— Вы положили в салат кинзу? — голос Валентины Андреевны дрогнул, словно она обнаружила в тарелке цианид. —
Маргарита, вы же знаете, что кинза перебивает вкус моей фирменной утки, это варварство.
Я адвокат по гражданским делам со стажем десять лет, спокойно наколола на вилку кусочек утки. За эти годы я видела, как люди делят в суде котов, коллекции вкладышей от жвачки и даже прах дедушки. Поэтому претензии по поводу кинзы вызывали у меня лишь легкую профессиональную скуку.
— Это не ваша утка, Валентина Андреевна, — мягко напомнила я. — Это доставка из ресторана. И кинза там была по рецепту.
— Доставка... — свекровь поджала губы так, что они превратились в тонкую линию. — Конечно у современной женщины нет времени на кухню. Она занята карьерой. А муж питается полуфабрикатами. Лешенька, тебе не дует от окна? Ты какой-то бледный.
Алексей, мой муж и по совместительству самый терпеливый человек в этом полушарии, вздохнул.
— Мам, мне тридцать восемь лет. Мне не дует и мне вкусно.
Утка, кинза и пропавшая корона
Ужин шёл своим чередом. Это была традиционная пятничная пытка – визит свекрови.
Валентина Андреевна сидела во главе стола, как председатель и методично выносила приговоры: скатерти (слишком яркая), шторам (пылесборники) и моей прическе (слишком короткая для замужней дамы).
И вдруг случилось это.
Валентина Андреевна театрально схватилась за шею. Её пальцы судорожно ощупали воротник блузки, потом спустились ниже, к декольте. Глаза округлились до размеров чайных блюдец.
— Где она?! — вскрикнула она так, что Алексей поперхнулся морсом.
— Кто, мам? — спросил он, откашливаясь.
— Брошь! Моя фамильная брошь! С изумрудами! — голос свекрови взлетел до ультразвука. — Она была здесь! Я точно помню, я надевала её перед выходом! Я ещё в зеркало в прихожей смотрелась!
Мы с Лешей переглянулись. «Фамильная брошь» представляла собой массивное изделие из латуни с зелеными стекляшками, купленное, по семейной легенде, у какой-то графини в эмиграции, а по факту, в чехословацком универмаге в 70-х. Но для Валентины Андреевны это была Корона Российской Империи.
— Может, расстегнулась и упала? — предположил Леша, заглядывая под стол.
— Мам, встань, я посмотрю на стуле.
— Я не встану! — заявила свекровь, вцепляясь в подлокотники стула. — Пока не найдем, никто отсюда не выйдет.
Она обвела комнату взглядом прокурора. И её взгляд остановился на мне.
Презумпция виновности: требование обыска и статья
— Ты! — палец с идеальным маникюром указал мне в грудь.
— Что я? — я даже жевать перестала.
— Ты крутилась в прихожей, когда я пальто снимала! Я видела! Ты ещё сказала: «Какая красивая вещь, Валентина Андреевна». Ты позавидовала!
— Я сказала это из вежливость, — поправила я. — И я помогала вам повесить пальто, потому что у вас, по вашим словам, «радикулит разыгрался».
— Не заговаривай мне зубы! — Валентина Андреевна встала. Теперь она нависала над столом, как грозовая туча. — Ты давно на неё зарилась. Ты же юрист, у вас там ни стыда, ни совести, одни гонорары на уме. Отдай сейчас же, и я, так и быть, не буду скандалить. Просто забудем этот позор.
Алексей нахмурился.
— Мам, ты что несёшь? Рита твоя невестка, зачем ей твоя брошь? У неё своих украшений полно.
— Свои – это штамповка! А у меня антиквариат! — отрезала свекровь. — Рита, выворачивай карманы и сумку. Сюда, на стол, быстро.
Вот тут мне стало интересно.
Профессиональный интерес проснулся и потеснил раздражение.
Я положила приборы, вытерла губы салфеткой.
— Валентина Андреевна, — мой голос стал ровным и сухим, как текст судебного постановления. — Правильно ли я понимаю, что вы сейчас, в присутствии свидетеля (вашего сына), обвиняете меня в совершении преступления, предусмотренного статьей — «Кража»?
