Погода выдалась ветреной, но Марина всё равно приходила на набережную каждый день после работы. Она фотографировала, делала наброски, наблюдала, как люди используют пространство: кто-то спешил, кто-то останавливался полюбоваться рекой.
В её альбоме скопились десятки эскизов набережной в разных ракурсах, при разном освещении, в будни и выходные.
Конкурсный проект требовал глубокого понимания места: набережная жила своей особой жизнью, и Марина хотела не навязать ей абстрактное архитектурное решение, а подчеркнуть естественные пути движения и создать пространство для разных сценариев использования.
— Ты опять замёрзла, — заметил Артём, передавая ей стаканчик с кофе.
Он стал присоединяться к её вечерним прогулкам, сначала случайно, а потом всё чаще по договорённости: это время они называли полевыми исследованиями, хотя на деле это был способ побыть вместе вне совещаний и планёрок.
— Спасибо, — Марина сделала глоток и почувствовала, как тепло растекается по телу. — Думаю, нам нужно переосмыслить спуски к воде. Смотри: все пытаются подойти к самой кромке, но существующие лестницы неудобны и расположены слишком далеко друг от друга.
— Ещё тут нет защиты от ветра, — добавил Артём, поправляя воротник куртки. — В такую погоду даже самая красивая набережная не задерживает людей надолго.
Марина сделала заметку в блокноте.
Они работали над проектом уже четыре месяца: сначала над концепцией, затем над технической документацией. Конкурс «Архитектура и наследие» оказался очень конкурентным: по словам Ольги Андреевны, заявки подали более двухсот участников из разных городов.
— Жюри в этом году возглавляет Роберт Харрис, — говорила она. — Он ценит проекты, которые создают диалог между историей места и современными потребностями.
Марина знала работы Харриса, британского архитектора, прославившегося бережными интервенциями в Лондоне и Берлине, и несколько раз переделывала проект, стараясь найти идеальный баланс между новаторством и уважением к историческому контексту.
— Ещё часик — и пойдём, — сказала она Артёму, который терпеливо ждал, пока она делает зарисовки. — Хочу посмотреть, как меняется освещение на закате.
Их отношения развивались медленно, шаг за шагом: совместная работа над реконструкцией исторического квартала сблизила их, но оба были осторожны и не форсировали событий.
Марина ценила его способность находить компромиссы, внимание к деталям и глубокое знание инженерного дела, а Артём восхищался её творческим видением и профессиональной решимостью.
— Знаешь, — сказал он, когда они шли вдоль реки, — что мне нравится в твоём подходе? Ты не пытаешься создать архитектурный памятник самой себе, ты всегда думаешь о людях, которые будут жить в твоих пространствах.
Марина улыбнулась: прадед всегда говорил — «строй на века», и теперь, пусть это звучало немного пафосно, для неё это означало, что архитектура должна долго служить людям.
А для этого нужно понимать, как они живут.
Вечером, вернувшись домой, Марина обнаружила письмо от Софьи — первое за восемь месяцев; сердце дрогнуло при виде знакомого адреса.
«Привет, сестрёнка. Как ты? Я так соскучилась по тебе. Может, встретимся на нейтральной территории? Хочу рассказать, что у меня происходит. Честно, без всяких просьб и манипуляций. Просто соскучилась».
Марина несколько раз перечитала письмо: часть её тосковала по сестре и редким моментам искренности и тепла, другая помнила эгоизм Софьи и её привычку использовать близких для своих целей.
«Нейтральная территория» звучала разумно, и она ответила коротко:
«Давай встретимся в кафе “Сквер” в субботу в три».
Ближайшие дни она работала с удвоенной интенсивностью, стараясь не думать о предстоящей встрече, но перед сном мысли возвращались к семье, детским воспоминаниям и утраченной квартире прадеда. Привилегированное положение Софьи всегда было частью семейной реальности, которую Марина научилась принимать, пока ей не пришлось фактически лишиться дома ради очередной прихоти сестры.
