Тётя Зоя улыбнулась и обняла племянницу.
— Вот и правильно. Мечты должны сбываться пусть даже через поколения.
Ночью Инне приснилась мать. Молодая, красивая, в белом фартуке, с мукой на щеке. Она улыбалась и говорила.
— Не бойся, дочка. У тебя все получится.
Инна проснулась с мокрыми от слез глазами и странным чувством покоя.
Впервые за долгое время она точно знала, что делать дальше. Первые блины вышли комом в буквальном смысле. Инна стояла над сковородой, глядя на бесформенную массу, и чувствовала, как опускаются руки.
— Ничего, тётя Зоя забрала сковороду.
— С первого раза ни у кого не получается. Тесто должно отдохнуть, а ты успокоиться.
Неделя ушла на то, чтобы вспомнить забытые навыки. Инна вставала в пять утра, месила тесто. Экспериментировала с рецептами из маминой тетради. К концу седьмого дня пирожки с капустой получились такими, как в детстве, румяными, ароматными, с хрустящей корочкой.
— Божественно! — тетя Зоя надкусила пирожок и прикрыла глаза от удовольствия. Точно как Танины.
— Даже лучше.
Инна устало улыбнулась. Руки болели от непривычной работы, спина ныла, но внутри теплилось забытое чувство удовлетворения от сделанного своими руками.
— Завтра пойдём на рынок, — сказала тётя.
— Познакомлю тебя с Антониной, она там 20 лет торгует. Поможет на первых порах.
Рынок располагался в центре посёлка, несколько рядов под навесами, где местные продавали овощи, мед, домашние заготовки.
Антонина оказалась крупной женщиной лет 60, с громким голосом и добрыми глазами.
— Так это твоя племянница?
Она оглядела Инну с ног до головы.
— Городская, сразу видно. Ничего, обвыкнется. Давай, показывай товар.
Инна выставила корзину с пирожками.
Антонина взяла один, откусила, задумчиво пожевала.
— Годится. Ставь прилавок рядом со мной, научу торговать.
Первый день принёс две сотни выручки. Смешные деньги по городским меркам, но Инна сжимала купюры так, словно это было целое состояние. Заработанное честным трудом, своими руками.
К концу второй недели у неё появились постоянные покупатели. Бабушки приходили за пирожками с картошкой, молодые мамы за булочками с корицей для детей.
Слухи разлетались быстро в посёлке, появилась женщина, которая печёт как в старые добрые времена.
Звонок от Сергея застал её врасплох. Инна стояла у прилавка, протягивая покупательнице свёрток с ватрушками, когда телефон завибрировал в кармане.
— Нам нужно поговорить, голос бывшего мужа звучал непривычно. Не злой, нетребовательный, растерянный.
— О чём?
— Не по телефону. Я приеду.
— Не надо.
— Инна, это важно. Пожалуйста.
Она никогда не слышала от него этого слова. За 20 лет брака Сергей ни разу не просил, только требовал.
— Хорошо. В воскресенье.
Тётя Зоя нахмурилась, услышав новость.
— Зачем тебе это? Развод оформлен, дом поделён.
— Чего ему еще надо?
— Не знаю. Но хочу услышать.
Воскресенье выдалось пасмурным. Сергей приехал к полудню, на той же машине, в том же дорогом костюме, но выглядел иначе.
Осунувшийся, с тёмными кругами под глазами. Они сели в беседке за домом. Тётя Зоя демонстративно ушла к соседке, но Инна знала, она наблюдает из-за забора.
— Ты изменилась, — сказал Сергей, разглядывая бывшую жену.
— Всё меняются.
— Нет, я серьезно. Что-то в тебе другое.
Инна молчала, ждала.
— Марина ушла, наконец произнес он.
— Ушла?
— Неделю назад. Собрала вещи и уехала. Сказала, что я не тот человек, за которого себя выдавал.
Инна не чувствовала торжества.
Только усталость.
— И ты приехал сообщить мне это.
— Нет. Я приехал.
Он запнулся, потер лицо руками.