— Я не обвиняю, я требую своё! — взвизгнула она. — Покажи сумку! Если тебе нечего скрывать, ты покажешь!
— Я не буду показывать сумку, — спокойно ответила я. — Потому что процедура досмотра личных вещей регулируется законом, а не вашими капризами. У вас нет полномочий проводить обыск.
— Ах, полномочий у меня нет?! — свекровь задохнулась от возмущения. — В моем доме... то есть, в доме моего сына... я имею право на всё! Лёша, скажи ей, пусть вывернет карманы! Или ты заодно с воровкой?
Лёша встал, он был красным от стыда.
— Мам, прекрати истерику. Никто ничего не брал. Рита права, это унизительно. Мы сейчас все поищем спокойно.
— Спокойно?! Меня обокрали, а я должна быть спокойной?! — она схватила телефон. — Раз вы не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Я вызываю полицию! Пусть они тебя обыщут и квартиру перевернут!
Операция «Перехват» в хрущевке: звонок 112 ради стекляшки
Она реально набрала 112.
Я сидела и слушала этот диалог, достойный премии «Золотая малина» за худший сценарий.
— Алло! Полиция? Срочно приезжайте! Улица Ленина, дом 15, квартира 40. Кража! В особо крупном размере! Фамильные драгоценности! Нет, вор не убежал, я её держу! Она здесь, сидит, ест утку! Приезжайте с собаками!
Она бросила трубку и посмотрела на меня с торжеством.
— Всё, теперь не отвертишься. Сейчас приедут профессионалы, они тебя быстро на чистую воду выведут. У них методы есть.
— Валентина Андреевна, — заметила я, наливая себе чай. — Вы понимаете, что ложный вызов полиции — это административное правонарушение? А ложный донос уже уголовное?
— А это не ложный! Броши-то нет! — она победоносно указала на свое декольте. — Факт налицо!
Мы ждали полицию сорок минут.
Это были самые сюрреалистичные сорок минут в жизни Алексея. Он молча ходил по комнате, заглядывал под диван, под ковер, в вазочку с фруктами.
Валентина Андреевна сидела у двери, скрестив руки на груди, как страж в темнице. Она блокировала выход, чтобы «преступница не скрылась с награбленным».
Я читала новости в телефоне.
— Ты нервничаешь, — констатировала свекровь, глядя, как я листаю ленту. — Руки дрожат, совесть мучает?
— Я читаю обзор судебной практики Верховного суда, — ответила я. — Очень занимательное чтение, освежаю в памяти нюансы дел о защите чести и достоинства.
В дверь позвонили.
Уставший капитан Семёнов против семейной драмы
На пороге стоял участковый. Капитан Семёнов.
Он выглядел как человек, который не спал с прошлого вторника. Форма на нём сидела мешковато, под глазами залегли тени, а во взгляде читалась вселенская скорбь. Он мечтал ловить бандитов, а приходилось разбираться, чей кот нагадил на коврик в третьем подъезде.
— Добрый вечер, — тускло сказал он. — Где тут у вас... кража века? Ограбление Алмазного фонда?
Валентина Андреевна коршуном бросилась к нему.
— Товарищ капитан! Наконец-то, вот она! — палец снова упёрся в меня. — Воровка! Сидит, ухмыляется!
Семенов прошел в комнату, не разуваясь (свекровь даже не пикнула, хотя обычно за такое испепеляла взглядом). Достал потертую папку.
— Так. Давайте по порядку. Кто, у кого, что украл?
— Я! Валентина Андреевна Кораблева! Заслуженный работник культуры! У меня пропала брошь! Изумруды, золото! Стоимость миллионы! А это моя невестка, Маргарита. Она крутилась рядом, завидовала, а потом брошь исчезла!
Семенов посмотрел на меня. Я сидела в домашнем костюме, с чашкой чая.
— Гражданка, — обратился он ко мне. — Вы брали брошь?
— Нет, товарищ капитан, — ответила я. — Не брала.
— Она врёт! — закричала свекровь. — Обыщите её прямо сейчас! И сумку! И в спальне посмотрите, она могла спрятать под матрас! Я требую! Я налогоплательщик!
Семенов тяжело вздохнул, снял фуражку и потер лысину.
