Найти в Дзене
Михаил Быстрицкий

"Свобода книги и революция". Ч.4. Окончание. Тюрьма, штык и цензура. Держиморда в облике коммуниста

Завершаем разбор статьи А.Луначарского. Начало здесь. Предыдущая статья здесь "Цензура? Какое ужасное слово? Но для нас не менее ужасные слова: пушка, штык, тюрьма, даже государство. Все это для нас ужасные слова, все это их арсенал, всякой буржуазии консервативной и либеральной. Но мы считаем священными штыки и пушки, самые тюрьмы н наше государство, как средство к разрушению и уничтожению всего этого. То же самое и с цензурой. Да, мы нисколько не испугались необходимости цензуровать даже изящную литературу, ибо под ее флагом, под ее изящной внешностью может быть внедряем яд еще наивной и темной душе огромной массы, ежедневно готовой пошатнуться и отбросить ведущую ее среди пустыни к земле обетованной руку из-за слишком больших испытаний пути". Где-то слышал мнение, что Россия в 1917 году стала самой свободной страной в мире. Но если поразмышлять, в чем заключалась эта свобода? Свобода слова, свобода печати? С чего это? Дорвавшиеся до власти революционеры сразу же запретили «черносоте

Завершаем разбор статьи А.Луначарского. Начало здесь. Предыдущая статья здесь

"Цензура? Какое ужасное слово? Но для нас не менее ужасные слова: пушка, штык, тюрьма, даже государство. Все это для нас ужасные слова, все это их арсенал, всякой буржуазии консервативной и либеральной. Но мы считаем священными штыки и пушки, самые тюрьмы н наше государство, как средство к разрушению и уничтожению всего этого. То же самое и с цензурой. Да, мы нисколько не испугались необходимости цензуровать даже изящную литературу, ибо под ее флагом, под ее изящной внешностью может быть внедряем яд еще наивной и темной душе огромной массы, ежедневно готовой пошатнуться и отбросить ведущую ее среди пустыни к земле обетованной руку из-за слишком больших испытаний пути".

Где-то слышал мнение, что Россия в 1917 году стала самой свободной страной в мире.

Но если поразмышлять, в чем заключалась эта свобода? Свобода слова, свобода печати? С чего это? Дорвавшиеся до власти революционеры сразу же запретили «черносотенные» издания, как прессу, выступающую против свободы. А разве до революции не было свободы слова? Не то что либеральная пресса, даже большевистская «Правда» издавалась. Конечно, были определенные трудности, но «Правда» издавалась легально. Во всяком случае, до начала войны. А сразу после революции были запрещены «черносотенные» издания. И это еще при том, что теперь нам видно, что «черносотенцы» были в тех условиях самой здравомыслящей силой. Получается, свободы слова стало только меньше.

Право на жизнь? Но с первых же дней революции начались убийства офицеров. Замечательное право на жизнь.

Свобода избирать своих представителей? Но после революции власть оказалась полупарализованной в нарастающей анархии, и даже влияние самих либералов после революции оказалось более слабым, чем до революции, когда они могли эту самую революцию организовать и добиться отречения.

Свобода передвижения? Но вместе с нарастающей анархией эта свобода становилась все бледнее и бледнее.

Право на работу также было слабее в условиях анархии.

Свобода собраний? Также мало что дает в условиях анархии. Поиграться только.

И это все с самого начала. Потом все стало еще хуже. Голод, холод, паралич творческих и производительных сил. Кровавая баня гражданской войны.

Но вот война закончилась. Казалось бы, можно перековать мечи на орала, и что мы видим?

Ничего хорошего. Сползание по наклонной продолжается.

Штык, тюрьма и цензура становятся священными символами, и цензурироваться стала даже художественная литература.

И это еще были детские игрушки по сравнению с тем, что мы увидим в тридцатых. В сороковых жизнь же, в целом, вследствие войны станет еще ужасней.

А в пятидесятых, если бы Сталин не умер, сложно даже предсказать, что было бы. Стали уже готовиться репрессии против самых близких к Сталину людей, и даже уже стали арестовываться люди из его ближайшего окружения, евреи же ожидали новый холокост...

"Человек же, который скажет: «долой все эти предрассудки о свободе слова, нашему коммунистическому строю соответствует государственное руководство литературой, цензура есть не ужасная черта переходного времени, а нечто присущее упоря доченной, социализированной социалистической жизни»,—тот, кто сделает из этого вывод, что самая критика должна превратиться в своего рода донос, или в пригонку художественных произведений на примитивно революционные колодки, тот покажет только, что под коммунистом у него, если его немного потереть, в сущности, сидит Держиморда, и что, сколько-нибудь подойдя к власти, он ничего другого из нее не взял, как удовольствие куражиться, самодурствовать и в особенности тащить и не пущать..."

Это все мы и увидим в 30-х