— Я не знаю, зачем приехал. Наверное, хотел увидеть тебя. Зачем, потому что понял кое-что. За эти недели, в пустом доме, с матерью, которая сводит меня с ума своими претензиями. Я понял, что потерял.
Инна покачала головой.
— Нет, Сергей. Ты ничего не понял. Ты потерял не меня, ты потерял служанку, которая 20 лет выполняла твои прихоти. Сейчас тебе плохо, одиноко, и ты вспомнила о женщине, которая всегда была рядом.
— Это не так.
— Именно так. Если бы Марина не ушла, ты бы сюда не приехал.
Сергей опустил голову.
— Может быть, ты права. Но это не отменяет того, что я чувствую.
— А что ты чувствуешь?
— Пустоту. Огромную пустоту внутри.
Инна смотрела на этого мужчину, когда-то такого сильного, уверенного, и не испытывала ни жалости, ни злорадства. Только отстраненное любопытство, как будто наблюдала за незнакомцем.
— Мне жаль, что тебе плохо, сказала она.
— Но помочь тебе не могу. И не хочу.
— Ты отнял у меня двадцать лет. Ты позволял матери унижать меня. Ты изменял три года и даже не пытался скрывать. Ты отобрал дом, в строительство которого я вложила всё. И теперь хочешь, чтобы я тебя пожалела?
— Я совершил ошибку. Ошибку.
Инна невесело усмехнулась.
— Ошибка это когда случайно. Ты выбирал. Каждый день, каждый час, выбирал её, не меня. Мать, не жену. Себя, не семью.
Сергей молчал. Возразить было нечего.
— Уезжай, сказала Инна. И не приезжай больше. Мне не нужны твои извинения, твое раскаяние, твоя жалость к себе. У меня своя жизнь, и она, наконец-то, только моя.
Он уехал, не сказав больше ни слова. Инна смотрела вслед машине и чувствовала странное облегчение. Словно последняя ниточка, связывавшая её с прошлым, оборвалась.
Тётя Зоя вернулась через 5 минут.
— Видела. Правильно сделала, что выгнала.
— Я не выгоняла. Просто отпустила.
Вечером позвонила Даша.
— Мама, у меня новости. Бабушка.
Она запнулась.
— Бабушка в больнице.
— Что случилось?
— Сердечный приступ. Несильный, но врачи оставили на обследование.
Инна не знала, что чувствовать. Женщина, которая отравляла её жизнь 20 лет, лежала в больнице. Должна ли она радоваться? Или сочувствовать?
— Папа просит, чтобы ты приехала, добавила Даша.
— Зачем?
— Не знаю. Он странный стал после развода. Растерянный. Марина его бросила.
— Знаю. Он мне рассказал.
Инна помолчала.
— Я не приеду, Даша. Это больше не моя семья.
— Понимаю, мама. Просто передала.
Ночью Инна не могла уснуть.
Ворочалась, думала о прошлом, о будущем, о странных поворотах судьбы. Тамара Петровна в больнице. Марина сбежала. Сергей приползал с повинной. Всё, что казалось незыблемым, рассыпалась на глазах. А она та, которую считали неудачницей, серой мышью, стояла на ногах.
Пекла пирожки, зарабатывала деньги, начинала новую жизнь.
Справедливость или просто закономерность? Утром пришло сообщение от незнакомого номера
— Мама, это Никита. Нам нужно поговорить. Можно я приеду?
Инна перечитала сообщение трижды. Сын. Её мальчик, который молчал целый месяц. Который верил бабушкиным сплетням. Который выбрал сторону отца.
Она набрала ответ, приезжая.
— Я жду.
В субботу, ровно через неделю после визита Сергея, к дому тёти Зои подъехало такси. Из него вышел высокий парень с рюкзаком за плечами Никита, копия отца в молодости. Те же карие глаза, те же широкие плечи, та же упрямая линия подбородка. Инна вышла на крыльцо. Они стояли друг напротив друга, мать и сын, разделенные месяцем молчания и годами непонимания.
— Привет, — сказал Никита.
— Привет.
— Можно войти?
— Конечно. Это твой дом тоже.
— Пока ты хочешь, чтобы он им был. Никита опустил глаза.
