Найти в Дзене
Занимательное чтиво

Вернулась домой, а там любовница мужа и свекровь хозяйничают (часть 4)

Что тебе нужно? Поговорить. Пять минут, больше не прошу. Она кивнула Никите иди. Отнеси корзины в машину. Я справлюсь. Сын нехотя подчинился, бросив на отца тяжелый взгляд. Говори, сказала Инна, скрестив руки на груди. Сергей опустился на ступеньки крыльца. Этот жест, такой непривычный для гордого, самоуверенного мужчины, поразил Инну больше слов. Я разорен, произнес он глухо. Ремонт дома стоит два миллиона. У меня нет таких денег. Продай машину. Уже продал. Тут что осталось. На ремонт не хватило. Возьми кредит. Отказали. Кредитная история испорчена. Я. Я допустил ошибки. Брал займы, чтобы. Он запнулся. Чтобы содержать Марину? Сергей кивнул. Она привыкла к красивой жизни. Рестораны, подарки, поездки. Я хотел соответствовать. А на семью денег не было. На детей. На жену. Инна, я виноват. Я знаю, что виноват. Но сейчас мне нужна помощь. Она смотрела на этого мужчину когда-то такого сильного, властного и не узнавала его. Сломанный, раздавленный, жалкий. Чем я могу помочь? У меня ничего не

— Что тебе нужно?

— Поговорить. Пять минут, больше не прошу.

Она кивнула Никите иди. Отнеси корзины в машину. Я справлюсь. Сын не хотя подчинился, бросив на отца тяжелый взгляд.

— Говори, сказала Инна, скрестив руки на груди.

Сергей опустился на ступеньки крыльца. Этот жест, такой непривычный для гордого, самоуверенного мужчины, поразил Инну больше слов.

— Я разорён, произнес он глухо. Ремонт дома стоит два миллиона. У меня нет таких денег.

— Продай машину.

— Уже продал. Тут что осталось. На ремонт не хватило.

— Возьми кредит.

— Отказали. Кредитная история испорчена.

— Я. Я допустил ошибки. Брал займы, чтобы. Он запнулся.

— Чтобы содержать Марину?

Сергей кивнул.

— Она привыкла к красивой жизни. Рестораны, подарки, поездки. Я хотел соответствовать.

— А на семью денег не было. На детей. На жену.

— Инна, я виноват. Я знаю, что виноват. Но сейчас мне нужна помощь.

Она смотрела на этого мужчину когда-то такого сильного, властного и не узнавала его.

Сломанный, раздавленный, жалкий.

— Чем я могу помочь? У меня ничего нет. Благодаря тебе и твоей матери.

— Ты можешь вернуться.

Инна решила, что ослышалась.

— Что?

— Вернуться. Ко мне. В дом.

Он поднял голову, и в глазах его блестели слезы. Я понял, что ты единственный человек, на которого я мог положиться.

— Ты всегда справлялась. С деньгами, с домом, с детьми. Без тебя всё рассыпалось.

Инна почувствовала, как внутри закипает гнев.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась и снова всё исправила? Чтобы нашла деньги на ремонт? Чтобы спасла твой драгоценный дом?

— Наш дом, Инна. Ты его строила.

— Мой дом теперь здесь.

Она обвела рукой двор тёти Зои.

— Здесь меня любят, уважают, ценят. А ты 20 лет вытирал об меня ноги.

— Я изменюсь, клянусь.

— Не смеши. Ты не способен измениться. Ты хочешь удобную женщину рядом ту, которая будет решать твои проблемы, терпеть твою мать, закрывать глаза на твои похождения. Но этой женщины больше нет.

Сергей встал.

Шагнул к ней, схватил за руку.

— Инна, умоляю.

— Отпусти. Я на коленях буду стоять, если надо. И он действительно опустился на колени прямо в грязь, прямо посреди двора.

Инна отшатнулась.

— Прости меня. За всё прости. За измену, за мать, за дом, за всё. Я не могу без тебя, понимаешь?

— Не могу.

Из-за угла появился Никита. Увидев отца на коленях, он замер.

— Папа, что ты делаешь?

— Прошу мать вернуться.

— Она не вернется. И правильно сделает.

Сергей вскочил.

— Ты! Предатель! Бросил отца, переметнулся к матери.

— Я узнал правду, спокойно ответил Никита. О тебе, о бабушке, обо всём.

И понял, кто здесь настоящий предатель.

Отец и сын стояли друг напротив друга, два отражения, две версии одной крови.

— Я растил тебя, прошипел Сергей. Кормил, одевал, обувал.

