Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 168
Теперь главной задачей стало заставить Леднёва клюнуть на наживку, хитроумно приготовленную для него Конторой. План созрел в головах Орловского и его начальства, а мне оставалось лишь ждать и нервничать. Только я, как не умеющий сидеть без дела человек, тоже думала, как всё реализовать. Не прийти же мне к Владимиру Кирилловичу в кабинет с невинными глазами и не заявить: «Папа, ты представляешь? Я узнала, что твои деньги из банка на Каймановых островах украл юрист Левченко!»
Это было бы равносильно решению добровольно расстаться с жизнью. Сразу за таким признанием посыпалась бы такая гора колких, испытующих вопросов, что она неминуемо погребла бы меня под собой. Леднёв почуял бы подвох за версту. К тому же в его мире огромных денег носителей информации такого уровня секретности потом находят где-нибудь в лесу подмосковном – по частям, в пластиковых мешках, и долго не могут опознать даже по отпечаткам. Эта мысль леденила душу.
На следующий день, придя в кабинет к Орловскому, я, набравшись смелости, спросила его обо всём напрямую. Попросту не осталось во мне душевных сил, чтобы сидеть и ждать у моря погоды. Роман, отложив в сторону папку, ответил мне с обезоруживающей простотой:
– Алина, как бы этого не хотелось, но в Москву должна приехать твоя мама.
– Зачем? – вырвалось у меня, и я сама услышала в своём голосе нотки паники. – Мы же договорились, что её не впутывают!
– Только послушай без нервов, до конца, – он сделал успокаивающий жест. – Она приедет, придёт к Леднёву прямо сюда, к нему в кабинет, и скажет, что очень устала жить в нищете и страхе. Что мечтает провести последние пару десятилетий своей жизни в роскоши и спокойствии. Но для этого им нужно заключить сделку. Во-первых, Владимир Кириллович должен будет отыскать Левченко, поскольку тот, воспользовавшись моментом, попросту украл все деньги, когда вы обратились к нему за помощью.
– На языке Леднёва и ему подобных это называется «скрысятничать», – машинально заметила я, вспомнив его любимые циничные словечки, которые изредка проскальзывали в приватных беседах.
– Совершенно верно. Павел Аронович попытался увести средства, но, по нашей легенде, не успел.
– Он же в СИЗО сидит! Как это объяснить?
– Насчёт этого не волнуйся, – Орловский хитро прищурился. – Левченко уже пошёл на сделку с нами в обмен на пребывание в программе защиты свидетелей. Моё руководство приняло такое решение, учитывая, какие у Леднёва высокопоставленные покровители. Они, как крысы с тонущего корабля, сделают что угодно для сохранности своих активов. Уберут кого угодно и так далее. Потому всё будет устроено так, словно Павел Аронович, ухватив жирный куш, только-только собрался свалить за границу и залечь там на дно, но люди Леднёва, благодаря информации твоей мамы, его перехватят в самый последний момент. В обмен на это она и попросит свою долю.
В голове тут же выстроилась жуткая логическая цепочка.
– И что дальше? – спросила я тихо. – Их следующим шагом станет – выполнить приказ моего липового папаши об устранении мамы, как лишней свидетельницы? Ведь если доступ есть у Левченко, она, получается, больше не будет Леднёву нужна. Просто расходный материал. Зачем с ней делиться?
– Всё так, – кивнул Орловский, не скрывая суровой правды. – Но не волнуйся. Ольге Сергеевне будет обеспечена персональная безопасность, мы укроем её в надёжном месте, которое даже я не буду знать до последнего. И тебя вместе с ней, поскольку, прости за прямоту, после появления Иноземцевой надобность в тебе у Леднёва пропадёт. Ведь ты ему была нужна лишь для того, чтобы добраться до Ольги Сергеевны, и только. Ты исполнила свою роль. Вернее, вы обе.
Горький комок подступил к горлу.
– Прекрасно это понимаю, – прошептала я, ощущая себя пешкой на огромной шахматной доске.