— Мне нужно многое тебе сказать.
— Я слушаю.
— Не здесь. Это долгий разговор.
Они вошли в дом. Тётя Зоя встретила внука объятиями, она напомнила его пятилетним карапузом, который объедался её вареньем.
— Вырос-то как. Красавец. Садись, покормлю.
За обедом молчали. Никита ел жадно, словно не кормили неделю.
Потом откинулся на стулья и посмотрел на мать.
— Бабушка врала, — сказал он. Про всё врала. Я только сейчас понял.
Инна ждала продолжения.
— Когда она попала в больницу, я приехал её навестить. И случайно услышал разговор.
Она говорила по телефону, не знала, что я рядом.
— О чем говорила?
— О тебе. О доме. О том, как она всё спланировала заранее. Как уговорила папу оформить документы на неё. Как специально настраивала его против тебя все эти годы.
Никита сжал кулаки.
— Она смеялась, мама. Смеялась и говорила, что ты дурочка, которая сама себе вырыла яму.
— Что папа никогда тебя не любил. Она позаботилась об этом с самого начала.
Инна закрыла глаза.
— Значит, все было подстроено. С самого начала. Двадцать лет её жизни были частью чужого плана.
— Я ушёл из больницы и не вернулся, — продолжал Никита.
Папе не звонил. Три дня думал, что делать. Потом решил приехать к тебе.
— Зачем?
— Попросить прощения. Я верил мама. Я думал, что ты. Что ты плохая. Что бросила нас.
— Я вас не бросала.
— Знаю. Теперь знаю. Он встал, подошёл к матери и неуклюже обнял.
— Прости меня. Пожалуйста, прости.
Инна обняла сына в ответ. Слезы катились по щекам, но это были другие слезы, очищающие, исцеляющие.
— Прощаю, — прошептала она, — ты мой сын. Я всегда тебя прощу.
Тётя Зоя тихо вышла из комнаты, оставив их наедине.
За окном садилось солнце, окрашивая небо в розовые и золотые тона. Новая страница открывалась, страница, на которой мать и сын наконец были вместе. Никита остался.
Сначала на выходные, потом на неделю, потом перевёз оставшиеся вещи. Инна не спрашивала о причинах, сын сам расскажет, когда будет готов. Он помогал на рынке, таскал тяжелые корзины, раскладывал товар.
Антонина нарадоваться не могла, вот эта парень. Не то что нынешняя молодежь, руки из нужного места растут. Дела шли в гору.
К пирожкам добавились булочки, кулебяки, растягаи. Покупатели приезжали из соседних поселков, слава о мастерице разлеталась по округе.
Инна откладывала деньги, мечтая о собственной пекарне.
Звонок от Сергея раздался в среду вечером. Голос бывшего мужа дрожал.
— Инна, у нас проблемы. Серьезные проблемы.
— У вас. Не у нас.
— Послушай, пожалуйста. Дом. С домом беда.
Инна напряглась. Дом, который она строила. Дом, который у нее отняли.
— Что случилось?
— Фундамент. Трещины по всей стене. Строители говорят нарушение технологии при заливке. Нужен капитальный ремонт, иначе здание может рухнуть.
— И при чем тут я?
— Ты же контролировала строительство.
— Ты нанимала бригаду.
Инна рассмеялась горько, без веселья.
— Я нанимала бригаду, которую порекомендовала твоя мать. Я говорила тогда, что они халтурщики, что экономят на материалах.
— А ты ответил мама знает лучше. Помнишь?
Сергей молчал.
— Теперь живи с последствиями маминых решений, добавила Инна и отключилась.
Через три дня он приехал снова.
Без предупреждения, рано утром, когда Инна собиралась на рынок.
Никита открыл дверь и застыл на пороге.
— Папа!
— Мне нужно поговорить с матерью.
— Она не хочет тебя видеть.
— Никита, это важно. Пропусти!
Сын не двинулся с места.
— Ты слышал, что я сказал? Уходи!
Инна вышла на крыльцо.
Сергей выглядел ужасно небритый, в мятой рубашке, с красными от бессоннице глазами.