В субботу она пришла в кафе на пятнадцать минут раньше, выбрала столик у окна, заказала чай; все заготовленные фразы вылетели из головы: как встретить сестру — холодно, дружелюбно, нейтрально. Софья появилась на пять минут позже, как всегда эффектная: в ярком шарфе, с новой стрижкой и броским макияжем; на секунду Марина увидела в ней испуганную малышку, с которой когда‑то делила тайны, пока различия в воспитании не стали стеной между ними.
— Марина! — Софья обняла её; в её непосредственности всегда было что‑то подкупающее. — Ты выглядишь потрясающе. И загорела. Была в отпуске?
— Нет, просто много работы на объектах, — ответила Марина, решив держаться нейтрального тона. — Как ты?
— Столько всего произошло, — Софья говорила энергично, заказывая себе капучино с двойным сиропом. — Этот интернет‑журнал, в который вложились родители, оказался абсолютной катастрофой.
Представляешь, инвесторы просто исчезли с деньгами. Мы с Денисом расстались, я вернулась домой. Родители были в шоке, конечно.
Марина молча слушала, отмечая, как искусно Софья подаёт провал проекта как результат чужого обмана, умалчивая о том, что бросила учёбу ради сомнительной затеи.
— А недавно я открыла для себя новое направление, — продолжила Софья, откусывая десерт. — Я работаю с дополненной реальностью для архитектурных проектов. Представляешь? Человек наводит телефон на здание и видит, как оно могло бы выглядеть с другим дизайном.
— Интересно, — искренне сказала Марина. — Это перспективная технология.
— Вот, — оживилась Софья. — Я так и знала, что ты поймёшь. Слушай, мне нужен совет. Я хочу сделать серию таких примеров для портфолио, но для этого нужно специальное оборудование: мощнее компьютер, планшет, программное обеспечение. Как думаешь, где можно найти спонсора для такого проекта?
Вот и истинная цель встречи, подумала Марина, чувствуя, как надежда на простое сестринское общение тает.
— Я не работаю со спонсорами, — осторожно ответила она. — У меня чисто технические проекты.
— Да, но у тебя наверняка есть связи в архитектурном сообществе. Может, кто‑то из твоих партнёров заинтересуется, это же инновационная концепция, — не отступала Софья.
— Инвесторы обычно вкладываются в уже работающие проекты. Сначала нужно сделать что‑то своими силами и показать, что идея жизнеспособна, — сказала Марина.
Лицо Софьи на мгновение омрачилось, но она быстро вернула доброжелательное выражение.
— Понимаю, просто надеялась на помощь. Родители… У них сейчас сложно с деньгами. Папин проект заморозили, мама взяла кредит на квартиру.
— На какую квартиру? — насторожилась Марина.
— На ту, где ты раньше жила. Оказывается, банк не принял её как залог: она не была полностью оформлена на папино имя, какие‑то проблемы с наследством прадеда. В общем, им пришлось брать потребительский кредит под дикие проценты.
Марина ощутила нарастающее беспокойство: родители никогда не отличались финансовой грамотностью, но такая степень беспечности казалась уже опасной даже по их меркам.
Марина слушала, ощущая, как внутреннее напряжение сменяется ясностью: теперь она видела всю конструкцию разговора целиком.
— И как они планируют выплачивать кредит? — спросила она.
— Папа пытается найти дополнительную работу, — ответила Софья, отводя взгляд. — Знаешь, было бы здорово, если бы ты могла немного помочь. Хотя бы первое время, пока они не встанут на ноги.
Теперь всё стало очевидно: и внезапное письмо, и разговоры о «нейтральной территории», и демонстративная откровенность были прелюдией к просьбе о деньгах.
— Софья, я не могу помогать родителям финансово, — ровно сказала Марина. — У меня свои расходы: аренда мансарды, профессиональные проекты.
— Но ты же их дочь! — вспыхнула Софья. — Они всегда тебя поддерживали!
— Они поддерживали прежде всего тебя, — спокойно возразила Марина. — Сейчас ты живёшь с ними, взрослый человек, и не вносишь вклад в семейный бюджет. Может, стоит начать с этого?
— Я пытаюсь найти работу, — нервно сказала Софья. — Но мне нужно оборудование для портфолио.