— Это делала мама, ты только командовал.

— Неблагодарный щенок.

Никита не дрогнул.

— Уезжай, папа. И не возвращайся.

Здесь тебе не рады.

Сергей повернулся к Инне. В глазах его полыхала ненависть, та самая, которую он прятал годами под маской равнодушия.

— Ты настроила его против меня. Ты! Всегда была змеей, притворялась тихой, покорной, а сама плела интриги.

— Уходи, — тихо сказала Инна, — пока я не вызвала полицию.

— Ты пожалеешь. Вы оба пожалеете. Я добьюсь пересмотра дела, заберу всё.

— Забирай. У меня ничего нет благодаря тебе. Но и давать тебе больше нечего.

Сергей развернулся и пошёл к воротам. На пол пути остановился, обернулся.

— Мать умрет, будешь виновата. Она не переживёт позора.

— Твоя мать создала этот позор своими руками. Пусть сама расхлёбывает.

Он ушел. Хлопнула калитка, взревел мотор, и стихло.

Инна стояла посреди двора, чувствуя, как дрожат колени. Никита подошёл, обнял.

— Ты молодец, мама.

— Не чувствую себя молодцом. Чувствую Пустоту.

— Это пройдёт. Теперь ты свободна по-настоящему свободна.

Вечером позвонила Даша. Голос у нее был встревоженный.

— Мама, папа устроил скандал. Приехал в общежитие, кричал, что ты украла у него сына, что разрушила семью. Охрана еле вывела.

— Он был у меня утром. Просил вернуться.

— Что? Серьезно?

— На коленях стоял. Умолял.

Даша помолчала.

— Он сходит с ума. Бабушка в больнице, дом разваливается, денег нет.

— Я его почти жалею.

— Не надо. Он сам выбрал эту дорогу.

— Знаю. Но всё равно тяжело смотреть.

Инна вздохнула.

— Береги себя, родная. Не впускай его.

— Охрана предупреждена.

Ночью Инна не спала. Лежала, глядя в потолок и думала о странных поворотах судьбы.

Месяц назад она была той, кого унижали, кого выбросили из жизни как сломанную вещь. А теперь Сергей стоит на коленях в грязи, умоляя о возвращении. Но радости не было. Только усталость и горькое понимание, эти люди никогда не любили её. Использовали, да. Эксплуатировали, да. Но не любили.

Тётя Зоя заглянула в комнату.

— Не спишь?

— Не могу.

Тётя присела на край кровати.

— Он приедет снова. Такие не отступают.

— Знаю.

— И мать его выйдет из больницы, начнёт мстить.

— Пусть попробуют. Мне больше нечего терять.

Тётя Зоя погладила её по голове как в детстве.

— Есть что терять, Инночка. Ты нашла себя. Это дороже любого дома.

Инна закрыла глаза. Тётя права. Впервые за долгие годы она знала, кто она такая. Не жена, не невестка, не прислуга. Просто Инна женщина, которая умеет печь, умеет любить, умеет бороться. И никто больше не отнимет это у неё.

Тамара Петровна вышла из больницы через две недели.

Инна узнала об этом от Даши, дочь позвонила вечером, когда Инна замешивала тесто на завтра.

— Бабушка вернулась домой. Папа забрал её из клиники.

— Как она?

— Злая. Очень злая. Врачи запретили нервничать, но она не слушает. Кричит на папу, обвиняет всех вокруг.

Инна вытерла руки о фартук.

— Меня тоже обвиняет.

— В первую очередь тебя. Говорит, что ты довела её до инфаркта.

Что ты настроила Никиту против семьи. Что ты специально разрушила их жизнь.

— Ожидаемо.

— Мама, она грозится судом. Говорит, что подаст иск о клевете, о краже.

— Пусть подает. Я ничего не крала, не клеветала. Суд разберётся.

Даша помолчала.

— Ты не боишься?

— Нет, родная. Больше не боюсь.

Повестка в суд пришла через месяц. Тамара Петровна обвиняла бывшую невестку в умышленном причинении морального вреда, повлекшем ухудшение здоровья. Требовала компенсацию 300 000.

Инна смотрела на бумагу и чувствовала, как внутри поднимается холодная ярость.

Она совсем разум потеряла, тётя Зоя качала головой.

— Триста тысяч. — За то, что ты, наконец, сказала ей правду.

— Это не про деньги. Это про унижение. Она хочет, чтобы я снова почувствовала себя виноватой.

Никита ходил по комнате, как зверь в клетке.

