— Помнишь, Наталья, я тебе рассказывала про поляну за оврагом? Меня туда, когда расцветут?
— Свожу. Обязательно.
Денис пошел в местную школу. Сначала боялся новенький, городской, не такой, как все. Но на удивление быстро влился. Ребята в поселке оказались проще, без городского снобизма. А когда узнали, что он неплохо разбирается в компьютерах, и вовсе зауважали.
— Мам, а можно Лёшка к нам придет?
Спросил он как-то вечером.
— Какой Лёшка?
— Одноклассник. — Мы с ним дружим. Он мне рыбалку обещал показать, когда лёд сойдёт.
Наталья улыбнулась. Впервые за долгое время сын выглядел счастливым без этих теней под глазами, без затравленного взгляда.
— Конечно, можно. — Зови.
Лёшка оказался рыжим веснушчатым мальчишкой, сыном той самой Клавдии.
Они с Денисом быстро нашли общий язык, вместе делали уроки, вместе возились с Лёшкиным щенком, вместе строили планы на лето.
— Вот что деревня делает, сказала Клавдия, глядя на них. В городе дети по квартирам сидят, в телефоны уткнувшись. А тут свобода, воздух, друзья настоящие.
Наталья кивнула. Она и сама чувствовала эту перемену не только в сыне, но и в себе.
Здесь, вдали от города, от Виктора, от прежней жизни, она будто заново училась дышать. Работу она нашла в райцентре, устроилась в школьную библиотеку. Платили немного, но на жизнь хватало, особенно с учетом того, что за жилье не нужно было платить. Добиралась на автобусе полчаса в одну сторону, зато появилось время читать.
— Ты изменилась, — сказал Павел как-то, когда они вместе чистили снег во дворе.
— В какую сторону?
— В хорошую. Раньше ты была. Не знаю, как сказать. Прозрачная. Словно тебя нет.
— А теперь?
— Теперь есть.
Он смотрел на неё странно внимательно, изучающе.
Наталья отвела взгляд, почувствовав непонятное смущение. Между ними ничего не было только разговоры по вечерам, совместная работа по дому, негласная забота друг о друге.
Но иногда она ловила его взгляд и чувствовала что-то, чему не хотела давать имя. Слишком рано. Слишком все запутано. Виктор не объявлялся с того самого дня. Ни звонков, ни писем, ни угроз. Это пугало больше, чем открытая агрессия, затишье перед бурей.
— Он что-то затевает, сказал Павел. Я его знаю.
— Может, смирился?
— Виктор? Никогда.
Он просто выжидает. Ответ пришел в конце февраля. Наталья вернулась с работы и нашла в почтовом ящике конверт, официальный, с печатями. Руки задрожали, когда она его вскрывала. Повестка в суд. Виктор подал на развод и требовал определить место жительства ребенка с ним, разумеется.
В качестве основания указывалось, что мать самовольно увезла сына из дома, лишила отца возможности участвовать в воспитании и создала неблагоприятные условия для проживания несовершеннолетнего.
— Что там? — спросил Павел, увидев ее лицо.
Она молча протянула бумаги. Он читал долго, хмурясь. Вот же недомерок. Значит, вот как решил.
— Что мне делать?
— Бороться.
Нанять адвоката, собрать доказательства. Показать суду, какой он отец на самом деле.
— У меня нет денег на адвоката.
— Найдем. Продам мотоцикл, займу у кого-нибудь. Главное не сдаваться.
Наталья опустилась на стул. Столько всего изменилось за эти месяцы и вот опять.
Виктор дотянулся до нее даже сюда, за 300 километров.
— Я устала, — прошептала она.
— Так устала от этой войны.
— Знаю. Но если сдашься, потеряешь Дениса.
— Не потеряю. Он сам хочет остаться со мной.
В суде это не всегда работает.
— Виктор подготовится найдет свидетелей, справки, характеристики. Он умеет пускать пыль в глаза. Денис узнал о суде в тот же вечер. Наталья не хотела скрывать, он уже достаточно взрослый, чтобы знать правду.
— Я никуда с ним не поеду, — сказал он твердо. Хоть в полицию вызывайте, хоть куда.
— Денис.
— Нет, мам. Я помню, как он тебя бил. Помню, как ты плакала ночами. Я не хочу обратно в этот ад.
— Тебе придется рассказать это в суде. Про отца и про то, что видел.
Сын побледнел, но кивнул.
— Расскажу. Пусть все знают.
Зинаида Петровна выслушала новость молча.
Лежала, глядя в потолок, и губы ее беззвучно шевелились то ли молилась, то ли проклинала.
— Я напишу письмо, — сказала она наконец, — в суд. Расскажу все про Виктора. Про то, какой он был, какой стал.
— Вам нельзя волноваться.
— А мне и не волнительно. Тридцать лет назад надо было все это сказать, да духу не хватило.
Теперь скажу напоследок.
Она продиктовала письмо Павлу три страницы убористым почерком. История семьи, история насилия, передающегося из поколения в поколение. Григорий бил жену и сыновей. Виктор вырос и стал таким же.
— А Денис?
— Денис должен разорвать этот круг.
— Заверьте у нотариуса, сказала Зинаида Петровна, когда письмо было закончено.
Чтобы не подкопались.
— Мам, ты уверена?
— Уверена. Это последнее, что я могу сделать.
Нотариус приехал на следующий день. Старик, который оформлял дарственную на дом, прочитал письмо и долго молчал.
— Вы понимаете, что это обвинение в домашнем насилии?
— Понимаю.
— И что ваш старший сын может подать на Вас в суд за клевету?
— Пусть подает. Я буду уже далеко.