— Начни с чего‑то менее затратного, — посоветовала Марина. — Всем приходится начинать с малого.
Встреча закончилась холодно: Софья ушла раздражённая, делая вид, что всё в порядке, а Марина осталась в кафе с ощущением одновременно разочарования и облегчения. Разочарования — потому что надежда на искреннее сближение не оправдалась, и облегчения — потому что ей удалось ясно обозначить свои границы.
Через два дня пришло письмо от Дениса на рабочую почту: с момента её съезда они не общались, но он, очевидно, отыскал её контакт. В письме он предупреждал, что Софья использует их встречу, чтобы давить на родителей: рассказывает им, будто Марина пообещала найти спонсора и дать денег, а потом «отказалась», и родители в панике думают продать квартиру ради очередного «шанса» для Софьи сняться в рекламе. «Поверь, я знаю, о чём говорю. Мы расстались именно из‑за таких манипуляций. Береги себя», — заканчивалось сообщение.
К письму был приложен скриншот её переписки:
«Предки опять ноют, что нет денег. Сказала им, что Марина обещала помочь, но динамит. Они готовы на что угодно, лишь бы карьера их золотца развивалась. Чуть квартиру не продали, когда сказала, что меня берут в рекламу известного бренда, но нужно заплатить за портфолио. Лохи, если честно».
Марина закрыла письмо и внезапно почувствовала спокойствие: ещё недавно такие слова вызвали бы вспышку ярости, боль и желание оправдаться, но теперь она лишь отметила про себя необходимость держаться от этой истории подальше. Конкурсный проект занимал всё её время и силы, и впервые за долгое время собственная жизнь казалась важнее семейных драм.
Марина работала над концепцией набережной как связующего пространства, которое объединяет не только разные районы города, но и уровни взаимодействия людей с водой, природой и застройкой. В её проекте появлялись амфитеатры, спускающиеся к воде, укрытые от ветра зоны отдыха и смотровые площадки, а особое место занимал павильон «Убежище» — место, где можно спрятаться от непогоды, не теряя визуальной и эмоциональной связи с ландшафтом.
— Это личное, да? — спросил Артём, когда она показала ему эскизы павильона. — «Убежище» в прямом и переносном смысле. Марина кивнула: раньше она старательно отделяла профессиональное от личного, но теперь понимала, что самые сильные проекты рождаются на стыке объективных требований и личного опыта архитектора.
Через две недели, когда проект был почти готов, раздался звонок от матери. Марина несколько секунд смотрела на экран, размышляя, стоит ли отвечать, и всё‑таки приняла вызов.
— Марина, как ты? — голос матери звучал непривычно неуверенно.
— Нормально. Много работы.
— Мы с отцом хотели бы поговорить. Может, зайдёшь? Софья сказала, что вы встречались…
— О чём вы хотите поговорить? — прямо спросила Марина.
— У нас сейчас некоторые финансовые затруднения. Ничего критичного, но… нам нужна твоя помощь. Временно, конечно. Если бы ты могла помочь с ежемесячными платежами по кредиту…
— Этот кредит связан с проектом Софьи? — уточнила Марина.
— Частично. Она очень талантлива, ей просто нужен стартовый капитал…
Марина глубоко вздохнула.
— Мама, я не буду участвовать в этом. Я не могу помогать финансировать очередную авантюру Софьи. Особенно после того, как вы фактически выселили меня из квартиры ради её предыдущей идеи.
— Ты всегда была такой эгоисткой, — голос матери стал резким. — Всегда думала только о себе.
— Нет, мама. Я просто научилась здоровому эгоизму. И советую вам тоже поставить границы с Софьей, — сказала Марина.
— Значит, так ты относишься к своей семье?
— К семье, которая попросила меня съехать из дома, чтобы освободить место для сестры? Да, именно так, — ответила она и отключила звонок, сдерживая слёзы.
Она ожидала тяжёлого разговора, но не думала, что мать так быстро перейдёт к обвинениям, и всё же внутри, сквозь боль, появилось ощущение, что на этот раз она не предала себя.
продолжение