Глава 18
Продумав дальнейшие шаги, Егор, не дожидаясь звонка доктора, стал действовать. Вечером, подняв все свои знакомства, бывших клиентов, которые обращались к нему за помощью и, которых он выручал, все-таки нашел того, кто смог ему посоветовать.
– Кирилл Дмитриевич, добрый вечер! Златогорский беспокоит.
– Рад слышать вас, Глеб Юрьевич! Неужели понадобилась и моя помощь?
– По-видимому, да. Мне нужен не просто хороший, а самый лучший детский кардиохирург. У месячной девочки порок сердца, надо сделать операцию. Что посоветуете?
– Ну, если вам надо лучшего, то это Владимиров Игорь Николаевич. Но... Ему семьдесят восемь лет, в прошлом году он сделал только одну операцию и сколько его ни уговаривали, не согласился на вторую. Вам придется его уговорить. Другого не знаю.
– Чем же я могу его заинтересовать? Деньги?
– Нет, Глеб Юрьевич. Деньги господина Владимирова давно не интересуют. Он обеспечил не только своих детей и внуков, но и правнуков. Найдите такие слова, которые бы заставили его прислушаться к вам, и, главное, скажите, что вы сможете договориться о любом ассистенте. Все-таки у него возраст, а когда за спиной стоит опытный кардиохирург, ему будет спокойнее. Удачи, а я пока подумаю о ком-то другом, на всякий случай. Адрес записывайте и телефон – и Кирилл Дмитриевич продиктовал все данные.
Жил господин Владимиров за городом, в трехэтажном особняке, рядом с лесом, где каждое утро гулял со своей любимой собакой. В доме жили два его сына с семьями, у каждого из них было по два ребенка. Таким образом, известный доктор был в окружении трех внуков и внучки. У старшего внука уже были дети, а, значит, Игорь Николаевич дожил до правнуков. Это ли не счастье! Вот туда и отправился утром Златогорский.
Впустили его не сразу, пока он не объяснил, зачем прибыл к Владимирову. После выяснения вопроса Глеб смог пройти на территорию особняка. Это был маленький город, где было все, кроме магазинов. Даже транспорт стоял: две детские легковые машины, два велосипеда и маленькая коляска с куклой. Это вызвало улыбку у Глеба.
– Здравствуйте – сказал он, входя в просторный холл
– Проходите – ответила молодая женщина в накрахмаленном фартучке – Игорь Николаевич вас ждет – и она указала на двери кабинета.
Открыв двери, Глеб увидел достаточно высокого пожилого человека, еще густые волосы были совершенно белыми, его белые брови нависали на глаза, а белые усы и аккуратная бородка делали его похожим на Деда Мороза
– Добрый день – сказал Глеб и пожал руку.
– Присаживайтесь, чем обязан?
– У меня родилась дочь. Она совсем крошечная, но осмотр врачей закончился диагнозом: порок сердца, который сопровождается серьезным нарушением гемодинамики, а она, как вы понимаете, влияет на развитие ребенка и угрожает его жизни. Спасите мою дочь! Я знаю, что вам уже трудно практиковать, что вы заслужили отдых, но нам с дочерью нужны только вы. Назовите, кого бы вы хотели видеть в ассистентах, и я попробую договориться. Не отказывайтесь, я хороший юрист, адвокат, когда-нибудь и я вам пригожусь.
Владимиров смотрел на этого молодого, красивого мужчину, и его тронули слова отца о дочери.
– Я буду оперировать только с Чернышовым, только он меня понимает с полувзгляда, только ему я могу доверить доделать операцию, если вдруг...
– Имя отчества Чернышова?
– Виктор Семенович
– Хорошо, я вас понял, как будут новости, позвоню.
Глебу удалось договориться с Чернышовым, теперь он ехал домой уставший, как после рабочего дня. Но был горд собой, дочь будет спасена. Эта кроха, которая жила только месяц, а ей уже угрожала смерть. Часы показывали 22:00 — поздний час для возвращения домой после такого дня. В висках пульсировала усталость, мышцы ныли, будто он разгружал вагоны, а не провёл это время за разговорами с врачом. Но внутри теплилось непривычное, почти забытое чувство — гордость.
Мысли вернулись к крохотной девочке в палате интенсивной терапии. Всего месяц от роду, а уже такая борьба. Врачи говорили о редких препаратах, о квотах, о «сложной ситуации». Чернышов оказался сложным человеком, неприступный, с холодным взглядом и железной репутацией, мог решить вопрос одним словом. И Глеб решил: если надо, он будет умолять его — но своего добьётся.
Разговор был долгим, трудным, было гораздо сложнее, чем с Владимировым. Чернышов задавал вопросы — резкие, точные, будто скальпелем резал любые попытки уйти от сути. Глеб отвечал, выкладывая факты, цифры, медицинские заключения. Он не просил — аргументировал. Не умолял — доказывал. И в какой-то момент увидел в глазах собеседника не равнодушие, а интерес. Настоящий, деловой интерес.
– Вы понимаете, что это не благотворительность? – спросил Чернышов, постукивая пальцем по столу.
– Понимаю и готов заплатить за жизнь ребенка.
Молчание длилось недолго – Хорошо, звоните Владимирову, пусть назначает дату, я освобожу этот день специально для вашей дочери.
Это было сказано резко и было равносильно подписи. Глеб выдохнул. Маленькая победа отодвигает дочь от края пропасти. Он сразу перезвонил Владимирову.
– Игорь Дмитриевич, Златогорский
– Получилось? – спросил доктор
– Получилось – ответил Глеб, улыбаясь, — назначайте день, доктор.
– Сегодня вторник, пусть готовят ребенка к пятнице, я буду утром, ровно в восемь.
– Спасибо – успел сказать Глеб, прежде чем доктор закончил разговор.
Это был шаг к победе. Утром ему предстояло увидеться с Татьяной Захаровной, чтобы сказать о пятнице. Увидев Глеба, она с сожалением сказала
– Мне пока не удалось договориться…
– Я договорился с Владимировым, ассистировать будет Чернышов, готовьте девочку к пятнице.
– Мы доставим ребенка в детскую кардиологию, я вам позвоню в четверг.
И в пятницу операция состоялась. Владимиров прибыл в клинику, как и обещал, ровно в восемь и, увидев Чернышова, обнял его
– Все растешь, чертяка
– Да, вы тоже немаленький.
В этом объятии было всё: и давняя дружба, и взаимное уважение, и тревога за предстоящее. Их ладони на мгновение сжались крепче, словно пытаясь передать друг другу часть уверенности. Они не стали произносить вслух то, что оба знали наверняка: операция на сердце маленькой девочки будет сложной. Слишком сложной. Каждый из них уже мысленно прошёл по всем возможным сценариям — от идеального до самого страшного. В их практике были тяжёлые случаи, но этот… этот выбивался даже из их мрачной статистики. Взгляд одного встретился со взглядом другого — и в этом молчании читалось больше, чем в любых словах. Они понимали: сегодня им предстоит не просто операция. Сегодня им предстоит битва. Битва за жизнь, за будущее, за крошечное сердце, которое бьётся сейчас где-то в палате, отсчитывая секунды до решающего момента. И всё же в их глазах, несмотря на груз ответственности, теплилась решимость. Они сделают всё, что в их силах. Они будут сражаться — вместе. Глеб сидел в коридоре, и последнее, что он сказал им – Удачи!