— У других хуже, Вика, — мать отхлебнула чай, даже не глядя на дочь. — У Смирновых вообще зять запил, мебель из дома выносит. А Максим у тебя золото. Тихий, не гуляет. Подумаешь, кредит... Своим же помог, не чужим.
Вика стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Внутри все выгорело. Знаете, так бывает: горело долго, коптило, воняло гарью, а теперь остался только серый пепел. И пустота. Такая огромная, что в ней можно было утопить всю эту квартиру, маму с ее вечными поучениями и Максима, который сейчас в соседней комнате громко резался в танчики.
— Своим? — голос Вики прозвучал хрипло. — Мам, я на этот ремонт два года откладывала. Я в старых сапогах ходила, пока подошва не отвалилась. Я премии откладывала, каждую копейку... А он просто взял и отдал все Ирке? У которой «трудная ситуация», потому что она в тридцать лет работать не хочет?
— Не кричи, — поморщилась Галина Петровна. — Ира — его сестра. Семья — это святое. А ты... ты просто жадная, Вика. Черствая стала. Раньше такой не была.
В дверях появился Максим. Вид у него был помятый, домашние штаны растянуты на коленях. Он вытирал руки о футболку и смотрел на жену с каким-то брезгливым сожалением.
— Вик, ну реально, хватит уже. Ну, снял я эти деньги, ну, добавил кредит. Отдадим. Че ты как не родная? У людей вон дети болеют, дома рушатся, а ты из-за бумажек цирк устроила. Аж перед мамой неудобно.
Вика медленно повернулась. Она смотрела на мужа, и ей казалось, что она видит его впервые. Вот этот чужой мужчина съел ее молодость, ее мечты о нормальном доме, ее право на отдых. А теперь он стоит и обвиняет ее в жадности, потому что он украл ее труд и подарил его своей бездельнице-сестре.
— Бумажек? — тихо спросила она.
— Да, бумажек! — прикрикнул Максим. — Заработаю я твои деньги! Слышишь? За-ра-бо-таю! Только не ной. Тошно слушать. Сделай лучше ужин, жрать охота.
Мать одобрительно кивнула:
— Вот именно. Мужчине покой нужен, а не твои истерики. Иди, Вика, займись делом. Глядишь, и дурь из головы выветрится.
Вика не пошла на кухню. Она сделала глубокий вдох. Сердце, которое до этого бешено колотилось, вдруг замерло. Пришла странная, ледяная ясность. Она вдруг поняла: слов больше нет. Все слова были потрачены за десять лет брака. Объяснения, просьбы, крики, слезы — все ушло в песок.
Она молча прошла мимо них в спальню.
— Вик, ты куда? — крикнул вслед Максим. — А ужин?
Вика не ответила. Она достала из шкафа небольшую сумку, положила туда документы, смену белья и зарядку для телефона. Все. Больше ей ничего отсюда не было нужно.
Она вышла в коридор, надевая те самые старые сапоги.
— Ты куда это собралась на ночь глядя? — мать вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. — Квартиру на кого бросила? Дети скоро от свекрови приедут, кормить надо...
Максим стоял в дверях комнаты, скрестив руки на груди.
— Да никуда она не уйдет. Характер показывает. Сейчас по району кругаля даст и вернется как миленькая. Да, Викуль? Нам еще за кредит платить, не забудь.
Вика посмотрела на него. В упор. Без ярости, без боли. С полным, абсолютным равнодушием. Это было страшнее любого крика. Максим даже невольно отступил на шаг.
Она подошла к тумбочке у зеркала, взяла ключи от квартиры и... аккуратно положила их на комод.
— Вика, ты чего? — голос матери дрогнул. — Ты хоть слово скажи! Не пугай меня.
Вика молчала. Она открыла входную дверь, вышла в подъезд и тихо прикрыла ее за собой. Она не знала, куда идет. У нее в кармане была только карта с остатком зарплаты, которой едва хватило бы на неделю в дешевом хостеле. Но зато за спиной осталась тишина, которую она наконец-то себе позволила.
Спустившись на первый этаж, она села на лавочку. Холодный осенний ветер ударил в лицо, но ей стало легче дышать. Впервые за долгое время.
Через десять минут ее телефон начал разрываться от звонков. Сначала Максим — пять раз. Потом мать — восемь. Потом полетели сообщения. «Вернись немедленно, это не смешно!» «Ты мать или кто?» «Вика, у Иры опять истерика, она не знает, как кредит оформлять, зайди в приложение, помоги ей!»
Вика смотрела на экран, как на что-то инопланетное. Она не чувствовала вины. Она чувствовала, как внутри нее просыпается что-то забытое. Желание быть просто Викой, а не «сильной женщиной», которая должна всем и каждому.
Она выключила телефон и выкинула сим-карту в урну.
***
Месяц. Ровно тридцать дней Вика училась заново дышать.
Она не уехала на край света. Она просто перебралась в другой район города, на окраину, где бетонные многоэтажки подпирали серое небо. Сняла крошечную студию у Катерины — женщины с выжженными пергидролем волосами и взглядом человека, который видел в этой жизни все.
Катерина стала для нее тем самым зеркалом, в которое Вика боялась смотреться.
— Слушай меня сюда, — Катерина пускала дым в открытую форточку, пока Вика сидела на табуретке, ссутулившись. — Ты сейчас как побитая собака. А должна быть как волчица. Тебя ж не за плохую готовку гнали, тебя жрали, потому что ты позволяла. Понимаешь?
Вика понимала. Но привычка «быть полезной» чесалась, как старый шрам к непогоде.
За этот месяц Вика изменилась. Она отрезала свои длинные, вечно собранные в тугой «учительский» пучок волосы. Теперь на их месте была дерзкая короткая стрижка, цвет — глубокий, почти черный шоколад. Она сменила очки на линзы, и внезапно оказалось, что у нее огромные, пронзительные глаза. Из зеркала на нее смотрела чужая женщина. Резкая. Холодная. Красивая той красотой, которая не просит одобрения.
Она устроилась администратором в небольшой отель на другом конце города. И вот там, спустя пять недель тишины, она увидела его.
Максим зашел в холл. Он выглядел... паршиво. Рубашка неглаженая, под глазами мешки. Он не заметил ее сразу — уткнулся в телефон, что-то нервно печатая. Вика почувствовала, как внутри все заледенело. Сердце ухнуло куда-то в пятки, а потом вдруг забилось ровно и зло.
— Добрый вечер. Вы бронировали номер? — ее голос прозвучал незнакомо даже для нее самой. Низкий, спокойный, без тени той вечной заискивающей интонации «жены-служанки».
Максим поднял голову. Он смотрел на нее долго. Секунду, две, пять. В его глазах не было узнавания. Там было... восхищение? Черт возьми, он смотрел на нее так, как не смотрел последние лет семь. Как на женщину. Как на объект охоты.
— Э-э... да. То есть нет. Я... — он запнулся, расправляя плечи. — Я хотел узнать, есть ли свободные номера. Друг посоветовал ваш бар, говорит, тут тихо.
— Места есть, — Вика не отвела взгляда. Она смотрела прямо в его глаза. — Заполните анкету.
Максим взял ручку, его пальцы чуть дрожали. Он явно был на взводе.
— Вы здесь новенькая? Я часто тут бываю по делам, но такую... эффектную девушку точно бы запомнил.
Вика едва не расхохоталась. «Эффектную девушку». Пять недель назад он орал на эту «девушку», требуя ужина и денег на кредит сестры.
— Я Виктория, — представилась она, пробуя имя на вкус. Оно теперь принадлежало только ей.
— Очень приятно, Виктория. А я Максим. Бизнесмен, — он нагло соврал, даже не моргнув глазом. Менеджер среднего звена в долгах как в шелках внезапно стал бизнесменом. — Знаете, у меня сейчас сложный период. Жена... в общем, уехала в длительную командировку, а дома такая тоска. Хочется просто посидеть в приятной компании.
Вика чувствовала, как внутри закипает яд. «В командировку». Значит, маме и знакомым он наплел, что она работает, а не сбежала от него, теряя тапки.
— Сочувствую, — почти пропела она, облокачиваясь на стойку. — Наверное, ваша жена — очень счастливая женщина. Иметь такого заботливого мужа.
Максим криво усмехнулся, принимая ключ.
— Она... она просто не ценит того, что имеет. Слишком зациклена на деньгах, понимаете? Вечные претензии. А я ведь все для семьи...
Вика смотрела, как он уходит к лифту, поигрывая ключом. Ее подташнивало. Это был спектакль одного актера. Человек, который уничтожил ее самооценку, сейчас пытался склеить новую «жертву», используя те же самые сказки.
Вечером он спустился в бар. Вика уже закончила смену, но специально осталась, накинув на плечи элегантный жакет. Она села за стойку, заказав себе бокал сухого вина. Она знала — он подойдет. Такие, как Максим, чуют одиноких и красивых женщин за версту.
— Не откажете в компании? — он уже стоял рядом. От него пахло дорогим парфюмом — тем самым, который Вика подарила ему на прошлый Новый год и который он «берег для особых случаев».
— Смотря какая компания, — Вика слегка приподняла бровь.
— Самая лучшая, обещаю. Я умею слушать, Виктория. А такой женщине, как вы, наверняка есть что рассказать.
— О, вы даже не представляете, Максим, сколько у меня историй, — она улыбнулась, и в этой улыбке было столько скрытой угрозы, что любой здравомыслящий человек бы сбежал. Но Максим был слишком занят собой.
Он начал говорить. Он жаловался на «бывшую» (уже бывшую!), рассказывал, какой он глубокий и непонятый. Он даже попытался взять ее за руку. Вика не отстранилась. Она чувствовала холодную, расчетливую ярость.
— Знаете, Максим, — прервала она его излияния. — У меня есть странная особенность. Я всегда вижу людей насквозь. Вот вы сейчас кажетесь таким... надежным. А на самом деле, вы ведь просто ищете, на кого бы переложить свои проблемы, правда?
Максим осекся. Его лицо на мгновение исказилось, промелькнуло что-то знакомое, злобное.
— Вы резкая, — процедил он. — Мне это нравится. Сильные женщины — это мой профиль.
— Сильные женщины часто ломаются, Максим. А потом они становятся... другими.
В этот момент его телефон зазвонил. На экране высветилось: «Мама». Он раздраженно сбросил вызов.
— Простите, — улыбнулся он. — Работа не отпускает.
Вика знала: это Галина Петровна звонит узнать, почему он не забрал детей от свекрови или почему в холодильнике пусто.
— Знаете, что, Максим? — Вика допила вино и встала. — Приходите завтра. У меня будет для вас сюрприз. Очень личный.
— Ого, заинтриговали. Что за сюрприз?
Вика наклонилась к его уху, обдав дыханием.
— Вы его никогда не забудете. Обещаю.
Вика выбрала «Золотой берег» — пафосный ресторан с тяжелыми шторами и официантами, которые смотрят на тебя как на грязь, если у тебя в кармане меньше пятизначной суммы. Именно здесь десять лет назад они с Максимом клялись в вечной любви. Символично? До тошноты.
Она пришла раньше. На ней было то самое красное платье — облегающее, дерзкое, с открытой спиной. Она купила его на последние деньги, но оно стоило каждой копейки. В зеркале она видела не Вику-терпилу, а женщину-катастрофу.
Первым явился Максим. Он притащил букет облезлых роз и сиял, как начищенный таз.
— Виктория, ты выглядишь... божественно, — он попытался поцеловать ей руку, но она изящно отстранилась.
— Садись, Максим. Сегодня будет особенный вечер. Я пригласила еще пару человек. Думаю, пришло время тебе познакомиться с моими... близкими.
Максим слегка напрягся, но жажда произвести впечатление перевесила. Через пять минут к столу подошли две женщины. Ирка — сестра Максима, разодетая в дешевый люрекс, и... Галина Петровна. Мать Вики даже не скрывала, что пришла на встречу с «любимым зятем». Она поправила свою серую кофту и посмотрела на Максима с такой нежностью, с какой на родную дочь не смотрела уже годы.
Они остановились у стола, хлопая глазами.
— Максим, ну наконец-то! — Галина Петровна прижала руки к груди, игнорируя женщину в красном. — А ты говорил, что эта твоя «деловая встреча» затянется. Мы с Ирочкой уже изголодались, пока тебя ждали в фойе. Ну, знакомь нас со своим спонсором!
Максим побледнел. Он начал медленно сползать со стула, переводя взгляд с «новой возлюбленной» на мать.
— Мам, я... это... деловая встреча, — пролепетал он.
— Деловая встреча в ресторане с девицей в красном? — взвизгнула Ирка. — А Вика в курсе? Ты же сказал, она на заработках в Москве, деньги нам на ремонт шлет!
Вика медленно отпила вино. Она наслаждалась каждой секундой. Тишина за столом стала такой густой, что ее можно было резать ножом.
— Присаживайтесь, дамы, — Вика улыбнулась своей самой ледяной улыбкой. — В ногах правды нет. Особенно в таких, как у вас.
Галина Петровна прищурилась, вглядываясь в лицо женщины в красном.
— Голос... голос знакомый. И глаза... — она вдруг осеклась. Ее лицо пошло багровыми пятнами. — Вика?! Ты?!
Максим подскочил, едва не перевернув стол.
— Вика? Какая Вика? Ты чего, мам? Это Виктория, она...
— Это я, Максим, — Вика сняла парик, под которым оказались ее короткие, стильные волосы. — Твоя «замарашка», которая «не ценит своего счастья». Твоя жена, которая «уехала в командировку», пока ты тут распускаешь хвост перед первой встречной юбкой.
В ресторане стало тихо. Даже музыка, казалось, приумолкла.
— Ты... ты как это... — Максим хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. — Ты за мной следила? Ты все это специально?!
— Специально что, Максим? Специально дала тебе шанс проявить себя во всей красе? — Вика подалась вперед. — Ты сидел здесь, за этим столом, и поливал меня грязью. Ты рассказывал, как я тебе надоела. Ты врал матери и сестре, что я содержу вас из Москвы, хотя я просто сбежала от вашего паразитизма!
— Вика, деточка, — запричитала Галина Петровна, почуяв, что кормушка ускользает. — Ну мы же семья... Ну оступился парень, с кем не бывает? У других-то хуже, ты сама знаешь! Вон, у Петровых зять...
— Хватит! — Вика ударила ладонью по столу. — Больше никогда не смей говорить мне про «других». Мне плевать на других. Мне было плохо. Мне было больно. А вы втроем просто жрали меня заживо.
Она повернулась к Ирке, которая вжалась в стул.
— Кредит, дорогая сестренка, теперь полностью на твоем брате. И на тебе. Потому что я подала на развод и на раздел имущества. И так как деньги со вклада были сняты без моего согласия — мой адвокат выжмет из вас все до последней копейки.
— Ты не посмеешь! — выкрикнул Максим, приходя в себя. — Ты же сильная! Ты всегда нас выручала!
— Я устала быть сильной для нахлебников, — Вика встала, поправив платье. — Я теперь буду сильной для себя.
Она достала из сумочки папку и бросила ее на стол.
— Здесь счета. За сегодняшний ужин тоже. Официант в курсе, что платит «успешный бизнесмен» Максим.
Она посмотрела на мать.
— Мам, ты говорила, что раньше в поле рожали и не ныли? Ну вот и попробуй теперь прожить на свою пенсию без моих доплат. Расскажешь потом, каково это — когда «у других хуже».
Вика шла к выходу, и стук ее каблуков звучал как победный марш. За спиной начался ад. Ирка орала на Максима, требуя денег, Галина Петровна рыдала, обвиняя всех в неблагодарности, а Максим пытался догнать официанта, чтобы доказать, что у него нет денег оплатить этот счет.
Она вышла на улицу. Воздух был чистым и холодным. Впервые за десять лет ей не нужно было никого спасать. Ей не нужно было быть «сильной». Она просто была. И этого было достаточно.