Найти старика, который просто исчез, оказалось сложнее, чем Лике представлялось. Первые два дня они действовали как самые обычные люди в самой необычной ситуации.
Их расследование упёрлось в тупик. Найти продавца дома у реки оказалось нереально, хоть Михаил Иванович сделку и заключил. Соседи знали немного. Пожилая женщина с нижней квартиры, та самая «оконная наблюдательница», при виде фотографии кивнула своими седыми кудряшками:
— Михайлыч-то… Засобирался ещё летом. Всё говорил: «Надоело, Надюш, в кирпичных джунглях. Куплю домик у воды, тишины настоящей послушаю». — Она вздохнула, поправляя очки. — А перед отъездом какой-то был… Не свой. Бледный, глаза бегают. В магазин бегал, краску какую-то покупал. И в почтовом ящике у него лежало письмецо с маркой… не нашей области. Зареченская, кажется. Видела, когда вынимала свою газету.
Больше она ничего не знала. Только что он «собирался к тишине». Это было всё. Пыльное письмо с чужой маркой и метания перед побегом. Значит, искать нужно надо не того, кому он отдал деньги в городе, а того, кто их взял в другом месте.
— Вернуться в квартиру и поискать то самое письмо? – спросила Лика Диму.
— А может, он забрал его с собой? — Он глянул в сторону окон Михаила Ивановича. — В принципе, пока мы рядом, можно и вернуться. Но жутко…
— Мне тоже страшно, – она коснулась холодными пальцами его руки. — Но…
—Ты думаешь, я боюсь? — усмехнулся Дмитрий. — Больше беспокоюсь за тебя. Идём.
Он первым двинулся к лестнице, а Лика непонимающе пожала плечами, зная, что и ему страшно. Просто не захотел показывать вида. На месте нового друга она поступила бы так же. Тень Кусаки, загнанная в меловую спираль, словно расплющилась и походила на тёмное пятно посреди комнаты. Что будет с этой сущностью ночью, оставалось неизвестным, поэтому решили действовать быстро, до темноты.
Вещи хоть и разбросаны повсюду, но на письменном столе Михаила Ивановича царил относительный порядок. Дима вспомнил, где обычно ищут улики, и, расстелив найденную на полке газету, высыпал на неё содержимое мусорного ведра.
—Что ты делаешь? — воскликнула Лика, инстинктивно зажав нос рукой. Воняло тухлятиной и забродившими ягодами.
— Старик мог выкинуть конверт, поэтому молись, чтобы он сделал это дома, – ответил Дмитрий. — А ты не стой. Надень вот. — Он протянул ей пару прохудившихся рабочих перчаток. — Мало ли. Не вздумай свои отпечатки везде оставить.
— Отпечатки?
— Да шучу я, шучу, – ответил Дима вполне серьёзно.
Лика, поморщившись, натянула перчатки. Грубая изнанка холодила кожу. Она наблюдала, как мужчина копается в мусоре, понимая, что его идея верна, но выглядело это отвратительно.
— Бинго! — вскрикнул Дима, показывая ей смятый конверт. – Бери ручку…
— У меня нет, – растерялась Лика, – я в телефон запишу. Диктуй.
Он назвал адрес и имя с фамилией отправителя, добавив:
—Так мы найдём Иваныча и поможем ему. А там кто его знает, может, эти твари отступят?
Пока Дима изучал конверт, Лика, преодолевая брезгливость, решила проверить другое место. Она двинулась на кухню. Воздух здесь застыл спёртым дузом и пах старым жиром. Под раковиной стояла пластиковая корзина, доверху набитая упаковками, обёртками и прочим хламом. Она перевернула её над раковиной. Среди обрывков и скользких пакетов её взгляд зацепился за смятый бумажный чек. Она расправила его. Чек из сети строительных магазинов «Фундамент». Не местной. Дата — за два дня до исчезновения. Покупки: банка масляной краски «ультрамарин», кисти, уайт-спирит, перчатки.
— Смотри, — она вернулась в комнату, протягивая находку Диме. — Он готовился. Не просто бежал. Ехал обустраиваться. Красить.
Воздух в комнате шевельнулся, словно по ногам пробежал сквозняк. Тень в меловой ловушке вздрогнула и тихо завыла. Словно чуяла, что её власть скоро закончится, подумала Лика.