— Гражданочка, тише. Обыск – это следственное действие. Оно проводится только в рамках возбужденного уголовного дела. И только при наличии веских оснований, у вас есть видеозапись, как она берет брошь? Свидетели?
— Мое сердце свидетель, я чувствую! — Валентина Андреевна прижала руки к груди. — Вы что, мне не верите? Я пожилой человек! А она юристка, она вас запутает!
— Ага, юрист, значит, — Семёнов оживился, но как-то грустно. — Коллега, можно сказать.
Я встала, подошла к капитану.
— Маргарита Павлова, адвокатская палата номер пять, — представилась я. — Капитан, я официально заявляю, что никакого хищения не совершала. Также прошу зафиксировать в протоколе факт клеветы со стороны гражданки Кораблевой. И предупредить её об ответственности «Заведомо ложный донос».
Слова «Уголовный кодекс» подействовали на свекровь, как ушат ледяной воды. Она осеклась.
— Какой донос? У меня вещь пропала!
— Пропала — это когда вы потеряли, — объяснил Семенов тоном, которым объясняют таблицу умножения двоечнику. — А кража – это когда украли.
Если вы пишете заявление на конкретного человека, а потом выясняется, что брошь вы сами посеяли, это статья. До двух лет лишения свободы, между прочим. Или штраф крупный, будете писать?
Семёнов достал бланк и ручку.
— Пишите: «Я, такая-то, прошу привлечь к ответственности свою невестку...». И внизу подпись: «Об ответственности за ложный донос предупреждена».
Валентина Андреевна побледнела. Ручка в руке участкового казалась ей раскаленной кочергой.
— Но... А если... А вдруг она правда не брала? А вдруг закатилась?
— Вот и я говорю, — кивнул Семёнов. — Искать надо лучше, а не полицию гонять. У меня там, между прочим, поножовщина бытовая на соседней улице, а я тут ваши стекляшки ищу.
— Это не стекляшки! — возмутилась свекровь, но уже тише.
Шах и мат от пальто: куда исчезают фамильные ценности
В этот момент Алексей, который все это время стоял у окна, хлопнул себя по лбу.
— Мам... Слушай ятут вспомнил. Ты когда пришла, ты жаловалась, что тебе жарко. Расстегнула пальто еще на лестнице.
— Ну и что? — огрызнулась она. — Брошь была на блузке!
— А вчера? — спросил Лёша. — Ты вчера ходила в театр с тётей Любой. Ты была в этом же пальто?
— Ну была и что?
— А брошь ты надевала?
— Конечно! Я всегда её в театр надеваю!
— А когда вернулась, ты её сняла?
Валентина Андреевна замерла, её глаза забегали. Она начала перебирать в памяти события вчерашнего вечера.
Театр, буфет, коньяк с Любой, такси, дом...
— Я... я положила её... на комод, вроде бы.
Алексей молча вышел в прихожую. Мы слышали, как он открыл шкаф, пошуршал одеждой.
Через минуту он вернулся.
В его руке блестела «Корона Российской Империи». Зеленые стекляшки переливались под люстрой.
— Во внутреннем кармане пальто, мам… Ты, видимо, сняла её в такси, чтобы не кололась, сунула в карман и забыла. А сегодня решила, что она на тебе. А на комоде её и не было.
В комнате повисла такая тишина, что было слышно, как у капитана Семенова бурчит в животе.
Свекровь смотрела на брошь, как на ядовитую змею.
— Не может быть... — прошептала она. — Я же помню... Я же чувствовала...
— Склероз вы чувствовали, гражданка, а не кражу, — резюмировал Семёнов. Он захлопнул папку. — Ну что? Состав преступления отсутствует, брошь на месте. А вот состав административного правонарушения налицо.
— Какого? — пискнула свекровь.
— «Заведомо ложный вызов специализированных служб». Штраф — полторы тысячи рублей, я протокол составлю сейчас.
— За что?! — возмутилась она, обретая дар речи. — Я же просто перепутала! Я старая женщина!
— Полиция — не бюро находок и не психотерапевт, — отрезал Семёнов. — Вы заявили о тяжком преступлении и отвлекли сотрудника при исполнении. Вы обвинили невиновного человека. Платите штраф, паспорт давайте.
