Часть 10. Глава 43
Путь на полуостров Варангер был настоящим путешествием на край земли, где цивилизация отступала, уступая место суровой, первозданной природе. За окнами старого «Вольво» Харальда пейзаж становился всё более аскетичным и величественным: бескрайняя, волнистая тундра, покрытая жёлто-бурым мхом и редкими пятнами снега, который ещё не лёг полностью в этом декабре; редкие озёра с водой цвета стали, отражающие низкое, хмурое небо, которое, казалось, лежало прямо на самой земле, давя своей тяжестью. Ветра почти не было – стояла звенящая, промозглая тишина, нарушаемая лишь гулом мотора и редким криком чаек вдалеке.
Путешественники почти не встречали другие машины на узкой асфальтовой дороге, петляющей между скалами и болотами; лишь изредка мелькали стада северных оленей, пасущихся на горизонте. Харальд вёл машину молча, с непроницаемым лицом кормчего, ведущего судно через знакомые, но коварные воды – его руки уверенно лежали на руле, а взгляд был прикован к дороге, словно он читал в ней знаки, недоступные другим.
Ленора осталась дома одна – «чтобы свет в окне был», как сказала она на прощание, снова крепко обняв Марию и шепнув ей что-то на ухо, от чего девушка едва сдержала слёзы. Данила сидел сзади, иногда бросая взгляды в окно, а доктор Званцева дремала, укутавшись в плед и положив голову мужу на плечо.
За время пути дважды, – несмотря на протесты Харальда, – пришлось останавливаться, чтобы дать ему возможность выспаться как следует. Рыбак был готов гнать машину до пункта назначения без остановок, но Дорофеев сказал ему однозначно: нельзя подвергать опасности сразу пятерых человек. На вопрос, откуда пятый, полковник просто выразительно глянул на норвежца, и тот коротко кивнул.
– Да и Марии нельзя столько времени быть в машине, ей нужен отдых, – смягчаясь, добавил Алексей Иванович, окончательно растопив сердце упрямого рыбака.
– Я только ради нее согласен делать остановки, – пробурчал Харальд.
Хоть он и выражал всем видом недовольство, но Дорофеев замечал, что отдых их водителю необходим. Всё-таки сказывается возраст. Да и сам сыщик давно уже мечтал о том, чтобы снова оказаться дома на любимом диванчике и смотреть с любимой супругой какой-нибудь криминальный сериал, посмеиваясь над сценарными благоглупостями.
***
Сюльтефьорд оказался не лагерем в привычном понимании, с палатками и туристами, а симпатичным чистеньким посёлком на берегу узкого, глубоко врезавшегося в сушу фьорда, окружённого пологими невысокими скалами. Большая часть строений оказалась выкрашена в красный цвет, что на фоне окружающей серости придавало им праздничный вид. Были они в основном одноэтажными, хотя встречались и двухэтажные. Притом лишь у редких прилегающая территория оказалась огорожена низеньким, около метра в высоту, декоративным заборчиком, у остальных и такого не было, но зато заметно, как здесь относятся к своей земле: аккуратные выложенные камнем дорожки, подстриженные кусты и деревья, фонари подсветки.
Имелась тут собственная часовенка, а рядом – Syltefjord Sommerkafe, одноэтажное приземистое здание с большими квадратными окнами, обращёнными в сторону залива, вход же располагался с противоположной стороны.
– Нам сюда, – коротко сказал Харальд, заглушив мотор и выходя из машины, чтобы размяться. Его дыхание клубилось паром в холодном воздухе.
Было ровно 17:50. Дорофеев вышел следом, огляделся по сторонам привычным профессиональным взглядом: пустая парковка, ни души, только ветер тихо шевелил сухую низкую траву. Кроме их машины, на гравийной площадке стоял лишь один дом на колёсах с норвежскими номерами. Воздух был насыщен резким запахом морской соли, водорослей. Вокруг было очень тихо, разве что от воды доносились крики чаек.
– Заходим, подождём внутри, – сказал полковник тихо, открывая скрипучую дверь кафе и пропуская остальных вперёд.