— Валим отсюда, и газеты забери, пригодятся, – сказал Дима, собрав конверт и чек. Он потянул Лику за рукав. Она поморщилась, потому что от нового друга воняло помойкой. Он поймал её взгляд и рассмеялся:
— А ты думала, легко ли быть детективом. Идём ко мне. Помоем руки и чай попьём, да что-то жрать хочется.
— Это после мусорки-то?
Она вышла на лестницу и, глядя на солнце, прячущееся за крышами домов, почувствовала небольшое облегчение. Успели найти важные улики, и никакая сила не помешала им. Спускаясь по ступеням, женщина поняла, что стала меньше бояться этого дома. Они словно стали соучастниками общего кошмара. И жилище терпело её визиты и копание в его внутренностях.
— Но как понять, где его новое убежище, — сказал Дмитрий, открывая дверь их теперь общего убежища. — Конверт и чек есть, а вот письмо старик, конечно же, забрал с собой.
Они сидели в подвале Димы, и чувство бессилия стало гуще и горче плесени на стенах.
— Он купил пристанище, а не ловушку, — мрачно констатировал Дима. — И всё равно попал в капкан. Значит, она его настигла. Или… он сам привёз её с собой в коробке.
— Значит, нужно искать не обычным способом, — тихо сказала Лика. Она смотрела на бархатную шкатулку, лежащую между ними на столе. — Следы ведут в Зареченск, но больше никуда. У нас есть инструменты, чтобы понять, что он увидел там. Что видит тень.
— Почему ты решила, что у тебя получится? — спросил скептик Дима. — У тебя разве есть какой-то дар?
— Кто его знает, – пожала плечами Лика. – Знаешь, я слышала, что способности появляются после экстремальных происшествий или встречи со сверхъестественным. А оно последние дни не отходило от меня.
— Это ты обо мне, конечно? – вполне серьёзно спросил он, и впервые Лика засмеялась звонко, весело и легко ударила его ладонью в грудь.
— Ну, рассмешил.
— А что делать, когда за тобой начинает ходить по пятам демон или даже смерть, – вполне серьёзно ответил он, – осталось лишь ржать.
Лика задержала взгляд на его широком открытом лице и кивнула.
— А газеты зачем? — спросила она его, показав взглядом на стопку макулатуры, которую Дима захватил из квартиры Иваныча..
— Завернуть что-нибудь или подстелить…
— Смотри, – Лика глянула на обрывок газеты «Зареченский вестник», который Дима прихватил со стола. На полях чьей-то рукой (почерк Михаила Ивановича она узнала по старым квитанциям в столе) были нацарапаны цифры: расчёты, суммы. А в углу — кружок вокруг крошечного объявления: «Продаётся участок с домом в кооп. «Волна». Тишина, река. Торг. Тел...» Номер телефона был обведён ручкой — видимо, старик уже созвонился.
Их взгляды встретились.
— Как же сразу не увидели, – она ткнула пальцев в исписанный клочок газеты. — Он не просто собирался, — прошептала Лика, показывая пальцем на газету Диме. — Он уже всё решил. Купил. Это было его свежее решение.
Дима кивнул, не отрываясь от телефона. Уже через двадцать минут раздался первый «плюсик» под его постом с описанием синего ящика и лодки из видения Лики. А потом — комментарий: «Похоже на старый дачный кооператив «Волна» под Зареченском. Там у воды такие синие ящики ставили лет двадцать назад. И лодки такие же ржавые у многих валяются».
—Зареченск. Тот самый город с марки на письме. Кооператив «Волна». Участок с домом, купленный для тишины.
— Здорово. Это ещё одно подтверждение, – согласилась Лика, – а теперь идём. Надо попробовать… Чувствую, что получится.
— Прям, чувствуешь? – Дима лукаво подмигнул ей. — Ну, раз так, идём. Всё равно там хоть вид из окна, не то, что в моём подвале.
Обратно в квартиру Михаила Ивановича — не как сыщиков, а как ловцов эха — их привела настойчивость Лики. Обычное расследование дало им только контекст: старик бежал к чему-то, к тишине у воды, и, возможно, прихватил с собой свою погибель. Но где именно он теперь — знала только та самая тень, что осталась в его опустевшем городском гнезде.
