Инна смотрела на свои руки, лежавшие на коленях. Обручальное кольцо блестело тусклым золотом 20 лет, оно было частью её тела, частью её самой.
Через час она снимет его навсегда.
Зал суда пустовал.
До начала заседания оставалось сорок минут, но Инна пришла раньше, не могла больше находиться в четырех стенах, где каждый угол напоминал о прожитых годах. О том, как строила это счастье по кирпичику, как верила, как надеялась.
Познакомились они с Сергеем на свадьбе общих друзей двадцать один год назад.
Ей было 22, ему 28. Высокий, широкоплечий, с обаятельной улыбкой и уверенным взглядом, карих глаз. Он пригласил её на танец, и Инна почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Через год они поженились.
Тамара Петровна, мать Сергея, с первого дня не взлюбила невестку.
Инна была из простой семьи, отец работал водителем автобуса, мать медсестрой в поликлинике.
А Тамара Петровна считала себя женщиной особенной, её покойный муж занимал должность главного инженера на крупном заводе, оставил приличную квартиру и репутацию уважаемого человека.
— Сереженька, ты мог найти девушку из приличной семьи, говорила она сыну, даже не понижая голоса, когда Инна была рядом.
— Эта провинциалка тебе не пара.
Сергей отмалчивался.
Не защищал жену, не ставил мать на место. Просто молчал, словно это его не касалось.
Инна терпела-любила же.
Думала, со временем свекровь смягчится, примет её.
Не приняла.
Двадцать лет Инна слышала колкости о том, что она не умеет готовить, не умеет вести хозяйство, не умеет воспитывать детей.
Даша родилась через год после свадьбы, Никита ещё через три.
Дети росли, а Тамара Петровна продолжала находить поводы для недовольства.
— Даша слишком худая, ты ее не кормишь.
— Никита слишком шумный, ты его не воспитываешь.
— Дом запущен. Ты ленишься. Сергей устает на работе, а ты даже ужин нормальный приготовить не можешь.
Инна работала бухгалтером в строительной фирме, вела хозяйство, воспитывала детей, и всё это одна.
Сергей приходил поздно, ссылался на загруженность. Она верила. Верила много лет, пока случайно не увидела его с Мариной в кафе на окраине района.
Они сидели в углу, держались за руки. Марина смеялась, запрокинув голову, а Сергей смотрел на неё так, как давно не смотрел на жену. С обожанием. С нежностью.
С той искрой в глазах, которая погасла в их браке много лет назад.
Инна стояла за витриной, не в силах пошевелиться. Внутри что-то оборвалось резко, больно, окончательно. Она развернулась и ушла, так и не войдя внутрь.
Три года. Три года она знала правду и молчала. Почему? Боялась разрушить семью? Надеялась, что это пройдёт?
Или просто не хватало смелости посмотреть в глаза реальности.
Даша в тот год поступала в университет, Никита переходил в другую школу.
Инна убеждала себя, что ради детей нужно терпеть. Что развод сломает им жизнь. Что она справится, переживёт.
Но потом Даша уехала учиться в другой город. Никита всё чаще пропадал у друзей. Дом опустел, и Инна осталась наедине с мужем, который смотрел сквозь неё, и со свекровью, которая приезжала каждые выходные, чтобы в очередной раз указать на недостатки.
Последней каплей стал новогодний вечер.
Тамара Петровна, как обычно, сидела во главе стола в их доме, в доме, который они с Сергеем строили вместе, в который Инна вложила душу.
Свекровь поднялась с бокалом шампанского и произнесла тост за моего сына, который достоин лучшей жизни.
Она посмотрела на Инну с таким презрением, что та почувствовала, как горло сжимает невидимая рука.
— За то, чтобы в новом году он наконец обрел счастье. Настоящее счастье.
Сергей промолчал. Даже не попытался возразить. А потом его телефон зазвонил, и он вышел из комнаты, чтобы ответить. Инна слышала, как он говорит в полголоса
— Скоро, родная.
— Потерпи немного. Я тоже скучаю.
В ту ночь она не сомкнула глаз.
А утром 1 января сказала, я подаю на развод. Сергей даже не удивился. Просто кивнул, словно ждал этих слов годами.
— Хорошо. Только дом останется мне. Он записан на мою мать.
Инна замерла. Дом. Их дом. Который они строили 10 лет.
В который она вложила каждую копейку, каждую каплю пота, каждую бессонную ночь. Дом, где выросли её дети.
— Что ты говоришь? Мы строили его вместе.
— Земля оформлена на мать. Дом тоже. Юридически ты не имеешь на него никаких прав.
Инна вспомнила, как 20 лет назад Тамара Петровна, настояла, чтобы документы на землю оформили на неё.
— Так надежнее, говорила она. Мало ли что случится. Сережа молодой, неопытный. А я присмотрю за имуществом.
Инна согласилась, что ей было скрывать. Она доверяла. Она любила. Как же она была глупа.
Полгода судебных тяжб измотали её до предела.
Адвокат, пожилой мужчина с усталыми глазами, сразу предупредил шансов мало.
Документально дом принадлежит свекрови. Можно попытаться доказать, что вы вкладывали средства в строительство, но это долгий и сложный процесс.
Инна собирала чеки, квитанции, выписки со счетов. 20 лет совместной жизни, и всё, что у неё осталось, это кипа бумаг, которые ничего не доказывали.
Сегодня последнее заседание. Судья вынесет решение, и все закончится.
Двери зала открылись.
Вошёл Сергей в дорогом костюме, с уверенной походкой. За ним Тамара, Петровна, в меховой накидке, с видом победительницы. Они прошли мимо Инны, не удостоив её даже взглядом.