– Хорошо. Затем Владимир Кириллович станет вести «силовые» переговоры с Левченко, тот «сломается» и откроет доступ к деньгам. Леднёв, конечно же, захочет немедленно перевести их ещё куда-то, в более безопасную гавань. И когда это состоится, – все транзакции станут происходить под нашим пристальным наблюдением с помощью специальных технических средств, – он будет задержан с поличным.
– А потом, когда окажется в вашем СИЗО, станет молчать, как рыба, – мрачно заметила я, представляя его каменное, непроницаемое лицо. – Или начнёт торговаться. Он же прекрасно понимает: стоит ему только рот раскрыть, и ему сразу его закроют. Притом неважно, ваше СИЗО или какое-то другое.
– Посмотрим, – усмехнулся Орловский, и в его улыбке было что-то хищное. – Твоя мама – живой свидетель тех преступлений, что Леднёв совершал в лихие девяностые, она помнит все схемы по отмыванию и выводу денег через тот самый благотворительный фонд «Надежда». К этому мы подключим наших аналитиков, которые уже месяцы копаются в его прошлом, и в итоге Владимиру Кирилловичу просто некуда будет деваться. Гора улик вырастет до небес. Что касается места пребывания, то кто тебе сказал про СИЗО? – он хитро улыбнулся.
– Хорошо, – сказала я, ощущая вдруг неприятный холодок на шее, словно кто-то невидимый сзади придвинул холодные пальцы и готов в любой миг схватить. – Не по себе мне что-то, Рома. Страшно за себя, за маму. Даже за тебя, хотя ты у нас вон какой оказался… товарищ майор.
Он не стал ничего говорить. Просто протянул руку через стол, накрыл своей широкой, тёплой ладонью мою холодную, сжал её и посмотрел в глаза с нежностью и твёрдой уверенностью:
– Всё будет хорошо, Алёнушка. Я не дам тебя в обиду. Мы доведём это до конца. Вместе.
В его прикосновении была опора, но где-то глубоко внутри души продолжал жить страх. План был идеален. Слишком многое могло пойти не так.
***
Вечером того же дня я сидела дома и думала о том, что Орловский, разумеется, прав. Моя мама – единственный способ сделать так, чтобы охваченный алчностью Леднёв клюнул на приготовленную для него Конторой приманку. Да и как может быть иначе? Ладно бы два-три или даже десять миллионов долларов. Но больше четверти миллиарда! От такого ни один богатей не откажется, каким бы осторожным ни считал себя.
Орловский был прав. Без мамы вся наша многоходовка рассыпалась. Леднёв никогда не поверит словам обезличенного посредника, который якобы что-то узнал. Ему нужна живая Ольга Сергеевна Иноземцева, его давняя угроза, явившаяся лично, чтобы выторговать себе кусок пирога. Это была единственная логика, которую он понял бы и принял. Такие, как Владимир Кириллович, привыкли мерить людей по себе.
Я набрала номер. Мама сняла трубку почти сразу, её голос прозвучал настороженно, как всегда.
– Алёнушка? Что-то случилось?
– Мам, здравствуй, – мой голос дрогнул, и я закусила губу, заставляя себя говорить ровно. – Мама, слушай внимательно. Ты должна приехать в Москву. Как можно быстрее.
На той стороне повисло гробовое молчание.
– Ты… с ума сошла? – наконец выдавила она шёпотом, полным такого ужаса, что мне стало физически больно. – Он же… там. Найдёт, и тогда мы с тобой…
– Он уже нашёл, – сказала я жёстко, выжигая из голоса всю нежность. Это был тот самый тон, которому меня научила жизнь в детском доме. Ситуации, когда ты либо сильная и держишься, пусть даже из последних сил, или когда ты – размазня, и об тебя в этом случае кто угодно станет вытирать ноги. – Леднёв нашёл меня, когда пригласил к себе в кабинет и назвал своей дочерью. С тех пор я фактически его заложница. Теперь же он хочет через меня выйти на тебя. Так давай не будем ждать, пока его люди начнут рыскать по всему Екатеринбургу, а рано или поздно это обязательно случится. Приезжай сама. На наших условиях.
