Глава 19
Как только двери операционной захлопнулись, Глеб сел в кресло, откинул голову и сложил руки на груди. Закрыв глаза, он стал ждать. Вспомнил, как перед самой операцией подошел к Владимирову.
– Вы что-то хотели, Глеб Юрьевич?
– Да, я хотел спросить какого размера сердце у малышки?
– Очень маленькое: диаметр левого желудочка 0,5 сантиметра, а левого предсердия — 1 сантиметр.
– Как же вы будете это оперировать?
– В этом вся сложность этих операций. Будем надеяться, что все закончится хорошо.
Сейчас он вспоминал эти цифры, и ему было страшно. Кроха, а на нее столько свалилось. За то время пока шла операция, он трижды пил кофе, даже купил пачку сигарет, хотя курить бросил лет десять назад. Операция шла уже четыре часа. Через матовые стекла операционной ничего не было видно. Но вот вышли Владимиров и Чернышов, оба в хорошем настроении. Глеб боялся к ним подойти и спросить, но они оба сами к нему подошли
– Операция прошла удачно, девочка будет здорова, надо только пережить пару ночей и все!
– Спасибо вам, деньги я переведу, как договаривались.
– Хорошо – и Чернышов похлопал его по плечу – Не переживайте, самое страшное позади.
За окном автомобиля Глеба кружился снег тополя. Он держал так крепко руль, что костяшки пальцев побелели, и скорость была превышена, но сегодня ему можно было все. Слова доктора Чернышова отдавались в голове, смешиваясь с монотонным шумом двигателя. Он повторял их снова и снова, словно заклинание, способное развеять тревогу последних дней.
Глеб припарковался у дома, но не спешил выходить. Взгляд упал на детское кресло сзади — пустое, холодное. Он зачем-то его купил, думая, что оно вскоре может пригодиться. Мужчина провёл ладонью по лицу, ощущая жёсткую щетину и следы усталости. Казалось, будто он сам лежал на операционном столе — настолько вымотался за эти дни. Каждый шаг к выздоровлению дочери давался ценой собственных нервов, сна, здоровья.
В квартире было тихо. Слишком тихо. Сейчас — лишь гул холодильника и тиканье часов, отсчитывающих секунды после операции. Утром он уже звонил в клинику
– Как себя чувствует Игнатенко, ее вчера оперировали
– Динамика положительная, врачи говорят, пойдет на поправку.
– Громче можно повторить – он хотел услышать это еще раз и прослушав, вдохнул полной грудью.
За окном продолжал кружиться тополиный снег, мягкий и пушистый, как будто сама природа шептала – Все будет хорошо. Теперь можно верить в то, что операция прошла удачно. Он помыл чашку после кофе и стал собираться на работу. Глеб знал, что впереди еще много работы и испытаний, но самое страшное позади. Он ехал в банк, чтобы перевести деньги за операцию, мужчина был благодарен этим талантливым людям, которые спасают этих малюсеньких деток.
****************
В то время, пока дочь Яны боролась, цепляясь за жизнь, она обустраивалась в Питере. Комнатушка была маленькая, что ей не очень нравилось, но было чистенько и уютно, а главное, недорого. Яна уже переговорила с Тихоном Евгеньевичем, который рассказал, в чем именно будет состоять ее работа. Познакомил с коллективом, провёл экскурсию по отделу и отпустил до понедельника
– А теперь отдыхайте с дороги, жду вас в понедельник ровно в девять, не опаздывайте, у нас это не приветствуется.
И хотя Яне не всё нравилось — эти шторы в цветочек, дожди по утрам, мелкие неудобства, непривычный уклад, чужие голоса за стеной — всё это царапало. Но она была счастлива. Счастлива не видеть Глеба. Не потому, что разлюбила. О нет. Любовь никуда не ушла — она жила где-то под рёбрами, тёплая и тяжёлая, как камень. Но именно поэтому Яна и избегала его: не потому, что чувства остыли, а потому, что так и не смогла его покорить. Он оставался для неё недостижимым — как вершина, к которой она поднималась, срывалась, снова карабкалась, но так и не добралась до пика, как звезда, которую можно видеть, но нельзя коснуться. И в этой недосягаемости было странное облегчение. И теперь, вдали от него, она, наконец, могла дышать. Несвободно, но спокойно. И в этом было что-то горькое и одновременно освобождающее. Как будто не добившись его, она, наконец, получила право быть собой. Без него. С отцом она так и не разговаривала, но записку написала, что теперь будет жить и работать в Питере. Они оба были счастливы не видеть друг друга.
Жила Яна в другом крыле гостиницы, там, где жили остальные работники юридического отдела. Ей не нравилось это общежитие, но платить огромные деньги за съем жилья она была не готова.
**********
А Арина уже лежала в клинике, ее туда отвез Виталий, сказав, что быть одной в таком положении не осмотрительно. Сегодня с утра доктор, осматривая ее, улыбнулась
– Готовьтесь, мамочка, скорей всего сегодня.
Она и сама это чувствовала, низ живота так тянуло, что уже было больно, но это ягодки, как ей сказали девочки – То ли еще будет. И в пять часов вечера началось. Её сынок решил появиться на свет и не желал это торжественное событие откладывать даже на секунду. В родовую ее забрали только в восемь вечера, она уже корчилась от боли и дала себе слова, что больше никогда не будет рожать.
А Егорка появился на свет ровно в полночь, и день десятого июня стал самым важным днем в ее жизни. Только потом до нее дошло, когда она отдохнула, что ее сын родился в тот же день, что и его отец. И Господи, как же он был на него похож! С первого взгляда становилось ясно:- это его ребёнок. Тот же изгиб бровей, будто навеки застывший в недоумённом вопросе. Тот же упрямый овал подбородка, словно высеченный из камня. Даже родинка — крошечная, едва заметная — расположилась в точности там, где у Глеба: у левого крыла носа.
Когда малыш спал, можно было подумать, что это просто уменьшенная копия Глеба, словно кто-то взял и аккуратно уменьшил его черты в несколько раз. А когда он открывал глаза — сердце замирало: тот же взгляд, пронзительный и чуть насмешливый, будто уже знал какую-то тайную правду о мире. Она часто ловила себя на том, что всматривается в лицо сына, ища отличия, но их не было. Ни малейшего. Будто время повернулось вспять, и перед ней снова тот самый Глеб — только маленький, беззащитный, с пухлыми ручками и доверчивым взглядом. Будто судьба посмеялась над ней – Ушла от взрослого Глеба, вот тебе его копия, чтобы не забывала.