В кафе было тепло и на удивление уютно, несмотря на простоту: ровные деревянные стены, украшенные старыми фотографиями фьордов и рыбацких лодок, большой камин в углу, потрескивающий дровами, и лёгкий аромат кофе и жареной рыбы. За стойкой стоял пожилой саам с умными, прищуренными глазами под густыми бровями и длинной седой косой; он кивнул им приветственно, но без лишнего интереса, продолжая протирать стаканы. В дальнем углу за столиком тихо о чём-то переговаривались на немецком двое туристов в дорогой горной экипировке – рюкзаки, термокостюмы, – вероятно, орнитологи или фотографы, приехавшие за полярными птицами.
Дорофеев выбрал столик у окна, откуда был виден залив с причалом. Они заказали кофе с булочками и просто сидели, стараясь выглядеть как уставшая после долгой дороги туристическая группа: Харальд молча смотрел в окно, Мария нервно вертела кружку в руках, Данила пытался о чём-то с ней поговорить, но супруга отвечала односложно, – нервничала.
Ровно в 18:00 дверь с тихим звоном колокольчика открылась, впуская порыв холодного воздуха, и вошёл мужчина. Невысокий, крепко сбитый, в тёмной куртке с отороченным мехом капюшоном и рабочих штанах, заправленных в сапоги. Его лицо было обветрено до красноты, с глубокими морщинами вокруг глаз, взгляд быстрый и ничего не выражающий – типичный моряк из этих краёв.
Он окинул зал беглым, профессиональным взглядом, купил у стойки банку пива и пачку сигарет, а потом, словно случайно, присел за соседний столик. Минуту пил молча, глядя в окно на темнеющий фьорд, где вода уже сливалась с небом. Потом, не поворачивая головы и не повышая голоса, спросил на ломаном, но русском языке с сильным норвежским акцентом:
– Это вы хотели морскую прогулку?
Сердце Дорофеева ёкнуло, – это была условная фраза, которую ему сообщил во время пути капитан Левченко, но внешне он остался спокоен: сделал глоток кофе, неспешно поставил кружку на стол и так же спокойно, глядя перед собой в окно, ответил на русском, тихо и чётко, чтобы не привлечь внимания:
– Да. Нас трое. Хотели полюбоваться местными скалами с моря.
Мужчина едва заметно кивнул, допил пиво одним глотком, отодвинул банку в сторону и медленно встал, оставив чаевые на столе.
– Через десять минут у причала. Лодка с синей полосой по борту. Не опаздывать, – сказал он, проходя мимо, и вышел, не оглядываясь.
Полковник встал первым. Время пришло.
Лодка оказалась не простой рыбацкой шлюпкой, а длинным, узким, обтекаемым катером с мощным подвесным мотором – настоящим быстроходным судном, способным резать волны даже в шторм. Корпус был чёрным, почти сливающимся с ночью, с синей полосой, как и обещал связной.
Он, не представляясь и не тратя слов на лишнее, помог им забраться на борт: сначала Марии, осторожно поддержав за локоть, потом Даниле и Дорофееву. Харальд остался на берегу, у деревянного причала. Он стоял у своей старой машины, высокий и недвижимый, как древний монолит из гранита, и смотрел им вслед, пока катер не скрылся в темноте.
Перед отъездом он лишь крепко пожал руки Дорофееву и Даниле – хватка была железной, передающей всю силу и надёжность этого человека, – а Марию благословил коротким, отеческим касанием своей грубой, мозолистой ладони к её голове, словно передавая часть своей защиты. Слова были излишни; в его глазах читалось всё – прощание, пожелание удачи и тихая гордость за то, что смог помочь.
Мотор взревел с низким, рычащим гулом, и катер рванул вперёд, оставляя за собой широкий пенный след в чёрной, маслянистой воде фьорда. Они мчались между мрачных, пологих и кажущихся безжизненными скал, где эхо мотора отдавалось многократным грохотом. Вскоре широкий – почти четыре километра – фьорд закончился, и они вырвались в открытое Баренцево море – бескрайнее, холодное и враждебное.
Ночь окончательно опустилась на мир, поглотив последние отблески сумерек. Над головой, сквозь редкие разрывы в тяжёлых облаках, ненадолго вспыхнуло холодное северное сияние – призрачные занавеси света танцевали в небе, осветив водную гладь мерцающим, неземным свечением, от которого море казалось живым и загадочным. Было невероятно холодно: ветер хлестал по лицу ледяными иглами, проникая под одежду, а брызги солёной воды мгновенно замерзали на коже.