Воздух в опустевшей обители Михаила Ивановича по-прежнему висел тяжёлым, сладковатым саваном. От мусора на ковре осталась тёмная лужица с кислым запахом. Лика глянула на Диму, и тот, поймав её выражение лица, открыл окно. Она встала на колени перед границей круга, в руке — чёрное, отливающее синевой перо ворона. В центре комнаты, внутри меловой спирали, полупрозрачная тень-Кусака шевельнулась и поползла, уткнувшись в невидимую грань, нарисованную мелом.
— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросил Дима, его голос звучал приглушённо в давящей тишине. Он изучал комнату, его взгляд выхватывал детали: беспорядок, который не казался случайным. Он до сих пор излучал паническое бегство хозяина. — Это как сунуть палец в розетку, чтобы узнать, где электростанция.
—Не палец, — поправила Лика, сжимая в другой руке стеклянную бусину. Её гладкая прохлада служила якорем. — Перо. Оно для связи. Я не буду слушать тень. Я попытаюсь… увидеть то, что видела она. К чему привязан её голод.
Она закрыла глаза, отогнав страх. Вместо этого вызвала в памяти образ дяди Артёма за мольбертом — концентрацию, переводящую хаос в порядок. Она поднесла перо к самой границе мелового круга, к тому месту, где эфемерная тень билась сильнее всего.
Сначала ничего не происходило. Только собственное неровное дыхание. Потом… перо в пальцах дрогнуло. Не физически. Это походило на вибрацию где-то в костях, едва уловимое чувство натянутой струны. За ней потянулся образ. Нечёткий, как через запотевшее стекло.
Дмитрий наблюдал за ней. Вытащил ржавый гвоздь, ещё один артефакт старьёвщика и сжал его в кулаке, на случай, если Кусака попытается напасть на Лику.
Женщина погружалась в видение, в чужие воспоминания, в то, что видел он, домовладелец. Старик, для которого тишина стала проклятием.
Вода. Не просто река. Медленное, ленивое течение. Блики солнца на ряби, слепящие глаза.
Звук. Не тишина, а её противоположность — монотонный, убаюкивающий плеск о деревянные сваи.
Запах. Свежая краска. Масляная, едкая. Смешанная с запахом речной сырости.
И деталь. Яркая, как вспышка. Синий. Не просто синий. Ядовито-синяя краска, небрежно наляпанная на старый почтовый ящик. На его боку — цифры. Не номер дома. Две цифры: «14». А рядом с ящиком, прислонённая к забору, — лодка-плоскодонка. Перевёрнутая вверх килем, как мёртвая черепаха. На её днище отслаивалась белая краска, обнажая ржавое железо.
Лика ахнула и отдёрнула руку, как от огня. Перо выпало из пальцев, но Дима поймал его на лету. Оно обожгло пальцы ледяным телом.
— Что? — резко спросил он.
— Синий ящик… цифра 14… старая лодка, — выдохнула она, потирая виски. Голова гудела. — Он красил. Красил что-то синей краской. И чувство… не страха. Безысходности. Пустоты. Как будто он уже там… сдался.
— Хорошо, — Дима тут же перешёл в практическую плоскость. Он достал свой старенький, но выносливый телефон. — Синий почтовый ящик, 14, лодка. Заречный район. Рыбацкий посёлок или пригород у большой реки. Не у нас в области. Публикуем в трёх местах: местный паблик рыбаков и краеведов, группа по городскому исследованию (они любят искать локации), и… — он запнулся.
— И что?
— И в группу, где сидят дальнобойщики и таксисты, которые возят по области. Они знают каждый столб. Подпишем: «Ищем это место для фотосессии. Узнаёте?»
Теперь у них появилась не просто мистическая догадка, а двойное подтверждение: и земное (письмо, чек, газета, слова соседки), и потустороннее (образ через перо). Путь был ясен как никогда.
***
Когда они снова вошли в лавку «Старьёвщик», старик поднял на них взгляд, и в его бусинках-глазах мелькнуло нечто вроде усталого ожидания.
— Нашли нить, — констатировал он, глядя на бледное, но решительное лицо Лики и на сосредоточенную гримасу Димы.
— Зареченск, кооператив «Волна», участок 14, — чётко выпалила Лика. — Вроде бы нашли. Но… Что нас ждёт?
Антиквар медленно отложил тряпку.