Нотариус заверил документ. Руки у него дрожали.
Клавдия привела адвоката свою двоюродную сестру из райцентра. Невысокая, энергичная женщина по имени Галина выслушала всю историю, изучила документы и сказала, шансы есть.
— Хорошие шансы. Но нужны свидетели.
— Какие свидетели?
— Люди, которые видели, как муж вас бил.
— Врачи, которые фиксировали травмы. Соседи, знакомые все, кто может подтвердить.
Наталья задумалась. Много лет она скрывала синяки, лгала врачам, прятала правду от соседей.
— Кто теперь поверит?
— Я поверю, сказала Клавдия. И в суде скажу. Видела я ее однажды, когда они в гости приезжали. Под глазом синяк был, она его тональным кремом замазывала.
Думала, никто не заметит.
— И я скажу, — добавил Павел, — про отца, про Виктора, про то, что творилось в нашей семье.
— Мам, и я скажу, Денис встал рядом с матерью. Все расскажу. Мне не страшно.
Наталья смотрела на них, на этих людей, которые еще недавно были чужими, а теперь стали семьей.
Настоящей семьей, какой у нее никогда не было.
— Спасибо, — сказала она. Спасибо вам всем.
Суд назначили на конец марта. Оставался месяц на подготовку. А в начале марта, когда первые проталины появились на пригорках и в воздухе запахло весной, Зинаида Петровна позвала Наталью к себе.
— Подснежники, — сказала она. Они уже цветут. Я чувствую.
— Я схожу, посмотрю.
— Нет. Отведи меня.
— Вам нельзя вставать.
— Можно. Мне все можно. Я умираю, Наталья. И хочу увидеть подснежники. Последний раз.
Павел соорудил носилки из двух жердей и старого одеяла.
Наталья протестовала, Денис переживал, но Зинаида Петровна была непреклонна.
— Несите, — командовала она.
— Я своими ногами не дойду, а увидеть хочу. День выдался теплым, почти весенним.
Снег еще лежал в тени, но на солнечных склонах уже пробивалась трава. Они шли медленно Павел спереди, Наталья сзади, Денис рядом, придерживая край носилок. — Левее бери, — командовала Зинаида Петровна. Там тропка была, через орешник.
— Мама, тут все заросло давно.
— Ничего не заросло. Вон, видишь камень белый? От него прямо иди.
Она помнила каждый поворот, каждое дерево. Этими тропами ходила девчонкой, потом молодой женщиной, потом изредка, урывками сбегала от мужа, чтобы побыть одной. Поляна открылась внезапно не большая, окруженная старыми дубами. И вся, от края до края, была покрыта подснежниками. Белые головки качались на тонких стебельках, ловили солнечный свет.
— Вот они, выдохнула Зинаида Петровна. Дожила.
Ее опустили на землю, укутали потеплее. Она сидела, опираясь на подушки, и смотрела на цветы, жадно, ненасытно, словно пыталась запомнить каждый лепесток.
— Мама сюда меня водила, сказала она тихо. Давно, еще в детстве, — говорила это волшебное место. Тут желания сбываются.
— И что, сбывались? — спросил Денис.
— Не знаю, внучек. Я потом бояться стала желать.
— Загадаешь что-нибудь, а оно не сбудется. Больно потом.
А сейчас?
Наталья села рядом с ней.
— Сейчас чего хотите?
Зинаида Петровна помолчала, глядя на цветы.
— Хочу, чтобы вы счастливы были. Ты, Денис, Пашка. Чтобы этот проклятый круг разорвался наконец. Чтобы дальше по-другому.
- Так и будет.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Свекровь улыбнулась светло, почти по-детски.
- Тогда и помереть не страшно.
Они просидели на поляне до вечера. Денис нарвал букет подснежников, Павел развел небольшой костер, Наталья заварила чай в походном котелке.
Зинаида Петровна дремала, просыпалась, снова смотрела на цветы.
— Красота какая, бормотала она. Красота.
Домой вернулись затемно. Свекровь уснула еще по дороге и не проснулась, когда ее укладывали в постель.
Дышала ровно, спокойно впервые за много недель.
— Может, полегчало?
С надеждой спросил Денис.
Павел покачал головой.
— Нет, Дениска. Просто отпустила. Увидела, что хотела, теперь отпустила.
Зинаида Петровна умерла через три дня. Тихо, во сне, без мучений. Наталья пришла утром проведать ее, а она уже холодная, с застывшей улыбкой на губах.
Похороны были скромными. Пришли соседи, Клавдия с мужем, несколько стариков, помнивших Зинаиду еще молодой.
Виктора не было то ли не узнал, то ли не захотел приехать.
— Земля ей пухом, - сказал батюшка из районной церкви.
— Настрадалась она при жизни. Теперь отдохнет.
Наталья стояла у могилы и думала о странностях судьбы. Эта женщина была ее врагом столько лет, а под конец стала ближе матери.
Ненавидела, презирала, изводила придирками, а потом отдала всё, что имела. Дом. Защиту. Любовь, на которую сама не верила, что способна.
— Спасибо, мама, прошептала она. За все спасибо.
После похорон навалились хлопоты. Нужно было оформить наследство, разобрать вещи, подготовиться к суду.
Галина, адвокат, приезжала через день, они часами сидели над документами. Выстраивая линию защиты.
— Письмо Зинаиды Петровны — это сильный аргумент, говорила она. Но нужно больше.
— Есть что-нибудь еще?
Наталья вспомнила о старом телефоне, который хранила в сумке. Несколько раз, когда побои были особенно сильными, она фотографировала синяки, сама не зная зачем.
Может, для доказательств.