова, вновь залезла в тесную карету. И вновь, вслед за ней влез Григорьев, по-прежнему не оставивший надежд на тактильную взаимность.
Замерев, они увидели, как в окне кареты начинает светлеть, а Смелов, спрыгнув с облучка, произнес:
- Вот, барин, я их привез!
У Ольги что-то защемило в груди, словно она действительно была той неверной женой, которую предатель-лакей так жестоко сдал мужу. Ей внезапно стало страшно выходить из кареты и встретиться с разъяренным согласно роли Сидорчуком. Судя по тому, как замер тесно сидящей рядом с ней Григорьев, она поняла, что он тоже заробел перед встречей с ее мужем. Однако, немного помедлив Григорьев все-таки распахнул дверь, ловко выпрыгнул из кареты и галантно помог выйти Ольге. Ольга, стараясь не встречаться глазами с мужем, прошла немного вперед и с ненавистью взглянув на Смелова, прошипела:
- Да ты мерзавец, Степан! – и со всей силы залепила ему пощечину.
Наверное, Смелову было очень больно, поскольку ладонь Ольги тут же взорвалась неприятными ощущениями и загудела. Однако Смелов даже не покачнул головой, продолжая смотреть прямо на нее.
- Ве-ли-ко-леп-но! – по слогам громко воскликнул режиссер, разрывая атмосферу разыгрываемых на сцене событий. Все свидетели этой сцены вздрогнули, а затем дружно зааплодировали.
- Мо-лод-цы! – вновь по слогам произнес Николай Павлович, - А теперь внимание! Развязка!
Все притихли и с ожиданием посмотрели на режиссера.
- Вы, Степан, в ответ на пощечину, говорите лишь одно слово и целуете барыню.
- Какое слово? – уточнил за Смелова Григорьев.
Но Николай Павлович, пробормотав «Он и сам все знает», махнул всем действующим лицам рукой, призывая занять свои места.
И вновь Ольга оказалась в тесной карете в полной темноте зажатая сопящим Григорьевым. Но ее больше сейчас занимало то, что по указанию режиссера должен был сделать Смелов. Не то, чтобы грядущая сцена должна была привести ее в смятение. Театральное искусство предполагало и поцелуи, и вольные касания, и все это уже было неоднократно пройдено и сыграно. Но вот мысль о предстоящем поцелуе Смелова ее решительно взбесила. Однако за окном кареты вновь начало светать, и она решила по ходу пьесы, даже пусть и в режиме импровизации влепить Смелову еще одну пощечину. В конце концов не очень она и выйдет из контекста, все-таки она барыня, а Смелов простой лакей. И Николаю Павловичу такая инициатива вполне может понравится.
- Да ты мерзавец, Степан! – вновь произнесла Ольга, от души в конце фразы залепив Смелову очередную пощечину.
И вновь, как и в прошлый раз, Смелов не покачнулся, продолжая внимательно смотреть ей прямо в глаза.
- Ненавижу, - наконец произнес он и почти невесомо прикоснулся губами к пылающей щеке Ольги.
Друзья, буду рада видеть вас в телеграм-канале блога Семья и Психология
https://t.me/family_and_psycholog