— Вас ждёт источник. Не эхо, не тень. Голодная, укоренившаяся сущность, которая уже переваривает свою пищу. Вы будете для неё как… десерт. Сопротивляющийся, живой.
— Как её оторвать? — спросил Дима. — От старика.
— Разорвать симбиоз можно двумя путями. Уничтожить сосуд — куклу. Рискованно. Или… предложить ей более сильную, более сладкую привязанность. Более громкую тишину. — Его взгляд скользнул по Лике. — Вы носите в себе тишину вашего дяди. Она для неё может пахнуть… родственной. Но это игра в подмену. Вы можете стать новой мишенью.
— А если мы уничтожим куклу на месте? — настаивал Дима.
— Тогда сущность, лишившись якоря, бросится на ближайший подходящий источник. На того, кто больше всего полон отчаяния или тишины в тот момент. — Он посмотрел на них обоих. — Будьте готовы. И помните правило, которое вы сами вывели: их нужно пригласить. Но приглашением может стать не только действие. Может стать… капитуляция. Старик там уже капитулировал. Его тишина — это и есть открытая дверь.
Он протянул им небольшую, тёмную стеклянную бутылочку без этикетки. Внутри что-то маслянистое и тяжёлое плескалось.
— Дёготь берёзовый и зола от ивы, что росла на перекрёстке. Не панацея. Но если нанести на порог и окна — создаст барьер, неприятный для них. Даст вам время. Очень мало времени.
Они взяли бутылочку. Информация казалась страшной, но путь ясен.
— Последний вопрос, — сказала Лика уже в дверях. — Почему вы нам помогаете? Если вы просто смотритель.
Старик снова надел очки, и его лицо стало непроницаемым.
— Потому что интересно наблюдать, сможет ли носитель тишины использовать её не как пищу для них, а как оружие против них. Научный интерес. И потому, что если вы проиграете, ваши души, скорее всего, пополнят коллекцию. А хорошие экспонаты всегда в цене. Не вы первые… Но бывали случаи, что у кого-то получалось.
Они вышли в холодную ночь, уже не просто следователями, а экспедицией, идущей на штурм логова. У них был образ с лодкой, адрес кооператива, бутылка с горькой защитой и знание цены ошибки. Дорога на Зареченск лежала перед ними, тёмная и безмолвная, как и всё в этой истории.
***
Ночью Лике приснился странный сон.
Она снова пришла к старьёвщику, глубоко вдохнула и взялась за ручку двери. Лавка «Старьёвщик» погрузилась в гробовую тишину. Антиквар стоял у стойки, его пальцы медленно перебирали чётки из пожелтевших фарфоровых зубов. Он ждал. Он знал, что она придёт.
Дверь открылась без стука. На пороге застыла Лика. За одну ночь она словно состарилась на несколько лет. Под глазами залегли тёмные тени, но в самих глазах горел холодный, негнущийся огонь. В руке она сжимала ту самую треснувшую фарфоровую куклу — Предвестницу.
— Я знаю, что вы здесь не продавец, — её голос был хриплым от недосыпа, но твёрдым. — Вы — сторож. Или тюремщик. Я хочу знать правду. Всю.
Антиквар медленно кивнул, его бусинки-глаза безразлично скользнули по кукле в её руке.
— Входи, Лика. Правда — единственная валюта, что имеет здесь ценность.
Он провёл женщину в потайную галерею. Лика замерла на пороге, дыхание перехватило от вида десятков проклятых полотен, чьи взгляды, казалось, пронзали насквозь. Она увидела пустую раму, идентичную той, что висела в мастерской дяди, с пометкой «Мадемуазель Элиза».
— Где мой дядя? — спросила она, поворачиваясь к нему.
— Частично — здесь, — Антиквар указал на пустую раму. — Его сознание, его талант... стали топливом и инструментом. Он теперь вечный Художник для её Свиты. Он рисует им новые жертвы. — Он сделал паузу, давая ей осознать ужас этого. — А частично... он в тебе. В твоих генах, в твоей памяти. Проклятие часто наследуется. Тишина, которую он нёс в себе, сделала его идеальной мишенью. А твоё любопытство и связь с ним... делают идеальной мишенью тебя.
— Почему вы не остановили это?