Валентина Андреевна, красная как рак, поплелась за паспортом. Она платила не деньгами, а своим эго и это было больно.
Прейскурант на хамство: 5000 рублей за воспитание свекрови
Пока Семёнов писал протокол, я допила чай.
Свекровь сидела на краешке стула, сжимая в руках злосчастную брошь. Она выглядела жалко, но жалости я не испытывала. Я хотела поставить финальную юридическую точку.
— Товарищ капитан, — сказала я, когда он закончил. — Прошу вас также зафиксировать данные свидетелей.
Алексея Ивановича Кораблева и вас лично.
— Зачем? — не понял Семёнов. — Дело-то закрыто.
— Уголовное да. А гражданское только начинается. Я, Маргарита Павлова, намерена подать исковое заявление в суд. О защите чести, достоинства и деловой репутации.
Свекровь выронила брошь, стекляшка звякнула об пол.
— Рита... Ты что? С ума сошла? Какой суд? Мы же родня!
Я посмотрела ей прямо в глаза.
— Валентина Андреевна, пять минут назад вы требовали меня обыскать, называли меня воровкой при муже и сотруднике полиции. Вы угрожали мне Вы нанесли мне моральный вред.
— Но я же ошиблась! С кем не бывает! — заныла она. — Лёша, скажи ей!
Леша стоял, скрестив руки.
— Мам, ты не ошиблась, ты хотела устроить шоу и унизить Риту. Ты это сделала, теперь отвечай.
— Я потребую компенсацию морального вреда, — продолжила я бесстрастным голосом. — Сумму я определю позже и, конечно, публичных извинений. Здесь, в этой комнате, в присутствии тех же лиц.
— Я не буду извиняться! — взвилась она. — Я мать!
— Тогда встретимся в суде, — кивнула я. — Там будет дороже, судебные издержки, оплата моего времени... А час моей работы стоит дорого, вы знаете.
Свекровь посмотрела на Семёнова. Тот развел руками.
— Гражданско-правовые отношения, — сказал он почти весело. — Я тут не властен. Но как свидетель подтвержу: воровкой обзывали, обыск требовали, всего доброго.
Участковый ушёл, оставив нас втроем.
На следующий день я действительно составила иск. Я не собиралась разорять свекровь, мне важен был принцип. Я оценила свои моральные страдания в пять тысяч рублей.
Когда курьер доставил ей копию искового заявления, у неё, говорят, снова поднялось давление. Но на этот раз скорую она вызывать не стала.
Суда не было, мы заключили мировое соглашение.
В следующее воскресенье мы снова собрались за тем же столом. Была утка (без кинзы, я попросила не класть). Был Алексей.
Валентина Андреевна встала, она держала в руках конверт с пятью тысячами рублей. Была бледной, губы дрожали.
— Маргарита, — выдавила она из себя, глядя в тарелку. — Я была неправа. Я... я приношу извинения за свои слова. Я погорячилась, ты не воровка.
Она положила конверт на стол и села.
— Извинения приняты, — сказала я и убрала конверт в карман. — Приятного аппетита, Валентина Андреевна.
С тех пор прошло полгода.
Валентина Андреевна всё ещё приходит к нам в гости. Но теперь, прежде чем открыть рот и высказать претензию по поводу пыли, моей одежды или вкуса супа, она внимательно смотрит на меня. И, видимо, вспоминает статьи Гражданского кодекса.
Брошь она больше не носит. Говорит, что та приносит неудачу. А я думаю, она просто боится снова забыть её в кармане.
Ну а теперь ваша очередь!
Девочки, признавайтесь: вас когда-нибудь обвиняли в том, чего вы не делали? Требовали «вывернуть карманы» или устраивали допросы с пристрастием? Как вы защищались: слезами или законами?
Напишите в комментариях, обсудим!
И обязательно поделитесь этой историей с подругами. Особенно с теми, у кого свекрови любят устраивать драму на ровном месте. Пусть знают: Уголовный кодекс – это лучший успокоительный чай. И работает безотказно!
Берегите себя, свои нервы и свою репутацию. И помните: презумпция невиновности работает даже на кухне.