— Я поеду к ней. Скажу всё, что думаю.

— Нет. Это только ухудшит ситуацию. Мне нужен адвокат.

Адвоката нашла Антонина, её племянник, работал в юридической конторе в райцентре.

Молодой парень по имени Денис, серьёзный не по годам, с внимательным взглядом за стеклами очков.

— Дело гнилое, сказал он, изучив документы.

— У истца нет доказательств причинно-следственной связи между вашими словами и её инфарктом. Но судья может встать на её сторону, пожилая женщина, проблемы с сердцем, эмоциональный стресс.

— Что посоветуете?

— Собрать свидетелей. Людей, которые видели, как она обращалась с вами все эти годы.

— Чем больше, тем лучше.

Инна задумалась. 20 лет унижений, и ни разу она не жаловалась. Терпела молча, прятала обиды. Кто мог видеть.

Соседи подсказали тёте Зое, помнишь Марию Степановну?

— Она жила напротив вашего дома. Всё видела, всё слышала.

Мария Степановна, маленькая сухонькая женщина семидесяти лет, согласилась дать показания сразу.

— Давно пора было этой мегере рот заткнуть, — заявила она, когда Инна приехала к ней.

— Я столько раз слышала, как она на тебя орала. Однажды прямо во дворе, при всех, назвала тебя. Не могу повторить, срамота.

— Вы готовы сказать это в суде?

— С удовольствием. И подруг своих позову, они тоже свидетели.

Нашлись и другие.

Бывшая коллега Инны, которая слышала телефонные разговоры со свекровью. Продавщица из магазина рядом с домом, которая видела, как Тамара Петровна толкнула Инну на парковке три года назад. Даже дальний родственник Сергея, двоюродный брат, с которым свекровь поссорилась много лет назад.

— Она всегда была ядовитой змеей. Сказал он Денису.

Всех вокруг себя жрала. Инна просто попала под раздачу.

Заседание назначили на март. Инна готовилась, собирала документы, репетировала показания, пыталась не нервничать. По ночам снились кошмары зал суда, злорадное лицо свекрови, приговор, тюрьма.

— Ты не виновата, повторял Никита каждое утро. Не дай им снова сломать тебя.

Пекарня не останавливалась.

Работа помогала отвлечься, заполняла время, приносила деньги. Инна откладывала на адвоката, на возможный штраф, на черный день.

За неделю до суда случилось неожиданное.

Инна стояла за прилавком, раскладывая булочки, когда перед ней остановилась женщина в дорогом пальто. Знакомые черты, ухоженные светлые волосы, растерянный взгляд. Марина.

— Здравствуйте, — тихо сказала любовница.

Бывшая любовница. Инна молча смотрела на нее.

— Я знаю, вы меня ненавидите. Имеете право. Но мне нужно кое-что сказать.

— Говорите.

Марина оглянулась, словно боялась, что их услышат.

— Не здесь. Можно поговорить наедине?

Инна кивнула Никите, который настороженно наблюдал за ними, и вышла из-за прилавка. Они отошли к пустому месту за рядами.

— Слушаю. Марина достала из сумки конверт. Это записи. Диктофонные записи разговоров Тамары Петровны.

— Что?

— Я записывала. Не специально, просто. Я хотела понять, во что ввязалась.

— Она планировала всё с самого начала. Развод, дом, ваше унижение. Здесь есть разговоры, где она признается, что намеренно портила ваш брак.

Инна взяла конверт. Руки дрожали.

— Зачем вы это делаете?

Марина отвела глаза.

— Потому что поняла, какой была дурой. Сергей. Он не тот человек, которым притворялся. А его мать монстр. Когда я попыталась уйти, она угрожала мне. Говорила, что уничтожит мою репутацию, что расскажет всем, будто я воровка.

— И вы решили отомстить?

— Нет. Я решила сделать правильную вещь.

Впервые за три года Инна смотрела на эту женщину молодую, красивую, напуганную и чувствовала странную смесь злости и жалости.

— Вы разрушили мою семью.

— Знаю. И мне жаль. По-настоящему жаль. Я думала, что любовь оправдывает всё. Оказалось нет.

Марина повернулась, чтобы уйти, но остановилась.

— Он никогда вас не любил. Но и меня тоже. Сергей любит только себя. Это единственная правда, которую я узнала за эти годы.

Она ушла, оставив Инну с конвертом в руках. Вечером они слушали записи вместе Инна, Никита, тётя Зоя и Денис.

Голос Тамары Петровны звучал из динамика, холодный и расчетливый.

Продолжение...