Про Анатолия Луначарского говорили на Западе, что он - самый образованный большевик. И образованный, и умный.
Думаю, что они были правы.
В.Ленин особенно отмечал у Луначарского "богато одаренную натуру". Неудивительно. Сильный уважает сильного.
Впрочем, сам Ленин был силен в несколько ином аспекте. Несмотря на внушенную пропагандой легенду, что Ленин был выдающимся мыслителем, Ленин был лишь хорошим организатором и практиком. Теоретические работы его, с точки зрения конструктивности, совершенно бестолковы, как, впрочем, и у И.Сталина. Когда я комментировал статьи Ленина и Сталина, мне приходилось пересиливать себя. Уделяя им время, я лишь отдавал дань их известности. Возиться со статьями этих людей было неприятно. Луначарский же иное дело.
Луначарский был большевиком. Мне сложно назвать человека интеллектуалом, если он большевик, однако, что-то было в Луначарском, что-то было близкое к интеллектуалу.
Луначарский логичен, образован, тактичен. Я не нашел у него характерной бухаринской бы.длячей манеры выражаться по типу: "Сколько тонн беше.ной слюны было пролито на писчую бумагу белыми и розовыми бор.зописцами!" Если у Ленина подобное можно было найти в смягченном виде, то у Луначарского нет. Приятно иметь дело с такими людьми, как Луначарский.
Давайте сегодня разберем статью А.Луначарского "Свобода книги и революция".
Статья посвящена печати, но начинается она с размышления о революции и свободе вообще.
Следует отметить, что вопреки распространенному заблуждению, у большевиков теория вообще никак не была связана с практикой. Говорили они одно, а делали другое. Мне не приходит на ум ни одно из исключений. Если Вам пришло на ум, напишите в комментариях. Кстати, в этом скорее всего и объяснение, чем подпитывалась легенда талантливости Ленина как теоретика. Поскольку как практик он состоялся, люди думали, дескать, это было следствием хорошей теоретической подготовки. Однако, если бы Ленин реально строил свою политику на марксизме, то он долго бы не продержался.
Большевики пришли к власти под лозунгом свободы. Хотя этот лозунг мерещился многим из нас между строк, буквально в лозунгах большевиков он подозрительно отсутствовал.
Нам часто кажется, что мы смотрим в глубину. Большевики учли эту склонность, и на нее и рассчитывали. Как мы рассуждали?
Большевики выступали за простой народ и хвалили французскую революцию с ее лозунгом "Свобода, равенство, братство". В "Коммунистическом манифесте" мы читали, что "пролетариям нечего терять, кроме своих цепей". Большевики обличали царскую "тюрьму народов", боролись за свободу слова, обещали освободить рабочих от гнета капитала и вообще ассоциировались с движениями, называемыми "освободительными". Сам лозунг "Вся власть советам!" и концепция "диктатуры пролетариата" подразумевали свободу. Ты же не можешь осуществлять власть, если ты сам порабощен!
Мысль о том, что если большевики вдруг обманут и сделают страну менее свободной, логично парировалась: тогда они потеряют народную поддержку, ибо зачем народу власть еще менее свободная, чем царизм?
Но логика эта оказалась ошибочной. Ни одно из обещаний большевиков не оказалось правдой. Большевики играли в наперстки с народом. Они предугадывали логику народа, и загоняли народ в ловушку.
Интересно сравнить реакцию двух разных мошенников, после того, как народ попался.
Давайте сравним реакцию Ленина и Луначарского.
Ленин откровенно издевается над народом, после того, как тот попался на лозунг "мир народам":
"Мы говорили: войну нельзя кончить втыканием штыков в землю; если есть толстовцы, которые так думают, надо пожалеть о людях свихнувшихся, — что же, с них ничего не возьмешь. Мы говорили, что выход из этой войны может означать революционную войну" ("Речь об обмане народа").
Действительно, Ленин говорил это в своих статьях. Но он не говорил этого с трибуны перед тем как прийти к власти. А кто читал ленинские статьи? Массы их не читали. А если бы прочли, то и не заметили бы подвоха. А интеллектуалы читали редко. Люди, в основном, тогда читали то, что на лозунгах было написано. А на лозунгах было написано: "Мир народам". Конечно, большевиками изначально и было рассчитано, что народ поймет все буквально, также как и при игре в наперстки мошенник знает, что подумает жертва. И Ленин, поймав жертву, хохочет: "свихнувшиеся... темные мужички: мы скажем — с них нечего взять".
