Может, чтобы убедить себя, что это реально происходит.
— Есть. Фотографии.
— Покажите. Галина листала снимки молча.
Лицо ее становилось всё мрачнее.
— Это серьёзно. Это очень серьёзно. С такими доказательствами можно не только развод выиграть, можно уголовное дело возбудить.
— Не хочу уголовного дела. Хочу просто уйти и забыть.
— Ваше право. Но для суда это козырь.
Виктор тоже готовился, Наталья узнавала об этом от общих знакомых, которые еще поддерживали с ней связь.
Он собирал характеристики с работы, справки о доходах, свидетельства соседей о том, какой он примерный отец.
Та женщина, которую он привел в дом, куда-то исчезла видимо, мешала образу добропорядочного семьянина.
— Он умеет притворяться, — сказал Павел.
— Всегда умел. На людях душа человек. А за закрытыми дверями.
— Я знаю. Суд может ему поверить.
— Может. Но я буду бороться.
За неделю до суда приехала мать Натальи. Маленькая, высохшая женщина, которую она не видела три года. Они разругались когда-то из-за Виктора, из-за того, что Наталья не послушала ее совета и вышла за него замуж.
— Мама…
Наталья не верила своим глазам.
— Ты как здесь?
— Приехала.
Клавдия меня нашла, позвонила, рассказала.
— Я не могла остаться в стороне.
Они обнялись неловко, скованно. Столько лет молчания стояло между ними.
— Прости меня, сказала мать. Я должна была. Давно должна была.
— Ничего ты не должна.
— Должна. Я же видела, что он за человек. С первой встречи видела. А ты влюбилась, не слушала никого. Я обиделась и отступила. А надо было драться за тебя.
— Мама, перестань.
— Нет, дай договорить. Я приехала помочь. В суде буду свидетелем. Расскажу все, что знаю. И не только и, сестра твоя тоже приедет.
— Ира?
— Да. Она помнит, как ты приезжала к ней с разбитой губой. Как врала, что упала. Мы молчали тогда, теперь говорить будем.
Наталья заплакала. Столько лет она была одна. Столько лет несла этот груз в одиночку, а теперь рядом были люди. Семья. Настоящая семья, которая пришла, когда она больше всего в ней нуждалась.
Ира приехала на следующий день. Старшая сестра, которую Наталья всегда немного побаивалась, слишком решительная, слишком прямая. Сейчас эта прямота была как раз кстати.
— Я ему глаза выцарапаю, заявила Ира с порога. Давно руки чесались.
— Ира, не надо.
— Надо.
— 15 лет он тебя мордовал, а мы молчали. Хватит молчать.
Она привезла с собой папку документов, медицинские справки, которые умудрилась раздобыть через знакомых. Три обращения в травмпункт, официально оформленные как бытовые травмы.
— Посмотри даты, — сказала Галина, изучая бумаги. Все три после праздников. Новый год, день рождения мужа, годовщина свадьбы.
Характерная картина для домашнего насилия.
— Суд это учтёт?
— Обязательно.
Накануне суда Наталья не спала. Сидела у окна, смотрела на звёзды яркие, низкие, совсем не такие, как в городе. Думала о завтрашнем дне, о том, что ждет ее в зале суда. Павел вышел к ней, сел рядом.
— Нервничаешь?
— Очень.
— Это нормально.
— Но ты справишься.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— За эти месяцы ты так изменилась. Стала сильной. Настоящей.
Он помолчал, глядя в темноту.
— Наталья, я хочу тебе кое-что сказать. Давно хочу, да все не решался.
— Говори.
— После суда, когда все закончится. Я хотел бы остаться. Здесь, рядом с тобой. Если ты не против.
Она повернулась к нему. В темноте не было видно его лица, только блестели глаза.
— Павел.
— Я знаю, что рано. Знаю, что ты еще не развелась толком. Но я хочу, чтобы ты знала, я буду ждать. Сколько нужно, столько и буду.
Наталья не ответила.
Только взяла его руку и крепко сжала. Они просидели так до рассвета.
Зал суда был маленьким, провинциальным, с облупившейся краской на стенах и скрипучими стульями.
Наталья сидела за столом рядом с Галиной, стараясь унять дрожь в руках.
Виктор явился при параде костюм, галстук, начищенные ботинки. Смотрел на неё с презрительной усмешкой, как на досадную помеху. Рядом с ним сидел адвокат лощёный мужчина с портфелем из дорогой кожи.
— Встать! Суд идет!
Судья оказалась женщиной пожилой, с усталым взглядом и седыми волосами, собранными в строгий пучок.