— Наконец-то этот фарс закончится, громко сказала свекровь. Двадцать лет терпели эту неблагодарную особу.
Инна стиснула зубы. Не отвечать.
Не опускаться до их уровня. Скоро всё закончится.
Судья зачитывала решение монотонным голосом.
Брак расторгнут. Имущество.
Инна почти не слышала слов. Она смотрела в одну точку на стене и думала о том, что 20 лет её жизни превратились в ничто. В строчке судебного протокола. Дом остался за Тамарой Петровной.
Инне присудили компенсацию смехотворную сумму, на которую едва можно снять комнату на полгода.
Сергей не скрывал торжества. Он победил. После заседания Инна вышла на улицу. Моросил мелкий дождь, серый и безнадежный, как её жизнь.
В сумке лежали ключи от дома, нужно забрать вещи. Личные вещи, которые ей милостиво разрешили вывести в течение суток.
Она села в старенькую машину, единственное, что осталось от прежней жизни, и поехала. Дорога заняла 20 минут. Но Инне показалось, что прошла вечность. Подъезжая к дому, она увидела незнакомый автомобиль у ворот. Ярко-красный, блестящий, новенький.
Внутри что-то ёкнуло плохое предчувствие, которое за последние месяцы стало её постоянным спутником.
Инна открыла дверь своим ключом и замерла на пороге. В гостиной царил беспорядок. Мебель сдвинута, на полу рулоны новых обоев. И посреди всего этого две женщины Тамара Петровна в домашнем халате и молодая блондинка в обтягивающих джинсах. Марина. Та самая Марина из кафе.
— Шкаф поставим сюда, командовала свекровь.
А диван выбросим. Он старый, провонявший этой неудачницей.
Марина рассмеялась звонко, победно.
— Тамара Петровна, вы чудо! Наконец-то мы наведём здесь порядок.
— Сергей столько лет мучился с этой серой мышью.
Инна стояла в дверях, и что-то внутри неё сломалось. Окончательно и бесповоротно. Но на месте сломанного вдруг выросло другое горячее, сильное, требующее выхода.
Двадцать лет молчания. Двадцать лет унижений. Двадцать лет терпения. Хватит.
Инна шагнула в гостиную. Каблуки застучали по паркету, по тому самому паркету, который она выбирала пять лет назад, который укладывали мастера под её присмотром, пока Сергей был занят на работе.
Тамара Петровна обернулась первой.
На мгновение в её глазах мелькнуло замешательство, но свекровь быстро взяла себя в руки.
— А, это ты! Забирай свои тряпки и уходи. У нас много дел.
Марина смерила Инну оценивающим взглядом снизу вверх, с плохо скрываемым презрением.
— Так вот она какая, законная жена!
— Была.
Женщины переглянулись и рассмеялись. Этот смех издевательский, торжествующий ударил Инну сильнее пощечины.
— Знаешь, Мариночка, продолжала свекровь, поправляя занавеску, я всегда говорила Сережа, что он заслуживает лучшего.
— И вот, наконец, справедливость восторжествовала.
Инна молча подошла к серванту. Там стояла её любимая ваза, подарок покойной матери. Единственная вещь, которая осталась от родительского дома.
— Эй, ты куда лезешь?
Марина шагнула к ней.
— Это имущество Тамары Петровны.
— Это ваза моей матери. Голос Инны звучал непривычно спокойно. Она умерла восемь лет назад. Это единственное, что у меня от неё осталось.
— Мне всё равно, — отрезала Марина. Теперь здесь все наше.
Тамара Петровна кивнула верно, дорогая. Инна, не устраивай сцен. Забирай одежду и уходи.
— У тебя есть сутки.
Инна поставила вазу обратно. Медленно повернулась. Посмотрела на этих двух женщин, на свекровь, которая столько лет отравляла её жизнь, и на любовницу, которая три года разрушала ее брак.
— Сутки, — повторила она, — вы даете мне сутки, чтобы забрать остатки моей жизни из дома, который я строила своими руками.
— Не преувеличивай, — фыркнула Тамара Петровна.
— Строил мой сын. Ты только путалась под ногами.
Что-то щелкнуло внутри Инны. Словно предохранитель сгорел. И вся накопленная за годы энергия хлынула наружу.
— Ваш сын…
Она рассмеялась, и этот смех напугал даже её саму.
— Ваш сын не забил в этом доме ни единого гвоздя. Он приезжал на выходные, лежал на диване и смотрел футбол, пока я таскала кирпичи, пока договаривалась с рабочими, пока считала каждую копейку.
— Не смей повышать голос! Взвизгнула свекровь.
— А вы не смейте затыкать мне рот!Два десятка лет я молчала, слушая ваши оскорбления. Двадцать лет терпела унижение ради семьи, которая никогда не существовало.
Инна шагнула к Тамаре Петровне, и та попятилась.
— Вы называли меня неблагодарной? Я отдала лучшие годы вашему сыну. Родила ему двоих детей. Вела хозяйство, работала, тянула на себе всё, пока он развлекался с этой.
Она кивнула на побледневшую Марину.
— Сергей любит меня! — выкрикнула любовница. Он сам говорил, что ты холодная, скучная, что ты испортила ему жизнь.
— Конечно, говорил. А что ещё должен говорить мужчина-любовнице? Что жена прекрасная, что он счастлив в браке? Очнись, девочка. Он врал тебе так же, как врал мне.
Марина открыла рот, но не нашла слов.
Инна повернулась к свекрови.
— А вы, Тамара Петровна? Вы ненавидели меня с первого дня. Знаете, почему? Не потому, что я недостаточно хороша для вашего драгоценного сына.
— А потому что я отняла у вас контроль над ним.