Луначарский же не хохочет. Он вежливо разъясняет:
"В обывательской же мысли, в мысли прогрессивного обывателя, не заходящего в своем анализе так глубоко, революция обыкновенно соединяется с классической формулой XVIII века: торжество свободы, равенства и братства. Свобода на самом первом плане. Между тем, на самом деле ни одна революция не создаст режима свободы и не может его создать".
Напротив, свободы становится меньше, потому что
"новое революционное правительство, не имеющее солидного государственного механизма, в несравненно большей мере вынуждено опасаться контр-революционных происков, контр-революционных мятежей, чем это бывает даже с самым закоснелым контр-революционным правительством".
Кто бы мог подумать, большевики пришли к власти, чтобы сделать государство еще более полицейским:
"Революция социалистическая, происходящая под знаком окончания всяких войн и отмены всякой государственной власти, как идеалов конечных, на первых порах вынуждена усилить дух своеобразного милитаризма, усилить диктатуру государственной власти и даже, так сказать, полицейский ее характер".
Но опять же, он не говорит нам, что эти идеалы никогда не будут достигнуты, и "первые поры" станут стремиться к бесконечности, пока какой-нибудь Горбачев в будущем не прервет абсурдного полета. Скорее всего, в этом случае, Луначарский сам не догонял утопичности проекта.
Давайте теперь обратимся к тому, что говорил Луначарский о морали.
Величайший смысл, по Луначарскому, заключается в готтентотской морали:
"в так называемой готтентотской морали есть глубочайший смысл. Разве есть на свете человек, который рассуждал бы во время войны иначе, чем пресловутый готтентот? Готтентот говорит: если я отобью у кого-нибудь жену, то это добро, а если кто-нибудь отобьет ее у меня, то это зло. А разве есть, повторяю, человек на свете, который не говорил бы: если мы разбили неприятеля, то это добро, а если он разбил нас, то это зло?"
На самом деле, борьба в чистом виде никак не связана с моралью, ибо относится совсем к другой категории. Когда же борьба затрагивает интересы общества, тогда она и соприкасается с моралью. Но опять же, она соприкасается с моралью постольку, поскольку затрагивает интересы общества. Не борьба, а интересы общества определяют мораль. Скажем, нет никакой морали в желании победить соперника в спортивном соревновании, поскольку для общества, в целом, безразлично, кто победит. Поэтому спрашивать, насколько морально мое желание победить соперника, имеет столько же смысла, сколько же и спрашивать: "относится ли мое желание победить соперника к художественной литературе или к документальной?"
Как же мораль связана с войной? Во-первых, мораль требует встать на правую сторону в той или иной борьбе. Правой стороной в подавляющем большинстве случаев является сторона, подвергающаяся агрессии. Однако, не всегда просто определить, кто является жертвой агрессии. Например, многие немцы в 1914 году были уверены, что это они являлись жертвой агрессии, хотя Германия являлась практически единственной страной, разжигавшей войну, и она же, конечно, ее и начала. Поэтому мораль изначально требует развития собственных мозгов, иначе у тебя не будет возможности отличить добро от зла.
Как еще мораль связана с войной?
Мораль требует заботиться о военнопленных и не причинять разрушений больше, чем это требуется задачей достижения победы. Скажем, не следует причинять ущерба гражданским, когда нет в этом смысла.
Борьба фактически могла закончиться, если бы за большевиками была правда. И если бы они сражались за народ, за справедливость, то разгром неприятеля означал окончание борьбы. Например, в ВОВ большевики были на правильной стороне. И поэтому в 1945 году никто не продолжал в Москве борьбу с фашистами. Ведь правая сторона победила. И это было очевидно для подавляющего большинства. А вот в гражданскою войну правда не победила. Большевики были худшим вариантом для России, и им тогда удалось победить с помощью хирости и обмана. Вот почему борьба оставалась острой и после окончания войны, и борьба не исчезала.
Если власть сильна и правдива, ей требуется минимум цензуры, и она предоставляет максимум свободы слова. Поэтому мораль требует от сильной власти: не ограничивай других в свободе слова без необходимости. К сожалению, гнилая лживая власть не может поддерживать свое существование без жесточайшей цензуры. Поэтому стоит ли поднимать вообще вопрос о морали гнилой власти? Ибо и она сама, и люди, поддерживающие ее, аморальны.