— Потому что их нельзя уничтожить, — холодно ответил старик. — Их можно только сдерживать. Иногда — перенаправляя их голод на тех, чья жертва принесёт больше пользы, чем вреда. Чаровщик был стар и одинок. Художник — сломлен войной. Их исчезновение... стабилизировало систему на годы. Ты можешь спасти мальчика, но время поедает последние надежды.
Лика с отвращением отшатнулась.
— Вы... вы их кормите людьми.
— Я поддерживаю хрупкое равновесие, — поправил он. — Мир за стенами этой лавки спит спокойно, потому что кто-то соглашается бодрствовать. И платить цену.
Внезапно кукла в руке Лики дёрнулась. Трещина на её щеке будто бы расширилась, и из неё сочился тонкий, едва слышный шёпот, который Лика ощущала скорее костями, чем ушами: «Беги... Ловушка...»
Антиквар вздохнул.
— Агент №743 всегда была непредсказуема. Слишком много страха. Слишком много... жажды свободы. — Он сделал шаг к Лике. — Ты выжила в ночь. Ты поняла правила. Это многое говорит о тебе. У тебя есть выбор, Лика.
—Какой выбор? — прошептала она, сжимая куклу так, что пальцы побелели.
— Стать следующей жертвой. Исчезнуть, как твой дядя, и, возможно, на время утолить их голод. Или... — его голос стал тише и многозначительнее, — занять моё место. Стать новым Хранителем.
Лика смотрела на него в ошеломлении.
— Ваше... место?
— Я стар. Очень стар. Эта работа... выжимает все соки. Рано или поздно я совершу ошибку. И тогда все они, — он обвёл рукой галерею, — вырвутся наружу. Город, страна, мир... они не готовы к такой тишине. Ты умна. Ты устойчива. И проклятие уже коснулось тебя. Ты идеальный кандидат.
Лика смотрела на пустые глазницы картин, чувствуя, как на неё давят сотни голодных взглядов. Она думала о дяде, запертом в кукольном аду. О Михаиле Ивановиче, которого она не смогла спасти. О мальчике с машинкой, который, возможно, станет следующей жертвой.
Она могла бежать. Попытаться забыть. Но шёпот куклы в её руке и память о дяде не дали бы ей покоя никогда.
— Что я должна буду делать? — спросила она, и её собственный голос прозвучал для неё чужим.
— Изучать. Наблюдать. Вести записи, — он указал на толстую тетрадь. — И... принимать решения. Иногда тяжёлые. О том, чью тишину пожертвовать ради общего спокойствия. Ты будешь одинока. Ты никогда не сможешь никому доверять. Твоим единственным обществом будут их голоса.
Он протянул ей перо. Стальное, холодное, с набалдашником в виде свернувшейся змеи.
Лика медленно выдохнула. Она положила треснувшую куклу на стол и взяла перо. Оно было неожиданно тяжёлым.
—Хорошо, — сказала она. — Я остаюсь.
На лице Антиквара впервые за долгие годы появилось что-то похожее на эмоцию — смесь облегчения и жалости.
—Тогда первое правило Хранителя: никогда не привязывайся к экспонатам. Даже к тем, что шепчут тебе правду.
Он развернулся и, не оглядываясь, вышел из галереи. Лика слышала, как щёлкнул замок в главной двери лавки. Он ушёл. Навсегда.
Она осталась одна. В тишине, нарушаемой лишь скулящим гулом голодных артефактов. Она подошла к тетради и открыла её. Бесконечные списки имён, дат, исходов.
И тогда она ощутила это. Лёгкое прикосновение в своём сознании. Тонкий, как паутина, голосок. Голос Предвестницы.
«Спасибо... Новый Хранитель... Я помогу...»
Лика взяла перо, обмакнула его в чернильницу и на чистой странице вывела твердой рукой: «Лика, новый Хранитель. Приняла обязанности. Наблюдение продолжается».
Она подняла взгляд на пустую раму «Мадемуазель Элиза». И ей показалось, что в её глубине на мгновение проступил знакомый силуэт — силуэт человека с кистью в руке, застывший в немом крике.
продолжение следует...
понравилась история, ставь пальцы вверх и подписывайся на канал!
Поддержка донатами приветствуется, автор будет рад. Помоги купить новую клавиатуру.
на сбер 4276 1609 2987 5111
ю мани 4100110489011321