– Каких условиях? Алина, что ты задумала? О чём ты говоришь?
– О финале этой истории, мама, которая длится уже тридцать лет! – я не сдержалась, и слова полились стремительно, горячо. – О конце этой беготни. Он украл у нас всю жизнь. Пора восстановить справедливость и продолжить жить, но уже без страха. Но для этого тебе нужно появиться здесь. Прийти к нему и предъявить счёт.
– Ты предлагаешь мне шантажировать Леднёва? – в её голосе прозвучал почти истерический смешок. – Это безумие какое-то!
– Нет. Это единственный шанс выжить, – я перешла к главному, к той легенде, которую мы с Орловским придумали. – У него есть слабое место. Те самые деньги, которые мы собирались забрать, но вместо нас это сделал доверенный юрист Владимира Кирилловича Левченко. Ты приезжаешь, говоришь, что у тебя есть информация, где его искать, и предлагаешь сделку: помогаешь вернуть деньги, а он даёт тебе процент и гарантии безопасности. Навсегда.
Мама молчала, и я слышала её прерывистое дыхание.
– И он в это поверит?
– Поверит. Потому что это будет правдой. Левченко уже… с нами.
– С кем это с нами?
– Мама, поверь, всё под контролем. Я не брошу тебя. С нами будет лучшая охрана. Я не могу всего рассказать тебе по телефону, надо просто поверить, купить билет на самолёт и прилететь в Москву ближайшим рейсом.
Снова тишина. Долгая. Я сжала телефон.
– А если не получится? – спросила она тихо, уже без паники, с какой-то ледяной, смертельной усталостью.
– Всё обязательно получится. Против Леднёва ополчились люди, возможности которых намного превышают даже десяток таких, как он. И нам не придётся использовать Кольцова, рискуя его подставить под удар.
Я услышала, как она тяжело вздохнула. Потом прозвучало тихое, твёрдое:
– Хорошо.
От этого одного слова у меня подкосились ноги, и я опустилась на стул.
– Я уже собираюсь, – сказала она, и в её голосе впервые за много лет зазвучали не страх и покорность, а решимость. – Только обещай мне одно, Алёнушка.
– Что?
– Если что-то пойдёт не так… ты спасёшь себя. Не думай обо мне. Спасёшь себя.
Слёзы наконец хлынули у меня из глаз.
– Договорились, – прошептала я.
– До встречи, дочка.
Она положила трубку первой. Я сидела, уставившись в стену, и телефон выпал из рук. Я только что подписала приговор самому дорогому человеку. Или выписала ему пропуск в новую жизнь. Разницу между этими вещами должен был определить Орловский, Контора и слепая удача. А от меня теперь требовалось одно – играть свою роль до конца и не дать Леднёву заподозрить в этой истории хоть что-то, кроме жадности и отчаяния двух женщин, которых он когда-то сломал.
***
Мама прилетела ближе к обеду следующего дня. Я не встречала её, поскольку была на работе. Вместо меня это сделал Орловский вместе со своими коллегами. Усадили в машину, отвезли на служебную квартиру, обеспечили всем необходимым. Потом Роман вернулся в офис и обо всём мне рассказал.
– Вот видишь, заодно я познакомился с твоей мамой. Очень милая интеллигентная женщина, представляю, какая в молодости была красавица.
– Ох, какой же ты льстец, Орловский! – погрозила я ему пальцем, не сумев сдержать улыбки.
– Кто, я?! – делано изумился он. – Вот так всегда. Скажешь правду – не верят. Наврёшь с три короба – примут за чистую воду.
– Ну ладно, приняла, – сказала я. – Можно ей позвонить?
Роман отрицательно помотал головой.
– Давай лучше ты вечером поедешь к ней. Я отвезу. Поговорите, а с завтрашнего дня будем Ольгу Сергеевну инструктировать.