Она листала дело, изредка поглядывая то на Наталью, то на Виктора.
Слушается дело о расторжении брака и определении места жительства несовершеннолетнего.
Виктор говорил первым. Гладко, уверенно, с хорошо отрепетированным надрывом в голосе. Рассказывал, как жена бросила семью, как увезла сына неизвестно куда, как он страдал в одиночестве.
Его адвокат подкреплял слова документами-характеристиками, свидетелями, справками, показаниями свидетелей.
— Мой клиент добропорядочный гражданин, любящий отец, говорил адвокат. Ребенок должен жить с ним.
Потом настала очередь Натальи. Она встала, чувствуя на себе взгляды Виктора, судьи, секретаря. И вдруг поняла страха нет.
Совсем нет. Только усталость и решимость покончить с этим раз и навсегда.
Ваша честь, начала она, пятнадцать лет я молчала. 15 лет скрывала синяки, врала врачам, притворялась счастливой. Больше не буду. Она рассказала все. Про первый удар через полгода после свадьбы. Про систему унижений, про страх, про ночи, когда боялась закрыть глаза.
Голос не дрожал, она словно говорила о ком-то другом, о чужой женщине из прошлой жизни.
Галина предъявила фотографии. Судья смотрела на них долго, и лицо ее каменело с каждым снимком. Потом выступали свидетели. Клавдия рассказала про синяк, замазанный тональным кремом. Мать Натальи про разбитую губу и вечные отговорки.
Ира про телефонные звонки посреди ночи, когда сестра плакала в трубку, а потом делала вид, что ничего не было.
Павел говорил последним. О семье, о насилии, которое передавалось из поколения в поколение. Об отце, который бил мать. О брате, который вырос таким же. Я сидел в тюрьме за то, что защитил чужую женщину, сказал он. А мой брат пятнадцать лет безнаказанно избивал свою жену.
— Где справедливость?
Виктор пытался возражать, перебивал, кричал, что это ложь и клевета. Его адвокат что-то шептал ему на ухо, пытался успокоить.
Но было поздно, маска добропорядочного семьянина треснула, и под ней проступило настоящее лицо.
Письмо Зинаиды Петровны зачитали в конце. Голос секретаря дрожал, когда она произносила последние строки
Я прошу суд, защитить мою невестку и внука от моего старшего сына. Я не смогла защитить себя, но их еще можно спасти.
Судья удалилась на совещание. Полчаса ожидания показались вечностью.
Суд постановил, голос судьи звучал сухо, официально, но Наталья уловила в нем что-то похожее на удовлетворение.
Брак расторгнуть. Место жительства несовершеннолетнего определить с матерью.
Отцу назначить элементы в размере. Дальше у Натальи в ушах шумело, перед глазами плыло. Она победила. После 15 лет ада, победила.
Виктор вылетел из зала, хлопнув дверью. Его адвокат развел руками, мол, сделал, что мог.
На крыльце суда её ждали. Денис бросился к ней первым, обнял так крепко, что перехватило дыхание.
— Мам, мы выиграли?
— Выиграли, сынок. Мы свободны. Мать плакала, Ира улыбалась, Клавдия вытирала глаза платком. И Павел стоял чуть в стороне, смотрел на нее тем самым взглядом, который она научилась узнавать за эти месяцы.
Домой возвращались вместе большой шумной компанией. Клавдия накрыла стол, достала наливку собственного приготовления. Смеялись, плакали, обнимались.
Праздновали не просто победу в суде, праздновали новую жизнь.
Вечером, когда гости разошлись, а Денис уснул, Наталья вышла на крыльцо. Весна вступала в свои права, пахла талой водой и свежей землей, где-то вдалеке перекликались птицы.
Павел вышел следом, встал рядом.
— Ну что, — сказал он тихо, — теперь можно жить?
— Теперь можно.
Он взял ее за руку осторожно, бережно, словно боялся спугнуть.
— Я свое обещание. Помню. Буду ждать, сколько нужно.
Наталья посмотрела на него, на этого человека, который появился в ее жизни так неожиданно и стал таким важным.
Подумала о Зинаиде Петровне, о ее последних словах про волшебную поляну и желания, которые сбываются.
— Не нужно ждать, сказала она. Хватит ждать. Мы и так слишком много времени потеряли.
Она шагнула к нему, и он обнял ее крепко, надежно. Так, как никто никогда не обнимал.
За их спинами светились окна дома. Того самого дома, который стал для нее тихой гаванью после долгих лет скитаний.
Впереди была целая жизнь.
Новые истории ждет вашего прочтения: