— Ты выбрал мать еще тогда, — сказала Марина, глядя на мужа абсолютно пустыми глазами.
Игорь даже не вздрогнул. Он стоял у окна, нервно теребя край шторы, и не решался повернуться. В кухне пахло дешевым освежителем и жареным луком — Антонина Петровна уже успела похозяйничать, пока Марина была на приеме у врача.
— Не начинай, Марин. Мама просто переживает. Мы столько лет ждем, а результата ноль. Она права, надо смотреть правде в глаза.
Марина сжала в кармане пальто листок. Маленькую, заветную бумажку, где черным по белому было написано, что чудо все-таки случилось. Пять лет обследований, три операции, бесконечные слезы в подушку — и вот оно. Счастье. Которое только что размазали по грязному полу.
А ведь она шла домой, буквально летела. Думала, как скажет, как он подхватит ее на руки, как они наконец-то заживут без этой вечной тени свекрови за спиной. А застала их на кухне.
— Игореша, ну посмотри на нее, — голос Антонины Петровны, вкрадчивый и липкий, до сих пор стоял в ушах. — Бледная, вечно по больницам. Ну какое там потомство? Одно мучение. А вот у Людочки дочка — кровь с молоком, педагогический окончила, хозяйка какая! Я вам в четверг в кафе столик заказала. Просто посидите, пообщаетесь. С тебя не убудет, сынок. Мать плохого не посоветует.
И Игорь... Игорь не выставил мать за дверь. Он не сказал: «Мама, это моя жена, и я люблю ее любой». Он просто вздохнул и тихо ответил: «Ладно, мам. Схожу. Только Марине не говори, ей сейчас лишние нервы ни к чему».
Ни к чему? Марина чувствовала, как внутри все превращается в ледяную корку.
— Ты пошел на свидание, Игорь. Пока я лежала на кушетке в кабинете УЗИ, ты выбирал мне замену.
— Это было просто чаепитие! — Игорь наконец развернулся, и в его глазах Марина увидела не раскаяние, а раздражение. — Мама нашла хорошую девушку. Из приличной семьи. Она просто хочет, чтобы я был счастлив, понимаешь? Чтобы у меня была полноценная семья, а не вечный лазарет!
Марина медленно присела на стул. Спина стала каменной.
— Полноценная семья — это мы с тобой, — прошептала она. — Были. До того момента, как ты разрешил своей матери залезть к нам в постель.
— Не драматизируй, — бросил он, отводя взгляд. — Мы же реалисты. Врачи сказали, что шансов почти нет. Мама нашла клинику в другом городе, там отличная диагностика, но она сказала, что нет смысла тратить деньги на... ну, на безнадежные случаи. Проще начать с чистого листа.
Безнадежные случаи. Так он теперь ее называл. С подачи мамочки.
Антонина Петровна вышла из комнаты, вытирая руки полотенцем. Она даже не пыталась скрыть торжествующей улыбки.
— Ой, Мариночка, ты уже пришла? А я тут Игорю супчик сварила, а то он совсем осунулся с твоими диетами. Ты присядь, присядь. Нам надо серьезно поговорить, по-взрослому.
— О чем? — Марина подняла голову.
— О будущем. Игорь молодой мужчина, ему наследники нужны. А ты... ну, ты сама все понимаешь. Мы решили, что вам лучше пожить отдельно. Я уже и вещички твои потихоньку в чемодан сложила, чтобы тебе не утруждаться.
Марина перевела взгляд на мужа.
— Ты позволил ей собирать мои вещи?
Игорь промолчал. Он просто ушел в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Этот щелчок замка отозвался в сердце Марины грохотом обвала.
— Вот видишь, — сладко пропела свекровь. — Он все решил. Он выбрал спокойную жизнь. А ты... ну, найдешь себе кого-нибудь. Такого же... специфического. Давай, милая, такси уже ждет у подъезда.
Марина посмотрела на свой живот. Там, в тишине и темноте, билось крошечное сердце. Ее секрет. Ее спасение. И она вдруг поняла: если она сейчас скажет им правду, они вцепятся в этого ребенка. Антонина Петровна заберет его себе, сделает из него «правильного» человека, а ее, Марину, уничтожит окончательно.
— Хорошо, — сказала Марина, поднимаясь. — Я уйду.
Она не взяла чемодан. Она взяла только сумочку с документами и тем самым листком УЗИ.
— Квартиру мы разменяем, — крикнула вслед свекровь. — Игорь тут ипотеку платил, так что на многое не рассчитывай!
Марина вышла в подъезд, и только там, на холодной лестничной клетке, ее начало трясти. Она не знала, куда идти. Денег на счету — кот наплакал, все уходило на лечение. Родителей нет. Подруги... подруги давно отсеялись, не выдержав ее вечных депрессий из-за бесплодия.
Она стояла у подъезда, а из окна четвертого этажа на нее смотрела Антонина Петровна. Рядом появился силуэт Игоря. Он не помахал. Не вышел. Просто закрыл шторы.
***
Прошло семь месяцев. Семь месяцев тишины, которую Марина выстраивала вокруг себя, как крепостную стену. Она уехала в небольшой городок к тетке по материнской линии — ворчливой, но доброй бабе Шуре. Там ее никто не знал «бракованной», там она была просто «Маринкой на сносях».
Работа в местном архиве приносила копейки, но на творог и детские вещички хватало. Живот уже стал тяжелым, мешал дышать, но каждый толчок внутри отзывался в Марине такой яростной любовью, какой она никогда не знала.
— Ты мой боец, — шептала она по ночам, поглаживая тугой бугорок под кожей. — Мы справимся. Только мы.
Она сменила сим-карту в первый же день. Заблокировала всех, кто хоть как-то был связан с Игорем. Но прошлое, как плесень, умеет просачиваться сквозь любые щели.
В тот день Марина возвращалась из женской консультации. Ноги гудели, спина ныла. Возле калитки дома бабы Шуры стояла знакомая черная машина. У Марины внутри все оборвалось. Сердце заколотилось где-то в горле, мешая глотать.
Игорь вышел из машины. Он выглядел паршиво: помятый, небритый, глаза красные. В руках — не цветы, не детские вещи. В руках он сжимал какую-то папку с документами.
— Нашел все-таки... — Марина остановилась, не доходя десяти шагов. Рука непроизвольно легла на живот, закрывая, защищая.
Игорь замер, уставившись на ее фигуру. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то похожее на шок, на узнавание... но это быстро погасло. Его взгляд снова стал затравленным и деловым.
— Марин... Ты... беременна? — голос у него был сиплый.
— Тебе-то что? Ты же выбрал «здоровую» Людочку. Вот и иди к ней, чай пей.
Игорь шагнул к ней, но Марина выставила руку вперед.
— Не подходи. Зачем приехал? Денег за ипотеку хочешь? Или мама прислала проверить, не слишком ли я хорошо живу?
— Мама умирает, Марин, — выпалил он, и в этом было столько привычного отчаяния «маменькиного сынка», что Марину едва не стошнило. — У нее почки отказали. Резко. На фоне диабета. Она в реанимации уже неделю.
Марина заставила себя стоять прямо. Холод внутри стал почти физическим.
— Сочувствую. Но я не врач. И не твоя семья больше. Забыл? Ты сам закрыл дверь.
— Послушай меня! — Игорь почти закричал, и в окне дома показалось суровое лицо бабы Шуры. — Врачи сказали... Нужна пересадка или хотя бы специфическое очищение, плазма, там сложные показатели. У нее редкая группа, Марин. У тебя такая же. И у ребенка... у ребенка точно такая же должна быть! Нам сказали, что кровь из пуповины при родах — это же кладезь! Там клетки, там жизнь!
Марина пошатнулась. Ей показалось, что небо рухнуло ей на плечи.
— Ты приехал... за пуповинной кровью? — прошептала она, не веря своим ушам. — Ты нашел меня не для того, чтобы попросить прощения? Не для того, чтобы увидеть сына?
Игорь опустил голову, но тут же вскинулся:
— Марин, пойми, это же мама! Ей осталось всего ничего, если не помочь. Ты родишь, тебе все равно эта кровь не нужна, ее выбрасывают! А маме это даст шанс. Врачи в частной клинике сказали, что можно все устроить. Я все оплачу. И палату тебе лучшую, и врачей... Только подпиши согласие на передачу биоматериала конкретному лицу. Прямо сейчас.
Марина смотрела на него и видела чудовище. Не мужчину, не мужа — просто придаток к своей матери, который готов разобрать собственную жену и нерожденного ребенка на запчасти, лишь бы «мамочка» прожила еще немного и продолжила сосать из него жизнь.
— А если это навредит малышу? — тихо спросила она. — Ты об этом подумал?
— Врачи сказали, риск минимальный! — Игорь сделал еще шаг, протягивая ей папку и ручку. — Ну Марин, ну не будь ты стервой! Она же тебя вырастила... ну, в смысле, мы же жили вместе. Она просто хотела как лучше! Она сейчас все осознала, она плачет, она хочет увидеть внука... Она поправится и мы станем настоящей семьей, понимаешь? Я все исправлю!
— Ты ничего не исправишь, Игорь, — Марина вдруг успокоилась. Совершенно. — Потому что ты до сих пор не спросил, как я себя чувствую. Как будут звать твоего сына. Ты приехал к инкубатору.
— Да какой сын, Марин! Мать при смерти! — Игорь сорвался на визг. — Подпиши! Я никуда не уеду, пока не получу твою подпись. Я через суд добьюсь, я докажу, что ты скрыла от отца ребенка!
В этот момент из калитки вышла баба Шура с тяжелым эмалированным ведром.
— А ну пошел вон отсюда, ирод! — гаркнула она так, что Игорь отпрянул. — Ишь, чего удумал, кровь сосать из девки! Ехай к своей мамке, пущай она тебе сама подписи ставит, пока язык ворочается!
Марина медленно пошла к дому, не оборачиваясь. Она слышала, как Игорь колотил по забору, как обещал «сгноить в судах», как кричал, что она убийца.
Вечером у Марины начались преждевременные схватки. От стресса. От этого липкого, невыносимого ужаса.
Она лежала в карете скорой помощи, сжимая руку медсестры, и шептала:
— Не отдавайте... не отдавайте им ничего...
В коридоре районного роддома пахло хлоркой и казенным страхом. Марина лежала на каталке, вцепившись белыми пальцами в края простыни. Схватки шли одна за другой, выжигая все внутри, но сознание оставалось пугающе четким.
— Марин, он там... — шепнула баба Шура, прорвавшаяся в приемный покой. — Игорь твой. И юрист с ним. Требуют подпись. Сказали, мать его уже на операционном столе в соседнем корпусе, ждут только твоего согласия на забор крови.
Марина закрыла глаза. Перед ней всплыло лицо свекрови — той, что собирала ее вещи в чемодан с липкой улыбкой на губах. И лицо Игоря — того, кто не вышел проводить ее до такси.
— Позови его сюда, — выдохнула Марина через силу. — И юриста позови.
Игорь ворвался в палату через минуту. Весь взмыленный, глаза бегают, руки дрожат.
— Марин, ну слава богу! Времени в обрез, врачи говорят, счет на минуты. Подпиши, вот тут и тут... Это стандартная форма...
Марина посмотрела на него так, словно видела впервые.
— Я подпишу, Игорь. Мать твоя будет жить. Но не бесплатно.
Игорь замер, недоуменно моргая.
— В смысле? Марин, ты чего... Какие деньги? Ты же знаешь, я все на клинику выгреб...
— Мне не нужны твои деньги, — перебила она его, и голос ее прозвучал как удар хлыста. — У твоего юриста есть бланк отказа от родительских прав? Полный. Безоговорочный. На того ребенка, который сейчас родится.
В палате повисла такая тишина, что было слышно, как тикают часы на посту медсестры. Юрист, сухой мужчина в очках, кашлянул и отвел взгляд. Игорь побледнел.
— Ты... ты требуешь, чтобы я отказался от собственного сына? — пролепетал он.
— У тебя нет сына, Игорь. Ты сам это сказал, когда пошел пить чай с Людочкой. У тебя есть только мама. Вот и выбирай. Сейчас. Кровь для нее в обмен на твой отказ от него. Или уходи, и пусть высшие силы решают, кому из вас сегодня жить.
— Марин, это же шантаж! — взвизгнул Игорь. — Это бесчеловечно!
— Бесчеловечно — это выкинуть беременную жену на улицу, потому что она «поломалась», — Марина почувствовала новую волну боли и до крови прикусила губу. — Пять минут, Игорь. Потом меня увезут в родовую, и я не подпишу ни одной бумажки, пока не увижу твой отказ. Время пошло.
Игорь заметался по тесной палате. Он смотрел на юриста, на Марину, на окно. Он был похож на крысу, загнанную в угол — и в этом углу для него невидимой тенью маячил образ матери, требующей спасения. Словно ее властный голос из детства звучал сейчас громче, чем крик его собственного нерожденного сына.
— Пиши, — бросил он юристу, не глядя на жену. — Пиши этот чертов отказ. Мать я не брошу.
Через десять минут бумаги были подписаны. Марина, превозмогая туман в голове, вывела свою подпись на согласии для биоматериала. Игорь выхватил лист и выбежал из палаты, даже не обернувшись, чтобы спросить, как она.
...Сын родился на рассвете. Маленький, крикливый, с копной темных волос — точная копия своего отца, но Марина знала: общего у них только гены.
Через неделю, когда она выходила из роддома, ее встречала только баба Шура с охапкой полевых цветов. Марина шла медленно, бережно прижимая к себе сверток. На парковке она увидела Игоря. Он стоял у машины, постаревший на десять лет.
— Мама поправилась, — сказал он, когда она поравнялась с ним. — Динамика хорошая. Сказали, твоя кровь сотворила чудо.
— Рада за нее, — холодно ответила Марина.
— Марин... я это... — он замялся, пытаясь заглянуть в личико спящего младенца. — Я могу хоть посмотреть? Я же отец...
Марина остановилась и достала из сумки копию документа об отказе.
— По закону ты ему никто, Игорь. По совести — тоже. Ты сделал свой выбор. У тебя есть мама, о которой ты так пекся. Иди к ней. Она ведь теперь здорова? Значит, у нее будут силы снова выбирать тебе невест.
— Она прокляла меня, — вдруг глухо сказал он. — Когда узнала, какой ценой я достал этот материал... сказала, что я слабак и тряпка, раз отдал первенца за старуху. Она теперь со мной даже не разговаривает.
Марина горько усмехнулась.
— Значит, ты остался один. Как и я когда-то. Только у меня на руках жизнь, а у тебя — пустота. Прощай, Игорь.
Марина медленно дошла до старенького ПАЗика, который дважды в день возил людей в их поселок. Баба Шура, поддерживая ее под локоть и крепко прижимая к себе сумку с вещами, грозно зыркала на Игоря, не подпуская его даже на шаг. Марина села на заднее сиденье, прижала к себе сверток и прислонилась лбом к пыльному стеклу. Автобус тяжело вздохнул, выплюнул облако сизого дыма и тронулся. Глядя в окно на уменьшающуюся фигуру Игоря, Марина впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Боль ушла. Осталась только тихая, звенящая свобода.
P.S. Самые быстрые новости о проекте и все новые тексты в одном месте — [на моем канале].