Связной, стоявший у руля в непромокаемом комбинезоне, молча указал им на спасательные термокостюмы в носовом отсеке – толстые, ярко-оранжевые, с капюшонами и перчатками. Беглецы поспешили надеть их, чувствуя, как тепло постепенно возвращается.
Они шли около часа на полной скорости, катер то взлетал на волнах, то проваливался в провалы между ними, заставляя сердца замирать. Вдали, на фоне чуть более светлой полосы небосклона у горизонта, наконец появился твёрдый, тёмный силуэт. Он рос медленно, приближаясь не с той стремительностью, с которой мчался их катер, но с неумолимой, тяжёлой мощью большого корабля. Вскоре стали видны очертания низкого, широкого корпуса с угловатыми надстройками, решётчатыми мачтами антенн и радаров – это был явно военный корабль, серый и грозный в ночи.
Связной взял рацию, произнёс одну короткую кодовую фразу на русском – голос его был спокойным, без эмоций. В ответ на борту большого судна мигнул узким лучом сигнальный фонарь: раз, два, три – подтверждение.
Катер замедлил ход, сбросил газ и плавно подошёл к почти отвесному борту, где волны с шумом бились о сталь. Сверху сбросили верёвочную лестницу. Там, в тусклом свете красных бортовых огней, стояли несколько фигур в тёмной форме.
– Пора, – сказал связной, помогая закрепить катер. – Удачи вам. Дальше всё будет хорошо.
Первой полезла наверх доктор Званцева. Она осторожно перебирала руками и ногами, стараясь не вскрикивать от страха, когда качка наклоняла огромный корабль, и доктор оказывалась висящей над морской бездной, чтобы в следующее мгновение ее притянуло обратно к стальному борту. Не прошло и нескольких минут, как сильные руки ухватили Марию и забрали к себе. Следом, двигаясь куда быстрее супруги, к ней присоединился Данила.
Сам полковник взбирался последним, обернувшись на миг: катер уже разворачивался, мотор тихо урчал, и вскоре он растворился в темноте, унося связного обратно в норвежские территориальные воды. Когда Алексей Иванович наконец оказался на палубе рядом со своими спутниками, перед ним предстал молодой офицер в чёрном бушлате с золотыми нашивками ВМФ России на погонах. Подтянутое лицо, коротко стриженные волосы, спокойные, оценивающие глаза – профессионал до мозга костей.
– Товарищ полковник? Алексей Иванович Дорофеев? – спросил он чётко, отдавая честь.
– Так точно.
– Добро пожаловать на борт сторожевого корабля проекта 20380 «Гремящий». Командир корабля ждёт вас в кают-компании. Прошу проследовать за мной.
За его спиной, на широкой, чистой палубе, освещённой приглушёнными фонарями, стояли другие моряки – матросы в рабочих куртках и шапках. Они смотрели на троих прибывших без особого любопытства, но с тем тихим, профессиональным вниманием, которое говорит о понимании важности задачи, только что выполненной без лишнего шума.
Дорофеев глубоко вздохнул, вдыхая полный грудью воздух. Резкий, такой знакомый запах солярки, металла, моря и краски ударил ему в ноздри, вызвав волну ностальгии. Сквозь него пробивался другой, домашний – горячего борща, свежего чёрного хлеба и чая из камбуза, где уже готовили поздний ужин для экипажа. Глухой, ровный гул работающих где-то в глубине корпуса мощных дизелей отдавался в ногах приятной, живой вибрацией – корабль был живым, надёжным, своим.
Он обернулся, чтобы убедиться, что Мария и Данила рядом, что они в безопасности и уже снимают тяжёлые термокостюмы под присмотром членов экипажа. Мария стояла, закутавшись в выданное одеяло, её лицо было бледным от холода и усталости, но глаза, глядя на Андреевский флаг, трепетавший на кормовом флагштоке под порывами ветра, – сияли невыплаканными слезами облегчения и радости. Данила обнимал её одной рукой, а другой сжимал леер, ощущая, как напряжение уходит, как прилив.
Путешествие через холодные, опасные воды, а до этого через всю Норвегию подошло к концу. Впереди был путь домой – через Баренцево море к базам Северного флота, а потом дальше, на Большую землю. И пусть до настоящего дома ещё далеко, но самый важный, самый опасный переход был совершён. Корабль мягко разворачивался, набирая ход, его винты взбивали пену, унося их от скалистых, чужих берегов Норвегии в открытое, тёмное, но уже своё море, под охраной звёзд и северного сияния.